Джиллиана с опаской отступила назад и ухватилась обеими руками за юбки, приподняв их, насколько позволяли приличия.
Грант взял у Майкла фонарь вместе с бумажным конусом и зажег этот конус. Склонившись над высоким травяным кустиком, он дотронулся зажженным концом до участка над поверхностью воды. Вспышка оранжевого света появилась на секунду и тут же погасла. Она исчезла так быстро, что Джиллиана подумала, что, должно быть, ей померещилось. Но Грант снова наклонился, и еще одна вспышка оранжевого пламени появилась на фоне темного неба.
– Вам приходится приходить на болото ночью, – сказала она, внезапно понимая, – иначе вы не увидите вспышки.
– Совершенно верно. Если б вы были моей ученицей, я бы наградил вас за сообразительность.
– Но как вам удастся набрать газ в банку?
– С помощью спиралеобразного сифона, – ответил он.
В течение следующего часа Джиллиана имела возможность убедиться, насколько это сложно и опасно. Не один раз ей хотелось крикнуть Гранту и лакею «Осторожнее!» – ведь она знала, как легко воспламеняем газ. И всякий раз она сдерживалась, сознавая, что граф Стрейтерн все равно сделает по-своему.
Когда наступило утро и на горизонте занялся рассвет, Джиллиана начала понимать: то, что она считала надменностью и высокомерием графа, на самом деле просто его уверенность в себе. Он точно знает, что его интересует, чем он желает заниматься и чего хочет добиться в жизни. Он презирает невежество, и в этом отношении у них с Арабеллой много общего. Если бы Арабелла сейчас была здесь, она бы не столько беспокоилась о его безопасности, сколько побуждала узнать больше, сделать больше, решить больше загадок.
Так что вполне возможно, что из них получится идеальная пара.
– У вас такой задумчивый вид, мисс Камерон. Что вас так занимает в это прекрасное утро?
Джиллиана подняла голову и увидела, что он стоит на твердой почве на фоне светлеющего неба. На мгновение она была полностью захвачена этим зрелищем. Перепачканный и растрепанный, Грант все равно был таким красивым, что у нее перехватило дыхание. Таким же красивым он был бы и во главе какой-нибудь торговой компании, и на борту корабля, и солдатом в сражении.
– Правда? – отозвалась она. – Должна признаться, что не помню, о чем думала.
– Уверен, это было что-то важное, – с улыбкой сказал Грант.
– А я не уверена, – возразила она, отвечая на его улыбку. – Как и любого человека, иногда меня посещают незначительные мысли. Вы, ваше сиятельство, наверное, тоже не можете сказать, что каждая мысль, которая приходит вам в голову, стоит того, чтобы с кем-то ею поделиться.
Грант на мгновение задумался над вопросом, потом сказал:
– Честно говоря, я не знаю, что на это ответить. Если я признаюсь в глупых мыслях, то буду выглядеть дилетантом. Если же я скажу, что в голове у меня бывают только очень важные мысли, то могу показаться скучным, верно? Если не сказать, занудой.
– Тогда я просто заберу свой вопрос обратно. А я, наверное, думала о звездах и луне и гадала, прав ли был Галилей.
Грант засмеялся, и Джиллиане очень понравился его смех. Она чувствовала себя странно довольной, словно совершила что-то значительное, рассмешив его.
– Вы и в самом деле интересовались библиотекой вашего отца?
– Мне было любопытно и не нравилось, что другие люди знают больше, чем я, – призналась она.
– Тогда я удивлен, что вы не занялись изучением медицины, как Арабелла.
– Вы решительно настроены узнать все мои секреты, не так ли? – Джиллиана улыбнулась. – У меня есть одна очень странная черта Я плачу, когда другие плачут. Ничего не могу с собой поделать. Какой бы из меня был врач, если б я все время ударялась в слезы?
– Некоторые могли бы сказать, что у вас избыток сострадания.
– А разве сострадание может быть избыточным? – спросила она.
– Знаете, мисс Камерон, меня одолевает ужасное любопытство в отношении ваших мыслей, даже если вы считаете их незначительными.
Джиллиана отвернулась, не в состоянии вынести улыбку Гранта или тепло этих серых глаз.
– Простите меня, – пробормотала она, устремив взгляд на промокший подол своей юбки. – Мне не следовало говорить то, что я говорила об Арабелле. Я прошу у вас прощения. И у нее, хотя ее здесь и нет.
– Вполне возможно, что Арабелла поблагодарила бы вас за ваше участие в ее интересах, – неожиданно сказал Грант – Мне прекрасно известно, что она не в восторге от этого брака.
«Восторг» – это слово, которое Джиллиана не использовала бы в связи с Арабеллой ни в какой ситуации, но вслух она этого не сказала. Случается, что Арабелла испытывает радость или даже печаль. Но выражение ее лица при этом почти не меняется. Если она к чему и испытывает глубокие чувства, то только к медицине.
Теперь было уже достаточно светло, чтобы хорошо видеть Гранта, и Джиллиану снова поразило, как он красив. Даже взъерошенный, с травинками, прилипшими то там, то тут. Она протянула руку и стряхнула траву с его рукава, затем провела по ткани кончиками пальцев.
Он, казалось, был удивлен этим, и до нее дошло, насколько интимен был ее жест. Жена могла бы сделать это для мужа. Она когда-то вот так же вела себя с Робертом, ухаживала за ним, заботилась о нем, беспокоилась.
Джиллиана поспешила отступить на шаг, чтобы Грант до нее не дотянулся.
Он никогда не был склонен к самобичеванию. Не верил в действенность наказания самого себя за свои поступки, даже если они были ошибочными. Грант всегда старался извлекать уроки из каждого злоключения. Если его заблуждения влияли на других людей, он по возможности исправлял их и давал зарок не повторять своих ошибок. Он обнаружил, что такие приемы помогают ему и в работе, и в личной жизни.
Так что же, дьявол побери, он делает сейчас?
Кому-то надо серьезно с Джиллианой поговорить. Кто-то должен сказать ей, что не следует так тепло улыбаться мужчине. И то, что она там использует для мытья волос, непременно следует запретить, хотя бы до тех пор, пока она не выйдет замуж. Пусть себе очаровывает своего мужа. Разумеется, когда-нибудь она выйдет замуж, так же как и он очень скоро женится. Почему же эта мысль вызывает у него такое неприятное чувство?
Ей следует накидывать поверх этого платья шаль. Корсаж чересчур узок. Он видит очертания ее сосков, по крайней мере, ему кажется, что видит, а, Бог свидетель, последние несколько минут он смотрел на ее грудь слишком часто.
Он как зеленый юнец, который еще никогда не видел женских форм, и у него прямо зудят ладони от нестерпимого желания погладить ее. Ему хочется знать, все ли мягкие на вид места и на самом деле такие мягкие. Изгибы ее такие же пленительные, как он думает? А эти ее длинные ноги – они такие же стройные, как он предполагает?
Милостивый Боже, ведь ему уже за тридцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Грант взял у Майкла фонарь вместе с бумажным конусом и зажег этот конус. Склонившись над высоким травяным кустиком, он дотронулся зажженным концом до участка над поверхностью воды. Вспышка оранжевого света появилась на секунду и тут же погасла. Она исчезла так быстро, что Джиллиана подумала, что, должно быть, ей померещилось. Но Грант снова наклонился, и еще одна вспышка оранжевого пламени появилась на фоне темного неба.
– Вам приходится приходить на болото ночью, – сказала она, внезапно понимая, – иначе вы не увидите вспышки.
– Совершенно верно. Если б вы были моей ученицей, я бы наградил вас за сообразительность.
– Но как вам удастся набрать газ в банку?
– С помощью спиралеобразного сифона, – ответил он.
В течение следующего часа Джиллиана имела возможность убедиться, насколько это сложно и опасно. Не один раз ей хотелось крикнуть Гранту и лакею «Осторожнее!» – ведь она знала, как легко воспламеняем газ. И всякий раз она сдерживалась, сознавая, что граф Стрейтерн все равно сделает по-своему.
Когда наступило утро и на горизонте занялся рассвет, Джиллиана начала понимать: то, что она считала надменностью и высокомерием графа, на самом деле просто его уверенность в себе. Он точно знает, что его интересует, чем он желает заниматься и чего хочет добиться в жизни. Он презирает невежество, и в этом отношении у них с Арабеллой много общего. Если бы Арабелла сейчас была здесь, она бы не столько беспокоилась о его безопасности, сколько побуждала узнать больше, сделать больше, решить больше загадок.
Так что вполне возможно, что из них получится идеальная пара.
– У вас такой задумчивый вид, мисс Камерон. Что вас так занимает в это прекрасное утро?
Джиллиана подняла голову и увидела, что он стоит на твердой почве на фоне светлеющего неба. На мгновение она была полностью захвачена этим зрелищем. Перепачканный и растрепанный, Грант все равно был таким красивым, что у нее перехватило дыхание. Таким же красивым он был бы и во главе какой-нибудь торговой компании, и на борту корабля, и солдатом в сражении.
– Правда? – отозвалась она. – Должна признаться, что не помню, о чем думала.
– Уверен, это было что-то важное, – с улыбкой сказал Грант.
– А я не уверена, – возразила она, отвечая на его улыбку. – Как и любого человека, иногда меня посещают незначительные мысли. Вы, ваше сиятельство, наверное, тоже не можете сказать, что каждая мысль, которая приходит вам в голову, стоит того, чтобы с кем-то ею поделиться.
Грант на мгновение задумался над вопросом, потом сказал:
– Честно говоря, я не знаю, что на это ответить. Если я признаюсь в глупых мыслях, то буду выглядеть дилетантом. Если же я скажу, что в голове у меня бывают только очень важные мысли, то могу показаться скучным, верно? Если не сказать, занудой.
– Тогда я просто заберу свой вопрос обратно. А я, наверное, думала о звездах и луне и гадала, прав ли был Галилей.
Грант засмеялся, и Джиллиане очень понравился его смех. Она чувствовала себя странно довольной, словно совершила что-то значительное, рассмешив его.
– Вы и в самом деле интересовались библиотекой вашего отца?
– Мне было любопытно и не нравилось, что другие люди знают больше, чем я, – призналась она.
– Тогда я удивлен, что вы не занялись изучением медицины, как Арабелла.
– Вы решительно настроены узнать все мои секреты, не так ли? – Джиллиана улыбнулась. – У меня есть одна очень странная черта Я плачу, когда другие плачут. Ничего не могу с собой поделать. Какой бы из меня был врач, если б я все время ударялась в слезы?
– Некоторые могли бы сказать, что у вас избыток сострадания.
– А разве сострадание может быть избыточным? – спросила она.
– Знаете, мисс Камерон, меня одолевает ужасное любопытство в отношении ваших мыслей, даже если вы считаете их незначительными.
Джиллиана отвернулась, не в состоянии вынести улыбку Гранта или тепло этих серых глаз.
– Простите меня, – пробормотала она, устремив взгляд на промокший подол своей юбки. – Мне не следовало говорить то, что я говорила об Арабелле. Я прошу у вас прощения. И у нее, хотя ее здесь и нет.
– Вполне возможно, что Арабелла поблагодарила бы вас за ваше участие в ее интересах, – неожиданно сказал Грант – Мне прекрасно известно, что она не в восторге от этого брака.
«Восторг» – это слово, которое Джиллиана не использовала бы в связи с Арабеллой ни в какой ситуации, но вслух она этого не сказала. Случается, что Арабелла испытывает радость или даже печаль. Но выражение ее лица при этом почти не меняется. Если она к чему и испытывает глубокие чувства, то только к медицине.
Теперь было уже достаточно светло, чтобы хорошо видеть Гранта, и Джиллиану снова поразило, как он красив. Даже взъерошенный, с травинками, прилипшими то там, то тут. Она протянула руку и стряхнула траву с его рукава, затем провела по ткани кончиками пальцев.
Он, казалось, был удивлен этим, и до нее дошло, насколько интимен был ее жест. Жена могла бы сделать это для мужа. Она когда-то вот так же вела себя с Робертом, ухаживала за ним, заботилась о нем, беспокоилась.
Джиллиана поспешила отступить на шаг, чтобы Грант до нее не дотянулся.
Он никогда не был склонен к самобичеванию. Не верил в действенность наказания самого себя за свои поступки, даже если они были ошибочными. Грант всегда старался извлекать уроки из каждого злоключения. Если его заблуждения влияли на других людей, он по возможности исправлял их и давал зарок не повторять своих ошибок. Он обнаружил, что такие приемы помогают ему и в работе, и в личной жизни.
Так что же, дьявол побери, он делает сейчас?
Кому-то надо серьезно с Джиллианой поговорить. Кто-то должен сказать ей, что не следует так тепло улыбаться мужчине. И то, что она там использует для мытья волос, непременно следует запретить, хотя бы до тех пор, пока она не выйдет замуж. Пусть себе очаровывает своего мужа. Разумеется, когда-нибудь она выйдет замуж, так же как и он очень скоро женится. Почему же эта мысль вызывает у него такое неприятное чувство?
Ей следует накидывать поверх этого платья шаль. Корсаж чересчур узок. Он видит очертания ее сосков, по крайней мере, ему кажется, что видит, а, Бог свидетель, последние несколько минут он смотрел на ее грудь слишком часто.
Он как зеленый юнец, который еще никогда не видел женских форм, и у него прямо зудят ладони от нестерпимого желания погладить ее. Ему хочется знать, все ли мягкие на вид места и на самом деле такие мягкие. Изгибы ее такие же пленительные, как он думает? А эти ее длинные ноги – они такие же стройные, как он предполагает?
Милостивый Боже, ведь ему уже за тридцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79