— Ты трусливый лев. Ты шумишь, но не кусаешь.
Он взял ее руку.
— Трусливый лев? Из «Волшебника страны Оз»?
— Конечно, — ответила она. — Мне очень нравился «Волшебник страны Оз». Я его сто раз смотрела в Рио. Именно тогда я начала учить английский. Я хотела, чтобы меня звали Дороти. Я даже назвала свою собаку Тото.
— Трудно представить тебя маленькой девочкой.
— Но ты же знаешь, что я была когда-то маленькой. Я же не могла возникнуть сразу в полном цвету... — Хелден замолчала, смеясь. Она приподнялась над ним, и ее грудь оказалась у его лица. Он инстинктивно протянул руку к ее соску, она вскрикнула, но прижала его руку своей и снова опустилась ему на грудь. — В любом случае я была маленькой девочкой. И порой я была счастлива.
— Когда?
— Когда бывала одна. У меня всегда была своя комната, мама следила за этим. Комната обычно находилась в задней части квартиры или дома, а если мы останавливались в гостинице, я жила отдельно от брата и сестры. Мама говорила, что я самая младшая и то, что они поздно ложатся, не должно мешать мне.
— Ты, должно быть, была очень одинока...
— О нет! Я ведь никогда не была одна. Мои друзья были в моем воображении, они могли сидеть на стульях или на моей кровати, и мы разговаривали. Мы могли говорить часами, поверяя друг другу свои секреты.
— А в школе? У тебя были друзья из плоти и крови? Минуту Хелден молчала.
— Несколько, очень немного. Теперь, оглядываясь назад, я не могу их осуждать. Мы все были детьми. Мы покупали так, как нам говорили родители. Те, у кого были Родители.
— Что же им говорили родители?
— Что я — фон Тибольт. Маленькая девочка с глупым именем. Моя мама была... ну, в общем, моей мамой. Я думаю, они считали, что это клеймо заразно.
Может быть, на ней и было выжжено клеймо, подумал Ноэль, но не ее мать была причиной этого. «Одесса» Мориса Граффа руководствовалась более важными соображениями. Миллионы и миллионы закладывали свой любимый рейх, чтобы быть использованными предателями вроде фон Тибольта.
— Дела пошли лучше, когда ты выросла?
— Лучше? Конечно. Растешь, приспосабливаешься, понимаешь то, чего не понимала ребенком.
— Друзей стало больше?
— Близких, пожалуй, нет, но больше и не было нужно. Я была не слишком общительна. Я привыкла быть одна; я понимала, почему меня не приглашают на вечеринки и обеды. Во всяком случае — в респектабельные семейства. Годы урезали круг общения моей матери, скажем так, но не ее деловые интересы. Она была акулой: нас избегали даже свои. И конечно, немцев остальные жители Рио по-настоящему не принимали в те годы.
— Почему, ведь война кончилась?
— Но не проблемы. Немцы являлись постоянным источником проблем в то время. Нелегальные деньги, военные преступники, израильские охотники... это продолжалось много лет.
— Ты такая красивая, трудно себе представить, чтобы ты была... скажем, совсем одна.
Хелден приподнялась и посмотрела на него. Она улыбнулась и правой рукой отвела волосы назад, держа их у шеи.
— Я выглядела очень суровой, дорогой. Прямые волосы, собранные в пучок, большие очки и платья на размер больше. Ты бы дважды на меня не взглянул... Не веришь?
— Я думаю не об этом.
— А о чем?
— Ты сказала «дорогой». Она ответила на его взгляд:
— Да, так я и сказала. Это же вполне естественно. Ты не против?
Он ответил ей прикосновением.
* * *
Она снова сидела на стуле, одетая в комбинацию, вместо неглиже, и потягивала бренди. Ноэль — рядом на полу, опираясь на кушетку. Вместо купального халата, на нем были трусы и рубашка. Они держались за руки и наблюдали за огнями на лодках, скользивших по воде.
Он обернулся и взглянул на нее:
— Тебе лучше?
— Много лучше, дорогой. Ты очень нежный. Я мало таких встречала в жизни.
— Меня это не интересует.
— Я не это имела в виду. Кстати, для твоего сведения. У Полковника меня прозвали Fraulein Eiszapfen.
— А что это значит?
— Сосулька, Мадемуазель Сосулька. А на работе уверены, что я лесбиянка.
— Отсылай их ко мне.
— Лучше не стоит.
— Я им скажу, что ты суха как солома и к тому же злоупотребляешь кнутами и велосипедными цепями. От тебя все разбегутся.
— Это очень мило. — Она поцеловала его. — Ты мягок, нежен и легко смеешься. Вы мне очень нравитесь, Ноэль Холкрофт, и я не думаю, что это так уж хорошо.
— Почему?
— Потому что, когда мы простимся, я буду думать о тебе. Ноэль дотронулся до ее руки, все еще касавшейся его лица; он забеспокоился.
— Мы только встретились. Зачем прощаться?
— Тебе много надо сделать. Мне тоже.
— У нас обоих есть Цюрих.
— У тебя есть Цюрих. А у меня своя жизнь в Париже.
— Одно другому не мешает.
— Ты этого не знаешь, дорогой. Ты ничего обо мне не знаешь. Ни где я живу, ни как я живу.
— Я знаю про маленькую девочку, у которой была отдельная комната и которая сто раз смотрела «Волшебника страны Оз».
— Вспоминай о ней с нежностью. А она будет вспоминать тебя. Всегда.
Холкрофт убрал ее руку со своего лица.
— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Спасибо за приятный вечер, всего хорошего?
— Нет, дорогой. Не это. Не теперь.
— Так что же ты хочешь сказать?
— Я не знаю. Может, я просто думаю вслух... У нас впереди еще дни, недели, если хочешь.
— Хочу.
— Но обещай, что ты никогда не будешь пытаться меня найти, встретиться со мной. Я сама тебя найду.
— Ты замужем? Хелден засмеялась:
— Нет.
— Ну, значит, живешь с кем-то?
— Да, но не в том смысле, в каком ты думаешь. Ноэль пристально посмотрел на нее.
— Какого ответа ты ждешь от меня?
— Скажи, что обещаешь.
— Дай мне понять тебя. Кроме того места, где ты работаешь, я нигде не могу тебя найти. Я не могу узнать, где ты живешь и как с тобой связаться.
— Я оставлю тебе телефон подруги. В крайнем случае, она знает, где меня искать.
— Мне казалось, я твой друг.
— Это так. Но по-другому. Пожалуйста, не сердись. Это ради твоей же безопасности.
Холкрофт вспомнил, что произошло три дня назад. Хелден боялась его, боялась, что его прислали не те люди.
— В машине ты сказала, что Цюрих — это решение многих проблем. Это твой ответ? Не может ли Цюрих изменить твою жизнь?
Она колебалась:
— Возможно. Но у нас столько дел...
— И так мало времени, — закончил Холкрофт. Он дотронулся до ее щеки, заставляя взглянуть на него. — Но прежде, чем появятся деньги, можно воспользоваться банком в Женеве и выполнить условия, которые они ставят.
— Я понимаю. Ты говорил об этом, и я уверена, что Иоганн знает о них.
— Не уверен. Он оказался жертвой спекуляций, которые могут выбить его из обоймы.
— Выбить откуда?
— Дисквалифицировать его. Испугать людей в Женеве; заставить их запереть подвалы. Мы вернемся к этому через минуту. Я хочу поговорить о Бомонте. Кажется, я знаю, кто он, но мне нужна твоя помощь, чтобы убедиться в этом.
— Чем я могу помочь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Он взял ее руку.
— Трусливый лев? Из «Волшебника страны Оз»?
— Конечно, — ответила она. — Мне очень нравился «Волшебник страны Оз». Я его сто раз смотрела в Рио. Именно тогда я начала учить английский. Я хотела, чтобы меня звали Дороти. Я даже назвала свою собаку Тото.
— Трудно представить тебя маленькой девочкой.
— Но ты же знаешь, что я была когда-то маленькой. Я же не могла возникнуть сразу в полном цвету... — Хелден замолчала, смеясь. Она приподнялась над ним, и ее грудь оказалась у его лица. Он инстинктивно протянул руку к ее соску, она вскрикнула, но прижала его руку своей и снова опустилась ему на грудь. — В любом случае я была маленькой девочкой. И порой я была счастлива.
— Когда?
— Когда бывала одна. У меня всегда была своя комната, мама следила за этим. Комната обычно находилась в задней части квартиры или дома, а если мы останавливались в гостинице, я жила отдельно от брата и сестры. Мама говорила, что я самая младшая и то, что они поздно ложатся, не должно мешать мне.
— Ты, должно быть, была очень одинока...
— О нет! Я ведь никогда не была одна. Мои друзья были в моем воображении, они могли сидеть на стульях или на моей кровати, и мы разговаривали. Мы могли говорить часами, поверяя друг другу свои секреты.
— А в школе? У тебя были друзья из плоти и крови? Минуту Хелден молчала.
— Несколько, очень немного. Теперь, оглядываясь назад, я не могу их осуждать. Мы все были детьми. Мы покупали так, как нам говорили родители. Те, у кого были Родители.
— Что же им говорили родители?
— Что я — фон Тибольт. Маленькая девочка с глупым именем. Моя мама была... ну, в общем, моей мамой. Я думаю, они считали, что это клеймо заразно.
Может быть, на ней и было выжжено клеймо, подумал Ноэль, но не ее мать была причиной этого. «Одесса» Мориса Граффа руководствовалась более важными соображениями. Миллионы и миллионы закладывали свой любимый рейх, чтобы быть использованными предателями вроде фон Тибольта.
— Дела пошли лучше, когда ты выросла?
— Лучше? Конечно. Растешь, приспосабливаешься, понимаешь то, чего не понимала ребенком.
— Друзей стало больше?
— Близких, пожалуй, нет, но больше и не было нужно. Я была не слишком общительна. Я привыкла быть одна; я понимала, почему меня не приглашают на вечеринки и обеды. Во всяком случае — в респектабельные семейства. Годы урезали круг общения моей матери, скажем так, но не ее деловые интересы. Она была акулой: нас избегали даже свои. И конечно, немцев остальные жители Рио по-настоящему не принимали в те годы.
— Почему, ведь война кончилась?
— Но не проблемы. Немцы являлись постоянным источником проблем в то время. Нелегальные деньги, военные преступники, израильские охотники... это продолжалось много лет.
— Ты такая красивая, трудно себе представить, чтобы ты была... скажем, совсем одна.
Хелден приподнялась и посмотрела на него. Она улыбнулась и правой рукой отвела волосы назад, держа их у шеи.
— Я выглядела очень суровой, дорогой. Прямые волосы, собранные в пучок, большие очки и платья на размер больше. Ты бы дважды на меня не взглянул... Не веришь?
— Я думаю не об этом.
— А о чем?
— Ты сказала «дорогой». Она ответила на его взгляд:
— Да, так я и сказала. Это же вполне естественно. Ты не против?
Он ответил ей прикосновением.
* * *
Она снова сидела на стуле, одетая в комбинацию, вместо неглиже, и потягивала бренди. Ноэль — рядом на полу, опираясь на кушетку. Вместо купального халата, на нем были трусы и рубашка. Они держались за руки и наблюдали за огнями на лодках, скользивших по воде.
Он обернулся и взглянул на нее:
— Тебе лучше?
— Много лучше, дорогой. Ты очень нежный. Я мало таких встречала в жизни.
— Меня это не интересует.
— Я не это имела в виду. Кстати, для твоего сведения. У Полковника меня прозвали Fraulein Eiszapfen.
— А что это значит?
— Сосулька, Мадемуазель Сосулька. А на работе уверены, что я лесбиянка.
— Отсылай их ко мне.
— Лучше не стоит.
— Я им скажу, что ты суха как солома и к тому же злоупотребляешь кнутами и велосипедными цепями. От тебя все разбегутся.
— Это очень мило. — Она поцеловала его. — Ты мягок, нежен и легко смеешься. Вы мне очень нравитесь, Ноэль Холкрофт, и я не думаю, что это так уж хорошо.
— Почему?
— Потому что, когда мы простимся, я буду думать о тебе. Ноэль дотронулся до ее руки, все еще касавшейся его лица; он забеспокоился.
— Мы только встретились. Зачем прощаться?
— Тебе много надо сделать. Мне тоже.
— У нас обоих есть Цюрих.
— У тебя есть Цюрих. А у меня своя жизнь в Париже.
— Одно другому не мешает.
— Ты этого не знаешь, дорогой. Ты ничего обо мне не знаешь. Ни где я живу, ни как я живу.
— Я знаю про маленькую девочку, у которой была отдельная комната и которая сто раз смотрела «Волшебника страны Оз».
— Вспоминай о ней с нежностью. А она будет вспоминать тебя. Всегда.
Холкрофт убрал ее руку со своего лица.
— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Спасибо за приятный вечер, всего хорошего?
— Нет, дорогой. Не это. Не теперь.
— Так что же ты хочешь сказать?
— Я не знаю. Может, я просто думаю вслух... У нас впереди еще дни, недели, если хочешь.
— Хочу.
— Но обещай, что ты никогда не будешь пытаться меня найти, встретиться со мной. Я сама тебя найду.
— Ты замужем? Хелден засмеялась:
— Нет.
— Ну, значит, живешь с кем-то?
— Да, но не в том смысле, в каком ты думаешь. Ноэль пристально посмотрел на нее.
— Какого ответа ты ждешь от меня?
— Скажи, что обещаешь.
— Дай мне понять тебя. Кроме того места, где ты работаешь, я нигде не могу тебя найти. Я не могу узнать, где ты живешь и как с тобой связаться.
— Я оставлю тебе телефон подруги. В крайнем случае, она знает, где меня искать.
— Мне казалось, я твой друг.
— Это так. Но по-другому. Пожалуйста, не сердись. Это ради твоей же безопасности.
Холкрофт вспомнил, что произошло три дня назад. Хелден боялась его, боялась, что его прислали не те люди.
— В машине ты сказала, что Цюрих — это решение многих проблем. Это твой ответ? Не может ли Цюрих изменить твою жизнь?
Она колебалась:
— Возможно. Но у нас столько дел...
— И так мало времени, — закончил Холкрофт. Он дотронулся до ее щеки, заставляя взглянуть на него. — Но прежде, чем появятся деньги, можно воспользоваться банком в Женеве и выполнить условия, которые они ставят.
— Я понимаю. Ты говорил об этом, и я уверена, что Иоганн знает о них.
— Не уверен. Он оказался жертвой спекуляций, которые могут выбить его из обоймы.
— Выбить откуда?
— Дисквалифицировать его. Испугать людей в Женеве; заставить их запереть подвалы. Мы вернемся к этому через минуту. Я хочу поговорить о Бомонте. Кажется, я знаю, кто он, но мне нужна твоя помощь, чтобы убедиться в этом.
— Чем я могу помочь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144