Женщина, все еще в объятиях жены ювелира, всхлипывала:
– Не пой-ду-у… Если я теперь пойду, вторая жена мне на шею сядет!
Улыбка сбежала с лица невесты, которая, кажется, только теперь начала понимать, что происходит. Жена ювелира, будто вестник гнева Господнего, изрекла:
– Это ваша вина, что вы ей как следует не объяснили. Ты говорил ей, ты, Трихвостень?
Потом она зашептала в ухо женщины – словно нежнейший ветерок, так любовно, так интимно, так близко: «Ну что ты говоришь, глупышка? Потерпи еще капельку!», что та раньше почувствовала прикосновение губ к своему уху, чем услышала ее слова. Свой же ответ: «Не стану я терпеть» – женщина совсем не услышала, так как и холм, и глинобитную стену, и шелковичные деревья, и кучи кизяка сотряс повелительный рык жены ювелира:
– Трихвостень!!
Зейнальпур Трихвостень выступил вперед и по данному ею знаку заговорил:
– Что же теперь на попятный идти? Люди ждут. Но жена ювелира грозно перебила его:
– Ну и напрасно ждут! При чем тут люди? Силой здесь не возьмешь, братец. Ведь никто ей не объяснил, что к чему. Может, ты объяснил? Нет, конечно… Ну так объясни!
Боль в ноге крестьянина утихла, и он опять поднял крик:
– Ну чего там, давай! Хватит! Пошли давай!
Из-за поворота стены у самого начала подъема показался молла верхом на осле. Он держал перед собой большую книгу регистрации браков, упираясь ею в потник, и поспешал наверх, в новый дом на холме, на праздничное торжество. Увидев толпу, он слез с осла и подошел к ним. Жена ювелира сделала своим спутникам знак приблизиться. Все, кроме невесты и крестьянина, подошли, образовав кольцо вокруг двух женщин. Они стояли у самого косогора, под холмами, там, где гряду навозных куч, скрытых под снегом на всем протяжении стены, разделяла тонкая струйка жижи, стремившаяся слиться с другими ручейками и лужицами и отправиться вниз. Жена ювелира опять доверительно зашептала в ухо женщины:
– Свадьба, душа моя, – это предлог! Мы хотим показать людям новые места, показать, какая хорошая у вас деревня, какое прекрасное новое здание построили, – чтобы о деревне добрая слава пошла!
Тут она подмигнула старосте, показывая, что настала его очередь говорить.
Староста подошел и загудел прямо в ухо молодой женщине:
– Для нашей деревни это очень хорошо будет. Ты деревне помочь должна! – И уступил место ювелиру.
Тот наклонился к женщине:
– «Что выгодно, то и разумно»!
Очередь дошла до Трихвостня. Тот заговорил с женщиной наставительно:
– Соглашайся. Человек должен хорошо понимать свое предназначение, исполнять обязательства, нести ответственность… – И он пропустил вперед моллу.
Молла, взывая к идее вечного мира и согласия, изрек:
– Долг твой – пойти, – и отступил, освобождая место Трихвостню.
– Отовсюду люди собрались, – сказал тот, – дожидаются все. Не заставляй их ждать понапрасну. Надо честь деревни отстоять!
Он опять поменялся местами с моллой. На этот раз молла намекнул на средства возмездия и кары в этом мире и заключил:
– В такие расходы вошли, людей собрали… Смирись, и я сам тебе вскорости развод выхлопочу.
После всех этих наставлений и уговоров отказываться и упрямиться было уже невозможно. Женщина согласилась вторично. Все уже двинулись было дальше, но тут обнаружилось, что она разодрала свое парадное платье. Староста, блюдущий деревенскую честь, объявил:
– Платье порвано!
– Но ведь другого у нее нет, – возразила жена ювелира.
– Пусть кто-нибудь живо слетает, принесет то, которое она сняла, – предложил выход староста. Но присутствующим при их достоинстве и положении в обществе никак не подходило летать, да еще живо. Они топтались на месте, исподтишка поглядывая друг на друга и боясь, как бы жена ювелира, которая опять обняла и поцеловала женщину, не обратила к ним взоры и не приказала бы бегом бежать за платьем… Однако ювелиршу опять охватила истома, она закатила глаза, веки ее вздрагивали.
А тем временем невеста, игривая и грациозная, словно свернувшаяся в кольцо змея, поглядела на жениха и, выговаривая слова так живо и горячо, словно это были капли носка, стекающие с горящей свечи, спросила:
– Чего они там застряли? Поторопи их.
Недовольство жениха было подобно губительному смерчу, когда он поворотился к юному поклоннику искусства и заревел:
– Из-за чего задержка? Торопись давай!
Это разом решило проблему: по воле случая юнец был моложе и тоще других, вот и пришлось ему оставить на них великое бремя искусства, а самому пуститься в путь.
Задержка вынудила крестьянина присесть на сломанное сухое дерево, которое много лет пролежало здесь, преграждая дорогу ручейкам, стекающим из-под куч кизяка. Староста подкручивал усы. Ювелиру было холодно, он надвинул цилиндр на самые глаза и переминался с ноги на ногу. Супруга его закурила сигарету. Трихвостень повесил ее каракулевое манто на голую ветку шелковицы и сунул руки под мышки: он тоже замерз. Женщина в разорванном платье уселась, поджав ноги, под висящим манто, уперлась руками в землю и уставилась на свой подол. Моллу мучила отрыжка, он все время разевал рот. А невеста в своем воздушном, накрахмаленном наряде из белых кружев принялась отплясывать для собственного удовольствия, исполняя что-то вроде танца живота. Конечно, умиротворение первой жены должно было понравиться ей, но на самом деле радость ее была и глубже, и шире. Она радовалась, что кончился пост. И вместе с тем ей просто было весело, и ее тело стремилось к движению – не считаясь ни с окружающей обстановкой, ни с местом и временем, ни со средствами и возможностями. Вот и сейчас ей было безразлично, что она пляшет среди навозных луж, что ее туфельки и подол ее платья из органди, запылившиеся в дороге, теперь намокают в навозной жиже. Самое главное было попрыгать. Угнетенный бездельем, крестьянин поднялся с места и повернулся спиной к собравшимся, чтобы помочиться. Староста сбил свою шапку побольше набекрень. Жена ювелира вытащила из сумочки губную помаду и начала подкрашивать губы. Тут-то и появился запыхавшийся паренек.
Тогда староста, ювелир, молла и Трихвостень, растянув шубу жены ювелира и шерстяную абу моллы, изобразили занавес, за которым жена ювелира помогла женщине раздеться и натянуть на себя старое платье. Староста все пытался ненароком заглянуть за занавеску, но взгляд его натыкался лишь на дородную фигуру супруги ювелира.
Наконец с переодеванием было закончено, и процессия двинулась дальше. Молла верхом на осле ехал впереди, следом шел жених, ведя под руку невесту, они торжественно выступали за ослом. Дальше тянулись остальные; на этот раз они вели женщину перед собой. Они шли навстречу праздничному шуму.
Вдалеке на холме золотом сиял новый дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47