Он был так высок ростом, что ей пришлось откинуть назад голову, чтобы заглянуть ему в лицо. У них была большая разница в росте, но ей это даже нравилось, особенно когда он нежно прижимал ее к груди, и она ощущала исходящий от него аромат мыла и сандалового дерева.
Этот поцелуй был отчаянно нужен Пруденс. Последний поцелуй заставил ее желать большего. Ее так давно не обнимал по-настоящему мужчина! Так давно мужчина не прикасался к ней таким образом. С Филиппом она испытывала спокойную страсть, но это было нечто совсем другое... более жаркое и волнующее.
Губы капитана прикоснулись к ее губам. Пруденс целиком отдалась моменту, растворившись в наслаждении, которому, ко всему прочему, способствовал выпитый ромовый пунш. Ухватившись за сорочку, она притянула его к себе и, убедившись, что его кожа горяча на ощупь сквозь ткань, поняла, что он так же разгорячен, как она. Утратив всякую способность мыслить здраво, она подчинилась чувству.
Поцелуй затянулся и стал более настойчивым. Капитан чуть постанывал, проникая все глубже в ее рот, а руки его скользили вверх-вниз по ее бокам, задевая большими пальцами округлости грудей, отчего ее тело выгибалось ему навстречу.
Хлопнула входная дверь, немедленно вернув ей способность здраво мыслить, как будто разомлевшего от сна человека окатили ледяной водой. Пруденс вырвалась из объятий герцога и, торопливо обойдя диван с другой стороны, остановилась на почтительном расстоянии от него. Нет, она не боялась, что он последует за ней. Ей требовалось возвести эту преграду между ними, чтобы не дать самой себе снова броситься к нему.
– Так, – сказал герцог, взъерошив руками волосы, – это было весьма... интересно.
Несмотря на лукавую усмешку, сопровождавшую его слова, он дышал так же учащенно, как Пруденс.
Опираясь на трость, он подошел к дивану и положил руку на его спинку.
– Боюсь, что я выпил слишком много пунша, чтобы, поцеловав вас, не захотеть еще. Мне не следовало этого делать.
Она кивнула и прикоснулась дрожащими пальцами к губам, где, казалось, все еще горел его поцелуй.
– Мне тоже. Не знаю, о чем я думала...
– Вы не виноваты. И я тоже. Во всем виноват ромовый пунш. – Он тряхнул головой, как будто для того, чтобы прояснились мысли. – Насколько я понимаю, вы пришли сегодня, чтобы обсудить содержание уроков?
– Да, конечно. – Пруденс закусила губу, чувствуя неловкость момента. Взяв себя в руки, она попыталась собрать разбежавшиеся мысли. – Я уже имею кое-какое представление об их содержании, но нам необходимо составить твердый план, чтобы через месяц вы смогли удовлетворить требования попечителей.
Он криво усмехнулся:
– Неужели я такой неотесанный?
– Нет! Я не хотела сказать...
– Хотели, хотели. И я с вами согласен. Чтобы получить эти чертовы деньги, потребуются наши совместные усилия.
– Не думаю, что все так плохо. В целом ваши манеры вполне приемлемы. Если бы вы научились нескольким правилам поведения... этого было бы вполне достаточно.
Он усмехнулся:
– Например, не целовать свою наставницу?
– Вот именно. – Она постаралась не обращать внимания на то, что мучительно краснеет. Раньше она не замечала за собой такого, а теперь краснела всякий раз, когда герцог бросал на нее взгляд своих удивительных светло-зеленых глаз. Может быть, она подхватила какую-нибудь болезнь? Да, наверное, в этом и заключается проблема: она заболела, но болезнь проходит, как только этого человека нет поблизости.
Жаль, что он совсем неподходящая партия. Она чуть не скорчила гримасу при слове «неподходящий», которое было слишком мягким для характеристики герцога. Он, конечно, красив и привлекателен, способен проявлять заботу, примером чего служит его отношение к морякам. Но при этом он властен, суров и одержим страстью к перемене мест. Он из тех мужчин, которые получают удовольствие там, где его находят, а потом исчезают. Интуиция подсказывала ей, что если бы он не был ранен в сражении, то не стоял бы сейчас рядом с ней.
Эта мысль подействовала на нее отрезвляюще, и она попыталась улыбнуться.
– Может быть, начнем?
– Ну что ж, мадам, делайте свое черное дело.
Пруденс на мгновение задумалась. Искоса взглянув на него, она заметила, что он тяжело переминается с ноги на ногу.
– Вам едва ли полезно так долго стоять. Почему бы вам не сесть в кресло, а я сяду здесь. – Она присела на краешек дивана на безопасном расстоянии от него.
Он помедлил, потом подошел к креслу.
– Я ведь, знаете ли, не инвалид.
– Я этого и не говорила. Сказала просто, что вам,– возможно, будет удобнее сесть.
Он нахмурил брови, но сел, вытянув перед собой больную ногу и поставив трость рядом.
Пруденс наблюдала за ним из-под ресниц.
– Начнем с чего-нибудь простого. Очень простая тема – титулы, стоит лишь запомнить их порядок. На званых обедах гостей рассаживают в соответствии с их положением в обществен...
– Почему вы согласились стать моей наставницей?
Она помедлила.
– А это имеет значение?
– Имеет. Вы знаете, почему я здесь; было бы справедливо, если бы и вы ответили на этот вопрос.
Мгновение помолчав, Пруденс сказала:
– Это объясняется тем печальным фактом, что пища и кров стоят денег.
– Многое можно с успехом объяснить потребностью в деньгах.
– Иногда это так. Я очень рада, что мы с вами можем помочь друг другу. Вполне возможно, что скоро ваши и мои желания смогут осуществиться, и мы оба получим свои деньги.
Он нахмурился.
– Я никогда не желал получить ни деньги, ни титул. Мне ничего не надо, лишь бы меня оставили в покое.
– Будет вам! У вас появилась потрясающая возможность получить целое состояние, причем для этого нужно лишь немного отшлифовать свои манеры. А вы еще недовольны таким поворотом событий.
– Верно, я получаю состояние. Оно оставлено человеком, который никогда не был таким отцом, каким должен был быть. Человеком, который ни разу не удосужился навестить ни меня, ни моего брата. Человеком, который делал все, что мог, чтобы заиметь законных наследников, лишь бы я не получил от него ни гроша, не говоря уже о титуле и землях.
Пруденс закусила губу.
– Я этого не знала.
– Отец оставил нас с братом, едва мы родились, и неизвестно, где находился, когда мать бросили в тюрьму по ложному обвинению в государственной измене.
Пруденс не знала, что и сказать.
– Моя мать умерла в сырой тюремной камере. Лишь позднее с нее были сняты все обвинения. – Он невесело усмехнулся. – Классический случай посмертной реабилитации, когда все равно уже ничего нельзя исправить.
У Пруденс перехватило дыхание: она подумала о своей матери.
– Сожалею. Но как получилось, что вы стали капитаном дальнего плавания?
– Меня насильно затащил на корабль вербовщик, и я оказался в море.
– Сколько лет вам тогда было?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74