Дескать, с этими психами разберутся и все такое... А если с ними не разобрались? Если все-таки взрыв машины – это покушение... Месть за плохой фэн-шуй...
– В таком случае тот, кто покусился на вас, должен быть по меньшей мере божеством, – сказала кузина Хуа. – Или Великим князем Тьмы. Послушай, Нила, не терзай себя бесплодными размышлениями. Ты жива, скоро будешь совсем здорова, с тобой дочь и вся Семья, а потому оставь скорбь.
– Я не могу не скорбеть по кузену Го, – тихо ответила я. – И самое ужасное то, что я даже поплакать не могу – врачи запрещают мне плакать.
– Го не был бы рад, узнав, что ты портишь лицо слезами. Го был веселый человек. А потому твои молитвы о нем – если ты захочешь помолиться – не должны быть слезливыми.
И я начала молиться – что мне еще оставалось делать, коль прикована к больничной койке?
Возле моей кровати кузина Хуа устроила поминальный алтарь – на принесенном столике стояла посмертная табличка с именем Го, лежали жертвенные деньги и тихо струили легкий фимиам ароматические палочки. Надо было соблюдать ритуал, но я молилась своими словами:
– Я никогда не верила в то, что вы есть – Бог или боги. Я верила лишь в силы мира, окружающего меня. Но вот мой друг ушел из этого мира, ни одна сила не спасла его. Где он сейчас, я не знаю, может быть, стоит перед вами, боги? В таком случае не будьте к нему строги, будьте милостивы. Мой кузен Го был хороший человек, а потому и вы отнеситесь к нему хорошо, о боги.
Так я молилась и засыпала, потому что слишком много транквилизаторов кололи в мои несчастные вены. От транквилизаторов начинались галлюцинации – так однажды ко мне в палату пришел мой несчастный кузен Го и, присев на край моей кровати (а кровать просвечивала сквозь его тело), сказал:
– Нила, может, хватит, а?
Я так ему обрадовалась, что не смогла вымолвить пи слова.
– Что молчишь? – усмехнулся кузен, а я только тут заметила, что одет он настоящим принцем – и старинные роскошные одежды цвета персика, Цвета бессмертия. И волосы у Го длинные, заплетенные в косу, отливающую грозовой чернотой. Го был прекрасен, еще прекраснее, чем при жизни.
– Го, я скучаю по тебе, – наконец смогла выговорить я.
– И зря! – со своей обычной ласковой усмешкой сказал Го. – Кузиночка, неужели ты так ничего и не поняла?
– Что я должна понять?
– Что мне здесь совсем неплохо, – заявил Го. – Вы все так дружно за меня молились, что отныне Нефритовый владыка Юй-ди повелел мне стать домашним божеством всей нашей Семьи. Я вам буду покровительствовать, помогать, защищать и все прочее. Причем теперь у меня для этого возможностей гораздо больше, чем при земной-то жизни. А больше всего я буду заботиться о тебе, моя маленькая кузина, ты же знаешь, как я тебя люблю.
– Это что же, выходит, тебя повысили в должности? – попыталась усмехнуться я.
– А как же!
– Поздравляю, – сказала я и снова закручинилась. – Кузен Го, я такая слабая, я даже руки тебе протянуть не могу!
– Зато я могу, – немедленно ответил кузен, ставший божеством.
Он прозрачной рукой коснулся моей безвольно лежащей на постели кисти, и я увидела, как из его руки в мою соскальзывают, перетекают золотисто-алые сверкающие капельки...
– Поправляйся, кузиночка, – пожелал мне Го, убирая руку. – А то в этой больнице ты снова заболеешь – теперь уже от скуки.
– Хорошо, Го.
– Я пойду, – сказал кузен. – Но ты не переживай: если что, я буду рядом. Знаешь, что на Небо с земли подняться, что с Неба спуститься на землю – так легко, если есть желание...
Он ушел, превратившись в неясную тень на обоях палаты, а потом и эта тень исчезла.
А я начала стремительно выздоравливать, словно и впрямь мой божественный кузен дал команду моему организму. И уже через неделю меня выписали из больницы.
Мы с дочерью вернулись домой. Вокруг сияла и переливалась всеми красками осень, пахло влажной землей и палой листвой.
Домоправитель Цань встретил меня так, словно я и впрямь возвратилась с того света.
– Госпожа Чжао, как радостно видеть вас вновь здоровой. Я немедленно распоряжусь насчет праздничного обеда...
– О, не стоит, Цань. Я отвыкла от нормальной пищи за все это время, а потому, если вы подадите мне соевый творог с молочной сладкой подливкой и немного постной лапши, я буду вам неимоверно признательна.
Кэтнян, услышав это, посмотрела на меня с сожалением и сказала:
– Цань, пожалуйста, все-таки распорядитесь насчет праздничного обеда. Мама, возможно, и станет питаться соевым творогом, но сегодня наверняка съедутся родственники, чтобы поздравить маму с выздоровлением.
Домоправитель поклонился и исчез – отправился на кухню давать распоряжения. А я сказала – дочери:
– Спасибо, Кэтнян. Я об этом совершенно не подумала.
– Тебе простительно. Мам, ты все-таки еще очень слаба. Ты отдыхай, а мне разреши побыть за хозяйку.
Как-то все стали ко мне чересчур снисходительны и милостивы, вы не находите?..
Дочь не зря распоряжалась. К вечеру стали собираться гости – члены моей большой китайской Семьи. Прибыли не только многочисленные кузины и кузены, но и старейшины обоих ветвей рода Чжао: собственно Чжао и Чжаосинь.
Встреча, разумеется, была неофициальной и потому в достаточной мере шумной, беспокойной и неуправляемой. Меня, впрочем, никто особенно не терзал, родственники чутко понимали мое теперешнее состояние. Подходили, справлялись о здоровье, вручали традиционный персик, завернутый в алую бумагу, и коробок с длинной лапшой, а дальше общались меж собой, обсуждая самые разнообразные темы: от новых цен на гаолян до очередного полета в космос китайского космонавта. Гостей в основном занимала Кэтнян: вот уже несколько часов она поддерживала дискуссию между кузиной Хуа и кузеном Ди Чжаосинем о том, в какой частный колледж ей предпочтительнее отправиться. А я...
Я наслаждалась тем, что жива.
И раны мои затянулись.
А в душе появилась надежда.
... Поминальную дощечку с именем Го я не стала сжигать согласно традиции. Я отнесла ее в свой офис и поместила в нише, отведенной для офисного алтаря. Здесь были панно с изображением Гуаньинь и Си-ванму, нефритовые чаши с шелковыми цветами, свечи, курительные палочки и серебряные фигурки божеств, украшенные красными плетеными шнурами. Раньше я никогда не обращала внимания на этот алтарь и на религиозные церемонии вообще, но теперь, когда мой кузен заявил, что стал небожителем и моим небесным заступником...
В общем, я полагаю, что поминальная табличка кузена Го непременно сыграла свою положительную роль в тот раз, когда... Но об этом лучше рассказать подробнее.
Был один из дней поздней осени, когда ветер меняется и приносит запах снега, горных родников и бесстрашно цветущих среди холодов хризантем. Я сидела в офисе, занятая неспешной работой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– В таком случае тот, кто покусился на вас, должен быть по меньшей мере божеством, – сказала кузина Хуа. – Или Великим князем Тьмы. Послушай, Нила, не терзай себя бесплодными размышлениями. Ты жива, скоро будешь совсем здорова, с тобой дочь и вся Семья, а потому оставь скорбь.
– Я не могу не скорбеть по кузену Го, – тихо ответила я. – И самое ужасное то, что я даже поплакать не могу – врачи запрещают мне плакать.
– Го не был бы рад, узнав, что ты портишь лицо слезами. Го был веселый человек. А потому твои молитвы о нем – если ты захочешь помолиться – не должны быть слезливыми.
И я начала молиться – что мне еще оставалось делать, коль прикована к больничной койке?
Возле моей кровати кузина Хуа устроила поминальный алтарь – на принесенном столике стояла посмертная табличка с именем Го, лежали жертвенные деньги и тихо струили легкий фимиам ароматические палочки. Надо было соблюдать ритуал, но я молилась своими словами:
– Я никогда не верила в то, что вы есть – Бог или боги. Я верила лишь в силы мира, окружающего меня. Но вот мой друг ушел из этого мира, ни одна сила не спасла его. Где он сейчас, я не знаю, может быть, стоит перед вами, боги? В таком случае не будьте к нему строги, будьте милостивы. Мой кузен Го был хороший человек, а потому и вы отнеситесь к нему хорошо, о боги.
Так я молилась и засыпала, потому что слишком много транквилизаторов кололи в мои несчастные вены. От транквилизаторов начинались галлюцинации – так однажды ко мне в палату пришел мой несчастный кузен Го и, присев на край моей кровати (а кровать просвечивала сквозь его тело), сказал:
– Нила, может, хватит, а?
Я так ему обрадовалась, что не смогла вымолвить пи слова.
– Что молчишь? – усмехнулся кузен, а я только тут заметила, что одет он настоящим принцем – и старинные роскошные одежды цвета персика, Цвета бессмертия. И волосы у Го длинные, заплетенные в косу, отливающую грозовой чернотой. Го был прекрасен, еще прекраснее, чем при жизни.
– Го, я скучаю по тебе, – наконец смогла выговорить я.
– И зря! – со своей обычной ласковой усмешкой сказал Го. – Кузиночка, неужели ты так ничего и не поняла?
– Что я должна понять?
– Что мне здесь совсем неплохо, – заявил Го. – Вы все так дружно за меня молились, что отныне Нефритовый владыка Юй-ди повелел мне стать домашним божеством всей нашей Семьи. Я вам буду покровительствовать, помогать, защищать и все прочее. Причем теперь у меня для этого возможностей гораздо больше, чем при земной-то жизни. А больше всего я буду заботиться о тебе, моя маленькая кузина, ты же знаешь, как я тебя люблю.
– Это что же, выходит, тебя повысили в должности? – попыталась усмехнуться я.
– А как же!
– Поздравляю, – сказала я и снова закручинилась. – Кузен Го, я такая слабая, я даже руки тебе протянуть не могу!
– Зато я могу, – немедленно ответил кузен, ставший божеством.
Он прозрачной рукой коснулся моей безвольно лежащей на постели кисти, и я увидела, как из его руки в мою соскальзывают, перетекают золотисто-алые сверкающие капельки...
– Поправляйся, кузиночка, – пожелал мне Го, убирая руку. – А то в этой больнице ты снова заболеешь – теперь уже от скуки.
– Хорошо, Го.
– Я пойду, – сказал кузен. – Но ты не переживай: если что, я буду рядом. Знаешь, что на Небо с земли подняться, что с Неба спуститься на землю – так легко, если есть желание...
Он ушел, превратившись в неясную тень на обоях палаты, а потом и эта тень исчезла.
А я начала стремительно выздоравливать, словно и впрямь мой божественный кузен дал команду моему организму. И уже через неделю меня выписали из больницы.
Мы с дочерью вернулись домой. Вокруг сияла и переливалась всеми красками осень, пахло влажной землей и палой листвой.
Домоправитель Цань встретил меня так, словно я и впрямь возвратилась с того света.
– Госпожа Чжао, как радостно видеть вас вновь здоровой. Я немедленно распоряжусь насчет праздничного обеда...
– О, не стоит, Цань. Я отвыкла от нормальной пищи за все это время, а потому, если вы подадите мне соевый творог с молочной сладкой подливкой и немного постной лапши, я буду вам неимоверно признательна.
Кэтнян, услышав это, посмотрела на меня с сожалением и сказала:
– Цань, пожалуйста, все-таки распорядитесь насчет праздничного обеда. Мама, возможно, и станет питаться соевым творогом, но сегодня наверняка съедутся родственники, чтобы поздравить маму с выздоровлением.
Домоправитель поклонился и исчез – отправился на кухню давать распоряжения. А я сказала – дочери:
– Спасибо, Кэтнян. Я об этом совершенно не подумала.
– Тебе простительно. Мам, ты все-таки еще очень слаба. Ты отдыхай, а мне разреши побыть за хозяйку.
Как-то все стали ко мне чересчур снисходительны и милостивы, вы не находите?..
Дочь не зря распоряжалась. К вечеру стали собираться гости – члены моей большой китайской Семьи. Прибыли не только многочисленные кузины и кузены, но и старейшины обоих ветвей рода Чжао: собственно Чжао и Чжаосинь.
Встреча, разумеется, была неофициальной и потому в достаточной мере шумной, беспокойной и неуправляемой. Меня, впрочем, никто особенно не терзал, родственники чутко понимали мое теперешнее состояние. Подходили, справлялись о здоровье, вручали традиционный персик, завернутый в алую бумагу, и коробок с длинной лапшой, а дальше общались меж собой, обсуждая самые разнообразные темы: от новых цен на гаолян до очередного полета в космос китайского космонавта. Гостей в основном занимала Кэтнян: вот уже несколько часов она поддерживала дискуссию между кузиной Хуа и кузеном Ди Чжаосинем о том, в какой частный колледж ей предпочтительнее отправиться. А я...
Я наслаждалась тем, что жива.
И раны мои затянулись.
А в душе появилась надежда.
... Поминальную дощечку с именем Го я не стала сжигать согласно традиции. Я отнесла ее в свой офис и поместила в нише, отведенной для офисного алтаря. Здесь были панно с изображением Гуаньинь и Си-ванму, нефритовые чаши с шелковыми цветами, свечи, курительные палочки и серебряные фигурки божеств, украшенные красными плетеными шнурами. Раньше я никогда не обращала внимания на этот алтарь и на религиозные церемонии вообще, но теперь, когда мой кузен заявил, что стал небожителем и моим небесным заступником...
В общем, я полагаю, что поминальная табличка кузена Го непременно сыграла свою положительную роль в тот раз, когда... Но об этом лучше рассказать подробнее.
Был один из дней поздней осени, когда ветер меняется и приносит запах снега, горных родников и бесстрашно цветущих среди холодов хризантем. Я сидела в офисе, занятая неспешной работой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63