Она любила в нем твердость и страстность — и стремилась обратить эти свойства в нежность; она хотела превратить его в нежного раба.
— Ты сказал, что любишь меня. Минуту назад ты говорил это, вот на этом самом месте. И ты знаешь, что я люблю тебя. Разве в моей жизни теперь ничего не изменилось?
— Да, — кивнул он головой, — изменилось.
— И все же ты хочешь, чтобы я вернулась к нему?
— Но ты должна! Ты его жена!
— Ладно, — сказала она презрительно. — И что же тогда остается мне, какая жизнь? Может быть, ты мне солгал? Ты так боишься сказать правду?
— О чем ты говоришь? — сказал он беспокойно.
— Я говорю, что хочу, чтобы ты был мой, только мой. И чтобы я была у тебя одна.
— А Гэвин?..
— Гэвин?! — Она тихонько вскрикнула. — Ты так его боишься! Я уеду с тобой, уеду из этой долины туда, где Гэвин нас никогда не найдет. Я брошу все, что у меня есть, ради тебя, совсем не думая о последствиях — ты понимаешь? Я брошу все! Но ты, что ты бросишь?
— Ты не знаешь, что я уже бросил, придя с тобой сюда.
— Твое драгоценное самоуважение! У меня его сейчас совсем нет, но мне все равно — у меня есть любовь, настоящая любовь. Это… это святое.
— Но из этого ничего не выйдет.
— Ничего? Да ты мужчина или нет? Настоящий мужчина хочет иметь собственную женщину, хочет заботиться о ней. Он не станет прятаться от нее, увиливать, он не позволит ей жить с другим!
— Но Гэвин мой отец, — вяло возразил он.
— И все же ты его ненавидишь!
— Не-е-ет, — протянул он. — Нет, это не так. Но жить с ним вместе я не могу. Я собираюсь уехать, Лорел.
— Тогда возьми меня с собой!
Он в отчаянии тряхнул головой:
— Подожди, мне нужно время подумать.
— Время подумать?! Да я презираю тебя за это! А долго ли ты думал, чтобы привести меня сюда, в эту Богом забытую лачугу?!
— Долго думал, долго. Ты не знаешь, Лорел, как долго я думал. И лишь когда я не мог больше сдерживаться, когда уже ничего другого не оставалось, лишь тогда я привел тебя.
Он крепко держал ее за руки, и глаза его на мгновение вспыхнули гневом. Но гнев тут же угас, когда он понял, что она получает от этого удовольствие. Он угрюмо уставился в темноту. Из-за тучи выглянула луна, бледным светом осветила лес; ему на лицо упала тень.
— Тихо, ты что-нибудь слышишь?
Она прислушалась, но услышала лишь его тяжелое дыхание.
— Скажи, ты знаешь, что я действительно люблю тебя? Ты веришь в это, Клей?
— Думаю, что да.
— Когда будешь решать, что делать, ты должен знать об этом…
На северном склоне, примерно за милю от хижины, вспыхнул огонек. Кто-то разжег костер. Рука Клейтона сжала ей плечо.
— Одевайся, — велел он тихо.
Она дрожала: холодная и отсыревшая одежда неприятно студила разгоряченное тело. Он тоже одевался, положив револьвер на подоконник выбитого окна, и вглядывался в темноту.
— Лорел, до долины поедем вместе. Потом ты поедешь вперед, а я за тобою следом.
— Ты думаешь о том, что я просила? Чтобы забрать меня с собой?
— Да, думаю. И ни о чем другом думать не могу. Но сейчас нам надо ехать.
— Это ты придумал приехать сюда, — напомнила она ему. — Ты сказал, что…
— Неважно, — оборвал он ее. — Я знаю. Я хотел тебя. Я не мог больше терпеть.
Когда они седлали лошадей, было все еще темно. Она крепко прижалась к нему:
— Гэвин думает, что у меня не может быть детей, — прошептала она. — Но на этот раз я что-то почувствовала. Внутри себя. Словно я ждала тебя все это время. Словно ты подарил мне ребенка. Что-то такое щелкнуло, ты понял?
Клейтон нахмурился, но чем дольше всматривался он в ее глаза, блестящие в темноте, тем мягче становилось его лицо, и наконец он привлек ее к себе.
— Я тоже что-то почувствовал, — прошептал он.
— Клей, что бы ты ни сделал, я буду с тобой. Лишь бы ты любил меня, а я тебя никогда не покину, ни за что на свете!
Он тихонько засмеялся.
— Давай, садись, если твой пони учует других лошадей, он может заржать. Держи руку наготове, и чуть что — сразу зажми ему морду. Нельзя, чтоб кто-то услышал нас раньше, чем мы его. Понятно?
Они медленно ехали в темноте, долго петляли по лесу, объезжая стороной замеченный вдалеке костер. Ей было страшно в темном, безмолвном мире гор. Она ехала за Клейтоном, не сводя с него глаз. Он держал голову чуть набок, напряженно прислушиваясь. Но иногда и он оглядывался и страстно смотрел на нее. Его взгляд скользил по ее бедрам, и он представлял, даже чувствовал, какие они нежные и податливые, как они сжимают его… Даже сейчас, в этой холодной тьме, он ощущал, как она возбуждает его. Он подумал о ее последних словах.
Он тоже почувствовал этот щелчок…
Глава двадцать восьмая
Гэвин сидел в своей комнате, погруженный в невеселые раздумья. Он пристроил к дому еще одну комнату, для себя — здесь можно было подумать, здесь он иногда спал, в те ночи, когда Лорел хотелось остаться одной. Он развесил по стенам свое оружие и два чучела — головы медведя и рыси, которых он подстрелил лет десять назад, когда вместе с Клейтоном ездил по горам. В камине потрескивало пламя, и Гэвин пристально смотрел в огонь, ощущая тупую назойливую боль в пояснице — как будто на нее тянуло холодом от неровного каменного пола.
Теперь он часто приходил в эту комнату — уединиться и поразмыслить. Жизнь начала подводить его, что-то складывалось не так, и он пытался понять причину, выловить, схватить за глотку — и задушить. Но она не давалась в руки.
Ему было одиноко, слишком одиноко. Лорел опять отсутствовала — уехала на прошлой неделе дилижансом в Таос на три дня, за покупками.
— Я одна поеду, — сказала она. — Когда мы в городе вместе, ты становишься таким нетерпеливым…
Тогда же уехал и Клейтон — отправился за перевал проведать Лестера. Гэвин невесело размышлял. Ему уже почти шестьдесят. Он женат на самой красивой женщине из всех, кого знал. У него взрослый сын, сильный и умный. И все же он одинок. То, о чем он мечтал, предназначалось не только для него самого, он думал и о других; но, кажется, разделить с ним эти мечты некому. Жизнь обманула его, обольстила надеждами и обещаниями. Она вела его трудной дорогой — и он шел, не уклонялся от трудностей и не ловчил. Он следовал долгу. Да, он выполнял свой долг, как понимал его, каким он ему представлялся. Он честно играл в эту игру — а потом боги вдруг изменили правила…
Лорел отдалялась от него с каждым днем, с каждой ночью. Теперь он почти никогда не спал с ней в одной постели. Даже когда он занимался с ней любовью, она ему не принадлежала. Она не была с ним. Он испробовал все: бывал то нежен, то равнодушен, то раболепен, то суров. Когда он требовал того, что причиталось ему по праву, она исполняла супружеские обязанности… но он получал бы куда больше удовольствия, уложив в постель манекен из магазинной витрины. В темноте спальни он слышал только свои собственные страстные стоны — и чувствовал себя одураченным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Ты сказал, что любишь меня. Минуту назад ты говорил это, вот на этом самом месте. И ты знаешь, что я люблю тебя. Разве в моей жизни теперь ничего не изменилось?
— Да, — кивнул он головой, — изменилось.
— И все же ты хочешь, чтобы я вернулась к нему?
— Но ты должна! Ты его жена!
— Ладно, — сказала она презрительно. — И что же тогда остается мне, какая жизнь? Может быть, ты мне солгал? Ты так боишься сказать правду?
— О чем ты говоришь? — сказал он беспокойно.
— Я говорю, что хочу, чтобы ты был мой, только мой. И чтобы я была у тебя одна.
— А Гэвин?..
— Гэвин?! — Она тихонько вскрикнула. — Ты так его боишься! Я уеду с тобой, уеду из этой долины туда, где Гэвин нас никогда не найдет. Я брошу все, что у меня есть, ради тебя, совсем не думая о последствиях — ты понимаешь? Я брошу все! Но ты, что ты бросишь?
— Ты не знаешь, что я уже бросил, придя с тобой сюда.
— Твое драгоценное самоуважение! У меня его сейчас совсем нет, но мне все равно — у меня есть любовь, настоящая любовь. Это… это святое.
— Но из этого ничего не выйдет.
— Ничего? Да ты мужчина или нет? Настоящий мужчина хочет иметь собственную женщину, хочет заботиться о ней. Он не станет прятаться от нее, увиливать, он не позволит ей жить с другим!
— Но Гэвин мой отец, — вяло возразил он.
— И все же ты его ненавидишь!
— Не-е-ет, — протянул он. — Нет, это не так. Но жить с ним вместе я не могу. Я собираюсь уехать, Лорел.
— Тогда возьми меня с собой!
Он в отчаянии тряхнул головой:
— Подожди, мне нужно время подумать.
— Время подумать?! Да я презираю тебя за это! А долго ли ты думал, чтобы привести меня сюда, в эту Богом забытую лачугу?!
— Долго думал, долго. Ты не знаешь, Лорел, как долго я думал. И лишь когда я не мог больше сдерживаться, когда уже ничего другого не оставалось, лишь тогда я привел тебя.
Он крепко держал ее за руки, и глаза его на мгновение вспыхнули гневом. Но гнев тут же угас, когда он понял, что она получает от этого удовольствие. Он угрюмо уставился в темноту. Из-за тучи выглянула луна, бледным светом осветила лес; ему на лицо упала тень.
— Тихо, ты что-нибудь слышишь?
Она прислушалась, но услышала лишь его тяжелое дыхание.
— Скажи, ты знаешь, что я действительно люблю тебя? Ты веришь в это, Клей?
— Думаю, что да.
— Когда будешь решать, что делать, ты должен знать об этом…
На северном склоне, примерно за милю от хижины, вспыхнул огонек. Кто-то разжег костер. Рука Клейтона сжала ей плечо.
— Одевайся, — велел он тихо.
Она дрожала: холодная и отсыревшая одежда неприятно студила разгоряченное тело. Он тоже одевался, положив револьвер на подоконник выбитого окна, и вглядывался в темноту.
— Лорел, до долины поедем вместе. Потом ты поедешь вперед, а я за тобою следом.
— Ты думаешь о том, что я просила? Чтобы забрать меня с собой?
— Да, думаю. И ни о чем другом думать не могу. Но сейчас нам надо ехать.
— Это ты придумал приехать сюда, — напомнила она ему. — Ты сказал, что…
— Неважно, — оборвал он ее. — Я знаю. Я хотел тебя. Я не мог больше терпеть.
Когда они седлали лошадей, было все еще темно. Она крепко прижалась к нему:
— Гэвин думает, что у меня не может быть детей, — прошептала она. — Но на этот раз я что-то почувствовала. Внутри себя. Словно я ждала тебя все это время. Словно ты подарил мне ребенка. Что-то такое щелкнуло, ты понял?
Клейтон нахмурился, но чем дольше всматривался он в ее глаза, блестящие в темноте, тем мягче становилось его лицо, и наконец он привлек ее к себе.
— Я тоже что-то почувствовал, — прошептал он.
— Клей, что бы ты ни сделал, я буду с тобой. Лишь бы ты любил меня, а я тебя никогда не покину, ни за что на свете!
Он тихонько засмеялся.
— Давай, садись, если твой пони учует других лошадей, он может заржать. Держи руку наготове, и чуть что — сразу зажми ему морду. Нельзя, чтоб кто-то услышал нас раньше, чем мы его. Понятно?
Они медленно ехали в темноте, долго петляли по лесу, объезжая стороной замеченный вдалеке костер. Ей было страшно в темном, безмолвном мире гор. Она ехала за Клейтоном, не сводя с него глаз. Он держал голову чуть набок, напряженно прислушиваясь. Но иногда и он оглядывался и страстно смотрел на нее. Его взгляд скользил по ее бедрам, и он представлял, даже чувствовал, какие они нежные и податливые, как они сжимают его… Даже сейчас, в этой холодной тьме, он ощущал, как она возбуждает его. Он подумал о ее последних словах.
Он тоже почувствовал этот щелчок…
Глава двадцать восьмая
Гэвин сидел в своей комнате, погруженный в невеселые раздумья. Он пристроил к дому еще одну комнату, для себя — здесь можно было подумать, здесь он иногда спал, в те ночи, когда Лорел хотелось остаться одной. Он развесил по стенам свое оружие и два чучела — головы медведя и рыси, которых он подстрелил лет десять назад, когда вместе с Клейтоном ездил по горам. В камине потрескивало пламя, и Гэвин пристально смотрел в огонь, ощущая тупую назойливую боль в пояснице — как будто на нее тянуло холодом от неровного каменного пола.
Теперь он часто приходил в эту комнату — уединиться и поразмыслить. Жизнь начала подводить его, что-то складывалось не так, и он пытался понять причину, выловить, схватить за глотку — и задушить. Но она не давалась в руки.
Ему было одиноко, слишком одиноко. Лорел опять отсутствовала — уехала на прошлой неделе дилижансом в Таос на три дня, за покупками.
— Я одна поеду, — сказала она. — Когда мы в городе вместе, ты становишься таким нетерпеливым…
Тогда же уехал и Клейтон — отправился за перевал проведать Лестера. Гэвин невесело размышлял. Ему уже почти шестьдесят. Он женат на самой красивой женщине из всех, кого знал. У него взрослый сын, сильный и умный. И все же он одинок. То, о чем он мечтал, предназначалось не только для него самого, он думал и о других; но, кажется, разделить с ним эти мечты некому. Жизнь обманула его, обольстила надеждами и обещаниями. Она вела его трудной дорогой — и он шел, не уклонялся от трудностей и не ловчил. Он следовал долгу. Да, он выполнял свой долг, как понимал его, каким он ему представлялся. Он честно играл в эту игру — а потом боги вдруг изменили правила…
Лорел отдалялась от него с каждым днем, с каждой ночью. Теперь он почти никогда не спал с ней в одной постели. Даже когда он занимался с ней любовью, она ему не принадлежала. Она не была с ним. Он испробовал все: бывал то нежен, то равнодушен, то раболепен, то суров. Когда он требовал того, что причиталось ему по праву, она исполняла супружеские обязанности… но он получал бы куда больше удовольствия, уложив в постель манекен из магазинной витрины. В темноте спальни он слышал только свои собственные страстные стоны — и чувствовал себя одураченным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82