На протяжении всего дня Джули не прекращала вопить во всю силу своих не таких уж слабеньких легких.
Пылающее ее личико сделалось пунцовым, губы побледнели, маленькое тельце дрожало от бессильной ярости, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Все, до кого доносились эти вопли, разносившиеся не меньше чем мили на две от их кареты, невольно оглядывались по сторонам в поисках чудовища, мучающего ребенка. Захлебываясь в слезах, Джули, сжав кулачки, бросалась на него, и Фрэдди с удивлением отмечал, что удары ее порой были весьма чувствительны. А кроме этого, у нее на вооружении были весьма острые зубки, которыми она при малейшей возможности впивалась в первую попавшуюся ей часть тела графа. И теперь руки графа были обмотаны бинтами, спешно изготовленными из его шейного платка. Порой казалось, что Джули наслаждается его кровью, как другие дети сладостями. Сладости как раз и не произвели на эту маленькую разбойницу никакого впечатления. Она осталась равнодушна к мороженому, куклам, пони, блестящим монеткам и весело верещавшим свистулькам. Он уже убедился в этом, когда во время похорон пытался соблазнить ее игрушками, столь желанными для любой другой девчонки. Ни малейшего намека на успех! Она требовала лишь одного: маму.
Не помогли ни его строгие взгляды, ни сердитые окрики. Джули не обращала внимания на его бледное от злости лицо и сдвинутые брови — верный признак того, что терпение графа приближается к пределу. Не действовал на нее и его громкий голос, который, подобно грому, отдавался эхом о стены кареты. Джули, наверное, и не слышала его за собственными воплями. В ярости, раздраженный Фрэдди попытался было успокоить ее самым действенным способом. Он резко схватил хрупкую фигурку и зажал рот девочки ладонью. В итоге количество укусов на его руке увеличилось, а ситуация осталась прежней.
Его сын упорно молчал, и это беспокоило графа не меньше, чем крики его сестры. Уставшая Джули наконец согласилась немного перекусить, и Фрэдди подумал, что только для того, чтобы набраться сил для дальнейшей борьбы. Крошечный же Робби стоически отказывался от пищи в течение всего путешествия. Чертова кормилица, которую он специально нанял, не могла ничего поделать с младенцем. Фрэдди это окончательно вывело из себя, и он начал орать на эту идиотку. Его остановила только мысль о том, что этот крик также донесется до ушей невольных слушателей. Не показалось ли им, что мимо них везут вопящих от страха и злости зверей?
— Почему он не ест? — спросил он, увидев, как сын опять отвернул головку от груди.
Испуганная кормилица вздрогнула и склонилась над Робертом. Она могла бы поклясться, что крошечное личико малыша при окрике отца презрительно сморщилось.
Фрэдди сам мог бы ответить на этот вопрос. Он, нанимая эту молодую женщину, специально обратил внимание на ее чистую одежду. Но, к сожалению, ее тело было далеко не так опрятно. Запах непромытой кожи и волос, смешавшись с запахом его собственной крови, создал в карете такой аромат, от которого и у него кусок не полез бы в рот.
Как он несчастен! А ведь начиналось все не так плохо. Этой ночью у него было приподнятое настроение, когда он приступил к исполнению задуманного. Оказалось, что не очень сложно забраться в чужой дом. Он даже, пошутил про себя, что в случае его банкротства он вполне сможет зарабатывать себе на жизнь кражами. Только теперь он тысячу и тысячу раз подумает, прежде чем похищать детей, особенно своих собственных.
Маленькое окошко дома имело петли, что позволило без труда открыть его и забраться на подоконник. Прыгнуть в комнату было делом еще нескольких секунд. Он передал одного за другим спящих детей поджидавшему под окном кучеру. Ни девочка, ни мальчик не проснулись. Их слабое сонное бормотание не разбудило спящую в смежной комнате Кэтрин.
Легким, даже приятным был и первый час этого путешествия. Дети продолжали мирно посапывать, и он смог как следует рассмотреть дочь, которую не видел около года, и сына, которого вовсе не знал. В этот предрассветный час он признался себе, что отказ от Джули был далеко не самым благородным и удачным поступком в его жизни. Если он и не испытал угрызения совести как отец, то чувство обычной человеческой вины ощутил наверняка.
Первые лучи восходящего солнца проникли в карету, возвещая о начале нового дня, и Фрэдди стал понимать всю глупость своей затеи. Джули была уже не тем младенцем, какой он ее помнил, а маленькой и вполне самостоятельной девочкой. Сельский воздух пошел ей на пользу. Она выглядела здоровой и жизнерадостной. На плече лежала довольно длинная толстая косичка, сбившееся одеяло обнажило очаровательные ямочки на коленках. Девочка ровно дышала, трогательно засунув маленький пальчик в уголок рта. У нее были симпатично изогнутые бровки и зеленые глаза. Их цвет он увидел еще раньше при свете фонаря, когда она на мгновение проснулась от толчка кареты. В Джули были странным образом перемешаны черты Селесты и его собственные. Ее подбородок и нос были его копией, а овал лица — как у Селесты.
Граф рассмотрел дочь при ярком свете и смутился, как никогда в жизни. С первого взгляда было видно, что она его дочь. А он не испытывал к ней отцовских чувств. Прозрачные, тонкие перепонки между ее пальчиками по-прежнему были заметны. Но только злые и глупые люди могли давать нелепые объяснения этого ее недостатка… Да и он сам тоже хорош! Никогда в жизни он не намекнет Джули об этом. Просыпающиеся отцовские чувства и нежность сменились неожиданной вспышкой злости. Как смела Кэтрин, черт ее побери, присвоить себе его дочь?! И то, что он сам стремился убрать девочку подальше от своих глаз, совершенно ее не оправдывает.
Джули, видимо, привыкшая вставать с рассветом, проснулась и мгновенно превратилась из ангелочка в разъяренную дикарку. Она в течение минуты выкрикивала пронзительно тонким голоском нелестные слова в его адрес, но еще громче звала маму. Его злость на Кэтрин усилилась. Как она осмелилась так привязать к себе его дочь? Он то и дело повторял про себя этот вопрос, не задумываясь над его глупостью и нелепостью.
Фрэдди пережил еще одно потрясение, когда наконец при свете рассмотрел сына. Человечек на руках кормилицы был его уменьшенным отражением. Те же зеленые глаза и черные волосы, даже та же высокомерная усмешка аристократа, выглядевшая весьма забавно на личике маленького херувима. Сын одарил отца тем проникающим, оценивающим взглядом, каким сам Фрэдди не раз смотрел на своих собеседников. Но в отличие от них граф испытал приятное чувство. Сердце екнуло от нахлынувших отцовских чувств. И снова мысль о Кэтрин. Да как она решилась скрыть от него рождение этого очаровательного малютки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96