Он уже понял, что женщина слепая, разглядел, что она полукровка, и ему было не по себе от этих невидящих глаз, в которых отражалось пламя костра.
— Узнаешь ее, Лес?
Лестер медленно покачал головой.
— Откуда мне ее знать?
— Помнишь старика-навахо, который вечно сидел напротив парикмахерской Фреда? С ним была девчонка — я бывало останавливался посмотреть, как она плетет корзины. Старик умер. А это — та девчонка.
Клейтон подошел к роженице и стал возле нее на одеяло, широко расставил ноги.
— Ты меня слышишь? — спросил он. — Сможешь ехать на лошади со мной? Тебе нельзя здесь оставаться.
Женщина кивнула, губы приоткрылись — она улыбнулась.
— Она не понимает, что делает, — прошептал Лестер.
— Все равно ей придется ехать, — сказал Клейтон. — Побудь с ней, Лес — хотя нет, я побуду с ней, а ты иди, оседлай мою лошадь и приведи сюда. Тут не очень далеко спускаться. Так ты говоришь, женщина будет ждать?
— Обещала. Когда я уезжал от них, они запрягли пару.
Через десять минут все было готово. Они собрались, затушили костер и подняли женщину на лошадь перед Клейтоном. Она села боком, обхватив его руками за шею, а лицом уткнулась в меховой отворот его овчинной куртки.
— Постой-ка, — пробормотал он, кое-как стащил куртку с себя и завернул в нее женщину.
— Поезжай вперед, — сказал он Лестеру. — Я ведь не знаю, где двуколка ждет.
Женщина положила голову ему на грудь, одной рукой он обнимал ее, а в другой держал поводья. Его кобыла шагнула во тьму вслед за чалым Лестера, и лошади двинулись, петляя между сосен, бесшумно спускаясь по рыхлому снегу вниз по склону, в долину.
У подножия горы ждала женщина в двуколке, в руке она держала фонарь, чтоб ее можно было найти. Они увидели ее сразу, как только выехали из леса на открытое место. Роженица держалась за шею Клейтона и стонала. Когда они, двигаясь на свет фонаря, добрались до двуколки, Клейтон соскользнул с лошади, осторожно снял женщину и опустил на землю. Низким мужским голосом женщина с фонарем спросила:
— У нее уже началось?
— У нее уже давно началось. А когда кончится — я не знаю.
Тут свет фонаря упал на ее лицо. Клейтон шагнул к ней, наклонился и взял за руки, удивленно подняв брови.
— Телма! — сказал он, — это я, Клей.
Она долго смотрела на него, потом улыбнулась.
— И верно, Клей вернулся.
Он с трудом оторвал от нее взгляд и, кивнув в сторону роженицы, спросил:
— Можно, я усажу ее в двуколку?
Подхватив роженицу сильными руками, Телма помогла ему усадить ее в двуколку. Рядом с Телмой сидел мужчина, держал вожжи и зевал. Луна светила ярко, и Телма напряженно вглядывалась в лицо Клейтона.
— Это твоя жена?
— Нет, Тел. Мы только что нашли ее. Разве брат тебе не сказал?
— Он поднял меня с постели, я спросонок ничего не поняла.
— Мы нашли ее в лесу — там, наверху, — он показал головой.
— Я видела ваши костры. У вас ведь было два костра?
— Да.
Клейтон был уже в седле и развернул лошадь. В миле от них ярко и тепло светили окна в доме Телмы.
— Мы с Лестером поедем вперед, а вы — за нами, ладно, Тел?
Она что-то сказала своему работнику, и он щелкнул бичом. Лошади тронулись, двуколка, накренившись, круто развернулась на заснеженной полянке, и лошади легким галопом понесли ее к ранчо, оставив братьев позади.
— Ты помнишь Телму? — тихо спросил Клейтон.
— Я никогда ее не знал, — ответил Лестер. — Что она за человек? Хорошая женщина?
— На нее можно положиться.
Здесь, на равнине, братья погнали лошадей, наклонившись вперед и сжимая шенкелями их твердые бока. Куртка Клейтона осталась у роженицы, и теперь грудь его оказалась в холодных объятиях ветра. Братья легким галопом скакали за двуколкой, не отставая, а когда она неожиданно притормозила, вырвались вперед.
Они привязали лошадей к столбу. Клейтон бросился к воротам, распахнул их, и тут храпящие кони подкатили отставшую двуколку.
Клейтон поднял руки, чтобы принять у Телмы роженицу, но она подала ему что-то, завернутое в шерстяное одеяло, и предупредила:
— Осторожно!
— Что это еще…
Но тут же понял сам — еще прежде, чем она успела прошептать:
— Ребенок!
— Родился! — проговорил он, поворачиваясь к брату. — Родился, пока они ехали! Как тебе нравится? Родился!
— Замолчи и стой спокойно, — сказала Телма. Теперь свет из окон падал ей на лицо, и Клейтон увидел, как она постарела: лицо оплыло книзу, из ноздрей торчали пучки черных волос. Глаза сверкали, но, казалось, стали меньше.
Тут только он заметил, что от свертка, который он держит в руках, тянется нить — пуповина — к закутанной фигуре роженицы, лежащей на сиденье двуколки.
— Она в порядке, — сказала Телма. Тут же, не заходя в дом, она наклонилась, при ярком свете луны подхватила пуповину — и откусила. Телма сразу перевязала ее шерстяной ниткой из своего шарфа. Клейтон по-прежнему держал в руках младенца и чувствовал, что он уже отделен от матери, но не ощущал в нем никаких признаков жизни.
— Мертвый?
— Иди в дом, — мягко приказала Телма.
Лестер открыл щеколду и распахнул дверь. Клейтон вошел внутрь и оказался в просторной комнате с дощатыми стенами, очень похожей на большую комнату в хижине Лестера, если не считать, что здесь все было как-то мягче, во всем была заметнее женская рука — желтые крахмальные занавески, которые тут же подхватил ночной ветер, ворвавшийся в комнату вслед за ними, соломенные циновки индейской работы, гравюра над камином; в очаге на ложе седого пепла тлеющие угли еще хранили тепло угасающего огня. Значит, кроме нее и работника здесь никого нет, заключил Клейтон, был бы еще человек — догадался бы подбросить дров в камин.
Он осторожно опустил сверток на длинный сосновый стол и приподнял краешек одеяла. Красное, сморщенное существо, которое каких-то пять минут назад пришло в этот холодный мир, лежало и дрожало перед ним. Головка была покрыта какой-то слизью, похожей на свернувшееся молоко. Крошечный ротик кривился и морщился.
— Живой! Лестер, Тел, он живой!
Телма и Лестер подошли сзади. Она рассмеялась низким, грудным, теплым смехом.
— Да! Это девочка!
Лестер с работником внесли молодую мать и усадили на скамью. Она сидела, широко расставив ноги, и тяжело дышала, роняя голову на грудь.
— Она слепая, ты знаешь? — тихо спросил Клейтон.
— Я вижу. Отнесите ее в ту комнату, — Телма указала коротким толстым пальцем. Мужчины вдвоем подняли роженицу и, ногой открыв дверь, внесли в соседнюю комнату и уложили на кровать, на яркое покрывало, наброшенное поверх разобранной постели. Это была постель Телмы. Она спала здесь, когда появился Лестер.
— Теперь уйдите отсюда, — сказала она, — нам надо остаться с ней вдвоем.
Клейтон и Лестер вернулись в гостиную и уселись на скамью. Работник, невысокий жилистый мужчина лет пятидесяти, посмотрел на них в упор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Узнаешь ее, Лес?
Лестер медленно покачал головой.
— Откуда мне ее знать?
— Помнишь старика-навахо, который вечно сидел напротив парикмахерской Фреда? С ним была девчонка — я бывало останавливался посмотреть, как она плетет корзины. Старик умер. А это — та девчонка.
Клейтон подошел к роженице и стал возле нее на одеяло, широко расставил ноги.
— Ты меня слышишь? — спросил он. — Сможешь ехать на лошади со мной? Тебе нельзя здесь оставаться.
Женщина кивнула, губы приоткрылись — она улыбнулась.
— Она не понимает, что делает, — прошептал Лестер.
— Все равно ей придется ехать, — сказал Клейтон. — Побудь с ней, Лес — хотя нет, я побуду с ней, а ты иди, оседлай мою лошадь и приведи сюда. Тут не очень далеко спускаться. Так ты говоришь, женщина будет ждать?
— Обещала. Когда я уезжал от них, они запрягли пару.
Через десять минут все было готово. Они собрались, затушили костер и подняли женщину на лошадь перед Клейтоном. Она села боком, обхватив его руками за шею, а лицом уткнулась в меховой отворот его овчинной куртки.
— Постой-ка, — пробормотал он, кое-как стащил куртку с себя и завернул в нее женщину.
— Поезжай вперед, — сказал он Лестеру. — Я ведь не знаю, где двуколка ждет.
Женщина положила голову ему на грудь, одной рукой он обнимал ее, а в другой держал поводья. Его кобыла шагнула во тьму вслед за чалым Лестера, и лошади двинулись, петляя между сосен, бесшумно спускаясь по рыхлому снегу вниз по склону, в долину.
У подножия горы ждала женщина в двуколке, в руке она держала фонарь, чтоб ее можно было найти. Они увидели ее сразу, как только выехали из леса на открытое место. Роженица держалась за шею Клейтона и стонала. Когда они, двигаясь на свет фонаря, добрались до двуколки, Клейтон соскользнул с лошади, осторожно снял женщину и опустил на землю. Низким мужским голосом женщина с фонарем спросила:
— У нее уже началось?
— У нее уже давно началось. А когда кончится — я не знаю.
Тут свет фонаря упал на ее лицо. Клейтон шагнул к ней, наклонился и взял за руки, удивленно подняв брови.
— Телма! — сказал он, — это я, Клей.
Она долго смотрела на него, потом улыбнулась.
— И верно, Клей вернулся.
Он с трудом оторвал от нее взгляд и, кивнув в сторону роженицы, спросил:
— Можно, я усажу ее в двуколку?
Подхватив роженицу сильными руками, Телма помогла ему усадить ее в двуколку. Рядом с Телмой сидел мужчина, держал вожжи и зевал. Луна светила ярко, и Телма напряженно вглядывалась в лицо Клейтона.
— Это твоя жена?
— Нет, Тел. Мы только что нашли ее. Разве брат тебе не сказал?
— Он поднял меня с постели, я спросонок ничего не поняла.
— Мы нашли ее в лесу — там, наверху, — он показал головой.
— Я видела ваши костры. У вас ведь было два костра?
— Да.
Клейтон был уже в седле и развернул лошадь. В миле от них ярко и тепло светили окна в доме Телмы.
— Мы с Лестером поедем вперед, а вы — за нами, ладно, Тел?
Она что-то сказала своему работнику, и он щелкнул бичом. Лошади тронулись, двуколка, накренившись, круто развернулась на заснеженной полянке, и лошади легким галопом понесли ее к ранчо, оставив братьев позади.
— Ты помнишь Телму? — тихо спросил Клейтон.
— Я никогда ее не знал, — ответил Лестер. — Что она за человек? Хорошая женщина?
— На нее можно положиться.
Здесь, на равнине, братья погнали лошадей, наклонившись вперед и сжимая шенкелями их твердые бока. Куртка Клейтона осталась у роженицы, и теперь грудь его оказалась в холодных объятиях ветра. Братья легким галопом скакали за двуколкой, не отставая, а когда она неожиданно притормозила, вырвались вперед.
Они привязали лошадей к столбу. Клейтон бросился к воротам, распахнул их, и тут храпящие кони подкатили отставшую двуколку.
Клейтон поднял руки, чтобы принять у Телмы роженицу, но она подала ему что-то, завернутое в шерстяное одеяло, и предупредила:
— Осторожно!
— Что это еще…
Но тут же понял сам — еще прежде, чем она успела прошептать:
— Ребенок!
— Родился! — проговорил он, поворачиваясь к брату. — Родился, пока они ехали! Как тебе нравится? Родился!
— Замолчи и стой спокойно, — сказала Телма. Теперь свет из окон падал ей на лицо, и Клейтон увидел, как она постарела: лицо оплыло книзу, из ноздрей торчали пучки черных волос. Глаза сверкали, но, казалось, стали меньше.
Тут только он заметил, что от свертка, который он держит в руках, тянется нить — пуповина — к закутанной фигуре роженицы, лежащей на сиденье двуколки.
— Она в порядке, — сказала Телма. Тут же, не заходя в дом, она наклонилась, при ярком свете луны подхватила пуповину — и откусила. Телма сразу перевязала ее шерстяной ниткой из своего шарфа. Клейтон по-прежнему держал в руках младенца и чувствовал, что он уже отделен от матери, но не ощущал в нем никаких признаков жизни.
— Мертвый?
— Иди в дом, — мягко приказала Телма.
Лестер открыл щеколду и распахнул дверь. Клейтон вошел внутрь и оказался в просторной комнате с дощатыми стенами, очень похожей на большую комнату в хижине Лестера, если не считать, что здесь все было как-то мягче, во всем была заметнее женская рука — желтые крахмальные занавески, которые тут же подхватил ночной ветер, ворвавшийся в комнату вслед за ними, соломенные циновки индейской работы, гравюра над камином; в очаге на ложе седого пепла тлеющие угли еще хранили тепло угасающего огня. Значит, кроме нее и работника здесь никого нет, заключил Клейтон, был бы еще человек — догадался бы подбросить дров в камин.
Он осторожно опустил сверток на длинный сосновый стол и приподнял краешек одеяла. Красное, сморщенное существо, которое каких-то пять минут назад пришло в этот холодный мир, лежало и дрожало перед ним. Головка была покрыта какой-то слизью, похожей на свернувшееся молоко. Крошечный ротик кривился и морщился.
— Живой! Лестер, Тел, он живой!
Телма и Лестер подошли сзади. Она рассмеялась низким, грудным, теплым смехом.
— Да! Это девочка!
Лестер с работником внесли молодую мать и усадили на скамью. Она сидела, широко расставив ноги, и тяжело дышала, роняя голову на грудь.
— Она слепая, ты знаешь? — тихо спросил Клейтон.
— Я вижу. Отнесите ее в ту комнату, — Телма указала коротким толстым пальцем. Мужчины вдвоем подняли роженицу и, ногой открыв дверь, внесли в соседнюю комнату и уложили на кровать, на яркое покрывало, наброшенное поверх разобранной постели. Это была постель Телмы. Она спала здесь, когда появился Лестер.
— Теперь уйдите отсюда, — сказала она, — нам надо остаться с ней вдвоем.
Клейтон и Лестер вернулись в гостиную и уселись на скамью. Работник, невысокий жилистый мужчина лет пятидесяти, посмотрел на них в упор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82