— Нет, я это не спланировала, так что мне нечем гордиться. Так получилось. Но я рада. — Она соскользнула с кровати, накинула халат и отперла дверь.
— Ты куда? — Он поднялся с кресла.
Она посмотрела на него, и у нее пересохло во рту. Белье из тонкого батиста не скрывало его возбужденной плоти. Плюс обнаженное, совершенное тело. Сердце бешено забилось. Пропади он пропадом!
Но на этот раз она не допустит, чтобы он отвлек ее от цели. Зажав в кулаке ключ, чтобы он не мог отпереть дверь, она сказала:
— Пойду принесу тебе что-нибудь от головной боли. Мальчики вот-вот проснутся, и…
— Запри дверь, — приказал он и подошел к ней. — Может, мы пропустили брачную ночь, жена, но никто не сказал, что у нас не может быть брачного утра.
С бьющимся сердцем она открыла дверь, но он ее захлопнул и прижал Фелисити к себе.
— Дай ключ! — скомандовал он.
Она швырнула его в дальний угол комнаты.
— Возьми сам.
Он медлил, видимо, гадал, как достать ключ и при этом не дать ей сбежать. Потом улыбнулся и положил руку ей на бедро.
— Не беда. — Он наклонился, собираясь поцеловать Фелисити, но она вывернулась.
— Ты не в том состоянии, чтобы это делать, — сказала она и попятилась.
— Ни один мужчина не был в лучшем состоянии, чтобы делать это, querida. — Он неторопливо направился к ней. — Ты моя жена. И вспомни о супружеском долге.
В дверь постучали. Раз, другой, третий.
— Лиззи! — послышался из-за двери громкий детский шепот. — Ты спишь?
— Молчи, и эти чертенята уйдут! — прорычал он. Она рассмеялась.
— Йен, сейчас утро Рождества. Они не уйдут. Радуйся, что они не ворвались без стука, как обычно.
Он метнулся к двери, прислонился к ней и крикнул:
— Малыши, уходите! Как только ваша сестра оденется, она выйдет к вам.
Фелисити усмехнулась:
— Они не уйдут. Утро Рождества!
— Лиззи, ты здесь? Мы хотим посмотреть, что нам положил в чулки Рождественский дед!
— Так пойдите и посмотрите! — крикнул Йен.
— Мы не можем! Лиззи заперла гостиную! Он бросил на нее взгляд.
— Правда?
— Я всегда так делаю, не то они просидят там всю ночь. Йен нахмурился.
— Вели им подождать, пока мы выйдем.
— Ни за что! — Она крикнула: — Мальчики, я через минуту! Только оденусь!
— Скорее! Это Рождество! — крикнул из-за двери Джордж.
Йен чертыхнулся. Посмотрел на дверную ручку, потом на нее. Она пошла к комоду в другом конце комнаты. Она догадывалась, о чем он думает: открыть дверь и приказать мальчишкам уйти. Но они могут ворваться. Отпустить дверь и поискать ключ? Тогда она сбежит.
Так ему и надо, злорадствовала Фелисити, вспомнив, как накануне вечером Йен насмехался над ней в карете. Фелисити вытащила свежую рубашку, панталоны, чулки, платье с застежкой спереди, чтобы не потребовалась его помощь. Пошла было за ширму, но передумала. Сняла халат, помедлила. Увидела, что он плечом подпирает дверь, и поняла, что она в безопасности.
Не мешает также ему напомнить, что он теряет, продолжая считать ее породистой кобылой, а не женой. Она неторопливо развязала тесемки, спустила с плеча один рукав, потом другой. Он округлил глаза.
— Какого черта ты делаешь?
— Переодеваюсь. — Она сбросила рубашку на пол.
— Подойди, я тебе помогу, — хрипло сказал он; голос царапнул по сердцу.
О, как ей хотелось! Но она не уступит. После вчерашнего — ни за что!
— Мне не нужна помощь. К тому же ты должен держать дверь. А то мальчики ворвутся.
Она взялась за завязки панталон, и он зарычал:
— Не смей!
Наслаждаясь своей властью над ним, она развязывала их очень медленно.
— Фелисити, это не смешно.
— Не смешно? Боишься, что не получишь наследника ко Дню архангела Михаила? — с вызовом произнесла она и сняла панталоны.
Он с проклятием отошел от двери.
— Мальчики! — громко позвала она.
Ручка завертелась, Йену снова пришлось подпереть дверь плечом.
— Убирайтесь! — прошипел он, не сводя с нее глаз.
Ее развеселил трепет, охвативший тело под его рыскающим взглядом. Она вела себя дерзко, нагло. Ей бы устыдиться, но стыдно не было. Нисколечко. Пусть пострадает за то, что вчера подверг ее пытке.
— Имей приличие хотя бы зайти за ширму.
— А ты закрой глаза.
— Не могу, — прохрипел он.
Она взяла чулок, подержала на весу, поставила ногу на кровать, чтобы удобнее было его надеть. И взору Йена открылся темный треугольник.
Послышалось что-то среднее между проклятием и стоном. Она завязала подвязку и взяла второй чулок.
— Хватит! — зарычал он. Она изогнула бровь, он выпрямился. — Если будешь продолжать свои штучки, querida, я начну рассказывать, что собираюсь с тобой сделать. Громко. Так, чтобы твои братья слышали. Пусть учатся.
Она заколебалась. В коридоре было подозрительно тихо. Фелисити хорошо знала своих братьев, они так просто не уйдут.
— Ты не посмеешь. Он прищурился.
— Над подвязкой видна полоска кожи. Я хочу лизнуть ее, а дальше…
— Ладно, ладно! — Она подхватила свою одежду и скрылась за ширмой.
А когда оделась и вышла из-за нее, увидела, что он натягивает рубашку и брюки. Под дверную ручку Йен подставил стул, но явно отказался от своих планов, поскольку мальчишки за дверью так трещали, что было ясно: они не уйдут.
Когда она проходила мимо него, он схватил ее за руку и прошептал:
— До ночи, моя веселая жена. Когда мальчишки не будут ломиться в нашу дверь.
Ее пробрала дрожь. Пожалуй, она зашла слишком далеко в осуществлении своей мести.
— Ночью у меня будет собственная спальня.
— Только для того, чтобы спать. — От его плутовской улыбки Фелисити почувствовала жар во всем теле. — Вообще-то я хочу, чтобы ты повторила это представление в моей спальне в Честерли.
Она подняла на него честнейшие глаза.
— С радостью, Йен. Как только ты расскажешь мне то, что я желаю знать.
Он перестал улыбаться.
— Ты никогда не сдаешься?
— Никогда. Я и минуты не проведу с тобой в постели, зная, что для тебя это не больше чем спаривание.
Йен проигнорировал ее слова. Сказал лишь:
— Открой дверь, пока эти озорники ее не сломали.
Нет никакого сомнения, он женился на шлюхе, размышлял Йен, сидя в гостиной, где близнецы потрошили коробки и пакеты. Он не сводил глаз с молодой жены, вспоминая, какое представление она устроила в спальне. Ее пышные волосы рассыпались по плечам. Вместе с братьями она сидела на полу, утонув в оберточной бумаге и лентах, и рассматривала его подарки. Ее легко было принять за ребенка.
Хорош ребенок. Он вспомнил, как она снимала панталоны, и застонал. Любая куртизанка позавидовала бы. Не лиши он ее девственности, не поверил бы, что она невинна. То, что Фелисити вытворяла, было для нее так же естественно, как собирать сплетни для своей колонки и преподносить их читателям в собственной интерпретации.
Он усмехнулся. От его самонадеянности не осталось и следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69