— Или снег осыпается с верхних ветвей.
— Нет. Это что-то живое.
Лестер подошел к своему коню, вытащил из чехла винтовку и большим пальцем отвел защелку предохранителя.
— Винтовка не понадобится, Лес. Там кто-то раненый. Прислушайся получше…
Они услышали далекий пронзительный стон, похожий на завывание ветра в соснах, но более живой и какой-то сдавленный, будто человек — или зверь — стонал сквозь зубы.
— Где-то там, — сказал Клейтон и показал кивком головы вправо, — и не очень далеко. — Он двинулся вниз по склону, в темень леса.
— Подожди.
— Зачем?
— Мы не знаем, что там такое. Лучше, чтоб никто не знал, что мы здесь.
— Я не говорю, что это Кэбот, — сказал Клейтон, — ну, а вдруг? Потом будешь жалеть, что не пошел. Хотя, конечно, это скорее просто раненый олень или рысь…
Они вошли в лес; снег под ногами был рыхлый, нетронутый, вокруг сомкнулась тьма. Клейтон шел первым. Пройдя с полсотни шагов, он вдруг выпрямился.
— Это не человек.
— Ну, тогда пошли назад, — с нервным смешком отозвался его брат.
— Но это и не зверь. У тебя спички с собой?
Лестер зажег спичку, поежился от холода. Он угрелся возле костра, и теперь, удалившись от огня в морозную мглу, сразу озяб. Будь он один, ни за что не отошел бы от костра. Он почти не сомневался, что Кэбота нет в живых. Но угрызения совести, ненависть к собственному малодушию, презрение за то, что жил с постоянной оглядкой на жену, заставляли его идти.
Они вышли на прогалинку, похоже, кем-то расчищенную — ветер не оставил бы такой резкой границы между белым снегом и темной землей. Они услышали дыхание, приглушенный стон — человеческий… Лестер вытащил из кобуры револьвер, но держал его как-то неуверенно. Он сделал еще шаг вслед за Клейтоном, и тут под ногой оглушительно треснула сухая ветка. Лестер присел и застыл на месте. Клейтон обернулся к нему.
— Дай-ка мне спички.
Первая спичка не зажглась. Вторая вспыхнула, и они увидели на полянке женщину. Она лежала на земле. Платок на голове развязался, волосы запорошило снегом. Голова была запрокинута назад, шея резко выгнута; она металась, упираясь ногами, от каблуков остались глубокие вмятины в земле. Ее юбки были задраны выше пояса, при свете спички живот проступил вспухшим белым горбом. Огонек пыхнул на ветру и погас. Клейтон опустился на одно колено и зажег еще одну спичку. Женщина повернула к ним лицо. Глаза ничего не выражали, от боли они подернулись пленкой. Она была молодая, смуглая и черноволосая. Матово-красные губы разжались, женщина вскрикнула. Обхватила руками живот и начала месить его, как тесто, погружая пальцы в мягкое тело. А потом принялась колотить себя по бедрам сжатыми кулаками.
— Боже правый! Что она здесь делает?
— А ты что, не видишь? — негромко сказал Клейтон.
— Я хочу сказать, почему здесь, в лесу? Боже правый, она что, сумасшедшая?
— Может быть. — Клейтон склонился над женщиной. Она, казалось, не видит его, но все равно он сразу увидел, как она замерзла — ее так трясло от холода, что он никак не мог понять, начались у нее схватки или нет, и сколько еще до родов. Он осторожно положил ладонь ей на живот. Женщина отпрянула, прикрыла губы тыльной стороной руки и прикусила костяшку пальца. Но Клейтон не убирал ладонь, хотя и касался живота как можно легче — он хотел поймать под ней биение жизни. Только теперь он заметил, что женщина лежит на одеяле, и понял, что она пришла сюда специально.
— Она не залезет на лошадь, — он повернулся к Лестеру. — Седлай и скачи туда, вниз, к ближайшему ранчо. Может, у них еще горит свет. Подними с постели женщину, любую, какую найдешь, и тащи сюда. Объясни, в чем дело — она сообразит, что взять. Будет отказываться — не слушай. Если придется, припугни револьвером, но притащи ее сюда. — Он стиснул крепкую руку Лестера. — Справишься, Лес?
— Справлюсь. — Он тяжело дышал. — А может…
— Говорю тебе, Лес, иди! Седлай и скачи что есть мочи. А то она умрет. Скажи женщине, пусть возьмет одеяла, а если у нее повозка, подгоните ее к подножью. Туда я ее донесу, когда родит. Ну, давай, шевелись!
Женщина вскинула голову и закричала. Лестер бросился бежать и сразу исчез в темноте кустарника, как будто нырнул в чан с нефтью. Клейтон снова повернулся к женщине и опустился на колени рядом с ней. Он натянул свои перчатки на ее руки со скрюченными пальцами и принялся растирать ей запястья.
— Сейчас кто-нибудь придет и поможет тебе, — сказал он, но она не слышала. Он снова положил ладонь ей на живот. Он был горячий, внутри по-прежнему что-то пульсировало. Клейтон поспешил убрать руку.
Женщина высоко запрокинула ноги, дергая ими. Клейтон руками прижал их к земле. Они были холодные как лед, и он попытался согреть их, растирая икры. Он заглядывал ей в лицо, но звезды давали слишком мало света, ничего нельзя было разглядеть. Он вздохнул, отпустил ее, и, наклонившись к земле, начал метаться вокруг поляны, собирая хворост. Набрал охапку, вернулся и разжег костер. Когда огонь разгорелся, Клейтон смог наконец рассмотреть ее. Женщина была молодая, красивая, несмотря на худобу — скулы резко проступали под кожей. Полукровка — наполовину мексиканка, наполовину белая. Глаза темные, но тусклые. Она его не видела. Неровное пламя костра осветило ее лицо, и Клейтон понял, что она слепа.
Лестер вернулся через час, тяжело продираясь через кусты. Луна уже скрылась за верхушками костра. Он пришел один.
— Женщина не захотела подниматься сюда, — выпалил он, когда отдышался. — Она со мной пошла, ждет там, внизу, с двуколкой — но наверх подниматься не хочет.
— Но ребенок еще не родился! — сердито сказал Клейтон. — Чего она ждет там, внизу? Она что, хочет, чтобы я принимал роды?
— Она говорит, чтобы мы отнесли ее вниз… если она родит здесь, в холоде и темноте, так оба погибнут — и ребенок, и мать.
— Она одна или с мужем?
— С ней работник. Она толстая, не хочет лезть на гору.
Клейтон выругался. Он снова повернулся к роженице. Все время, пока Лестера не было, он разговаривал с ней — ни о чем, просто говорил негромко, чтобы успокоить ее. Он рассказывал ей, как пылает костер — зная, что она хоть и не видит, но чувствует его тепло, описывал ей месяц, который смотрит сквозь лапы сосен. И женщина успокоилась — он видел, как разжались ее пальцы в теплых перчатках. Клейтон сбегал к их первому костру, затушил его, принес фляжку с виски и смочил ей губы. Потом выпил глоток сам — и опять говорил и говорил с нею шепотом, едва слышным сквозь потрескивание костра, убеждая, что все будет хорошо. И нетерпеливо ждал, когда придет Лестер с женщиной.
— Слишком толстая, говоришь? Тогда похоже, придется самим тащить ее вниз. Но как? На руках мне ее снести? Или усадить ее на лошадь перед собой? Как, Лес?
— Не знаю, — нервно ответил Лестер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Нет. Это что-то живое.
Лестер подошел к своему коню, вытащил из чехла винтовку и большим пальцем отвел защелку предохранителя.
— Винтовка не понадобится, Лес. Там кто-то раненый. Прислушайся получше…
Они услышали далекий пронзительный стон, похожий на завывание ветра в соснах, но более живой и какой-то сдавленный, будто человек — или зверь — стонал сквозь зубы.
— Где-то там, — сказал Клейтон и показал кивком головы вправо, — и не очень далеко. — Он двинулся вниз по склону, в темень леса.
— Подожди.
— Зачем?
— Мы не знаем, что там такое. Лучше, чтоб никто не знал, что мы здесь.
— Я не говорю, что это Кэбот, — сказал Клейтон, — ну, а вдруг? Потом будешь жалеть, что не пошел. Хотя, конечно, это скорее просто раненый олень или рысь…
Они вошли в лес; снег под ногами был рыхлый, нетронутый, вокруг сомкнулась тьма. Клейтон шел первым. Пройдя с полсотни шагов, он вдруг выпрямился.
— Это не человек.
— Ну, тогда пошли назад, — с нервным смешком отозвался его брат.
— Но это и не зверь. У тебя спички с собой?
Лестер зажег спичку, поежился от холода. Он угрелся возле костра, и теперь, удалившись от огня в морозную мглу, сразу озяб. Будь он один, ни за что не отошел бы от костра. Он почти не сомневался, что Кэбота нет в живых. Но угрызения совести, ненависть к собственному малодушию, презрение за то, что жил с постоянной оглядкой на жену, заставляли его идти.
Они вышли на прогалинку, похоже, кем-то расчищенную — ветер не оставил бы такой резкой границы между белым снегом и темной землей. Они услышали дыхание, приглушенный стон — человеческий… Лестер вытащил из кобуры револьвер, но держал его как-то неуверенно. Он сделал еще шаг вслед за Клейтоном, и тут под ногой оглушительно треснула сухая ветка. Лестер присел и застыл на месте. Клейтон обернулся к нему.
— Дай-ка мне спички.
Первая спичка не зажглась. Вторая вспыхнула, и они увидели на полянке женщину. Она лежала на земле. Платок на голове развязался, волосы запорошило снегом. Голова была запрокинута назад, шея резко выгнута; она металась, упираясь ногами, от каблуков остались глубокие вмятины в земле. Ее юбки были задраны выше пояса, при свете спички живот проступил вспухшим белым горбом. Огонек пыхнул на ветру и погас. Клейтон опустился на одно колено и зажег еще одну спичку. Женщина повернула к ним лицо. Глаза ничего не выражали, от боли они подернулись пленкой. Она была молодая, смуглая и черноволосая. Матово-красные губы разжались, женщина вскрикнула. Обхватила руками живот и начала месить его, как тесто, погружая пальцы в мягкое тело. А потом принялась колотить себя по бедрам сжатыми кулаками.
— Боже правый! Что она здесь делает?
— А ты что, не видишь? — негромко сказал Клейтон.
— Я хочу сказать, почему здесь, в лесу? Боже правый, она что, сумасшедшая?
— Может быть. — Клейтон склонился над женщиной. Она, казалось, не видит его, но все равно он сразу увидел, как она замерзла — ее так трясло от холода, что он никак не мог понять, начались у нее схватки или нет, и сколько еще до родов. Он осторожно положил ладонь ей на живот. Женщина отпрянула, прикрыла губы тыльной стороной руки и прикусила костяшку пальца. Но Клейтон не убирал ладонь, хотя и касался живота как можно легче — он хотел поймать под ней биение жизни. Только теперь он заметил, что женщина лежит на одеяле, и понял, что она пришла сюда специально.
— Она не залезет на лошадь, — он повернулся к Лестеру. — Седлай и скачи туда, вниз, к ближайшему ранчо. Может, у них еще горит свет. Подними с постели женщину, любую, какую найдешь, и тащи сюда. Объясни, в чем дело — она сообразит, что взять. Будет отказываться — не слушай. Если придется, припугни револьвером, но притащи ее сюда. — Он стиснул крепкую руку Лестера. — Справишься, Лес?
— Справлюсь. — Он тяжело дышал. — А может…
— Говорю тебе, Лес, иди! Седлай и скачи что есть мочи. А то она умрет. Скажи женщине, пусть возьмет одеяла, а если у нее повозка, подгоните ее к подножью. Туда я ее донесу, когда родит. Ну, давай, шевелись!
Женщина вскинула голову и закричала. Лестер бросился бежать и сразу исчез в темноте кустарника, как будто нырнул в чан с нефтью. Клейтон снова повернулся к женщине и опустился на колени рядом с ней. Он натянул свои перчатки на ее руки со скрюченными пальцами и принялся растирать ей запястья.
— Сейчас кто-нибудь придет и поможет тебе, — сказал он, но она не слышала. Он снова положил ладонь ей на живот. Он был горячий, внутри по-прежнему что-то пульсировало. Клейтон поспешил убрать руку.
Женщина высоко запрокинула ноги, дергая ими. Клейтон руками прижал их к земле. Они были холодные как лед, и он попытался согреть их, растирая икры. Он заглядывал ей в лицо, но звезды давали слишком мало света, ничего нельзя было разглядеть. Он вздохнул, отпустил ее, и, наклонившись к земле, начал метаться вокруг поляны, собирая хворост. Набрал охапку, вернулся и разжег костер. Когда огонь разгорелся, Клейтон смог наконец рассмотреть ее. Женщина была молодая, красивая, несмотря на худобу — скулы резко проступали под кожей. Полукровка — наполовину мексиканка, наполовину белая. Глаза темные, но тусклые. Она его не видела. Неровное пламя костра осветило ее лицо, и Клейтон понял, что она слепа.
Лестер вернулся через час, тяжело продираясь через кусты. Луна уже скрылась за верхушками костра. Он пришел один.
— Женщина не захотела подниматься сюда, — выпалил он, когда отдышался. — Она со мной пошла, ждет там, внизу, с двуколкой — но наверх подниматься не хочет.
— Но ребенок еще не родился! — сердито сказал Клейтон. — Чего она ждет там, внизу? Она что, хочет, чтобы я принимал роды?
— Она говорит, чтобы мы отнесли ее вниз… если она родит здесь, в холоде и темноте, так оба погибнут — и ребенок, и мать.
— Она одна или с мужем?
— С ней работник. Она толстая, не хочет лезть на гору.
Клейтон выругался. Он снова повернулся к роженице. Все время, пока Лестера не было, он разговаривал с ней — ни о чем, просто говорил негромко, чтобы успокоить ее. Он рассказывал ей, как пылает костер — зная, что она хоть и не видит, но чувствует его тепло, описывал ей месяц, который смотрит сквозь лапы сосен. И женщина успокоилась — он видел, как разжались ее пальцы в теплых перчатках. Клейтон сбегал к их первому костру, затушил его, принес фляжку с виски и смочил ей губы. Потом выпил глоток сам — и опять говорил и говорил с нею шепотом, едва слышным сквозь потрескивание костра, убеждая, что все будет хорошо. И нетерпеливо ждал, когда придет Лестер с женщиной.
— Слишком толстая, говоришь? Тогда похоже, придется самим тащить ее вниз. Но как? На руках мне ее снести? Или усадить ее на лошадь перед собой? Как, Лес?
— Не знаю, — нервно ответил Лестер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82