При этом они старались оставаться в тени. Лишь иногда Даниэль включалась в какой-нибудь диспут с энтузиазмом уличного простолюдина, провоцируя оппонентов на откровенность.
Тем временем Ролан д'Эстэф сидел в своей затемненной шторами комнате и вспоминал слова своего отца, сказанные на смертном одре.
В свой последний час старый граф, всю жизнь отличавшийся на редкость злобным нравом, не сделался ни на йоту добрее. Все его слова были проникнуты смертельным ядом, отнимавшим у умиравшего последние силы. Но все же он сумел выжать из сына обещание отомстить за нанесенное когда-то отцу оскорбление. Оно заключалось в супружеской измене жены старшего д'Эстэфа с юным английским графом по фамилии Линтон много лет назад. Эстэф-старший вызвал на дуэль обидчика. Тот проколол ему шпагой плечо, воздержавшись от завершающего, смертельного удара, поскольку считал себя неправым. Но никому не позволено безнаказанно соблазнять чужих жен! Поэтому старый Эстэф завещал своему единственному наследнику отомстить за этот семейный позор.
Ролан еще с детства привык к издевательствам отца над матерью и хорошо усвоил эти уроки. Сам он еще в двенадцать лет стал проявлять несвойственную своему возрасту сексуальную активность. Его жертвами становились молоденькие служанки, которым из-за своего зависимого положения не оставалось ничего другого, как уступать похоти несовершеннолетнего господина.
Пример зверского отношения отца к матери и доступность домашней прислуги развили в молодом Эстэфе глубокое презрение к женской половине человечества. Это чувство еще больше обострилось после признания, сделанного старым графом на смертном одре. Ролан не задумывался над тем, что мать могла решиться на такой шаг, отчаявшись, смертельно устав, подобно Луизе де Сан-Варенн, от выпавшей ей страшной доли. Но молодой Эстэф видел в поступке своей матери лишь предательство, поэтому после смерти отца тоже принялся издеваться над его вдовой. Впрочем, не лучше относился он и к другим женщинам, считая их недостойными более мягкого обращения. Неудивительно, что Эстэф решил использовать именно женщину орудием своей мести дому Линтонов. План его был прост: соблазнить юную графиню, а когда Линтон вызовет обидчика на дуэль, заколоть графа.
Но как соблазнить Даниэль, когда она смотрит на мужа такими обожающими глазами? Да и Линтон явно был без ума от жены. С другой стороны, это еще больше склоняло Эстэфа к выполнению задуманного. В том, что его план в конце концов непременно осуществится, он не сомневался, надеясь на свой богатый опыт соблазнителя. Даниэль не сможет ему долго сопротивляться. А потом граф Линтон получит свою супругу назад. И тогда…
Утром Эстэф занял наблюдательный пост за шторой окна напротив апартаментов Линтонов. Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, и в коридор вышел Джастин в элегантном светло-сером камзоле и бриджах до колен. Похоже, он собрался куда-то по важным делам, каким именно, Эстэфа не слишком заботило.
То, что его действительно очень интересовало, произошло минут через десять. Вновь открылась дверь, и на пороге появилась графиня. Эстэф в крайнем изумлении уставился на нее. Узнать Даниэль в простом широком платье коричневого цвета, маленькой шляпке с плотной вуалью и больших башмаках было трудно; к тому же в руках она держала большую корзину, с которыми хозяйки из семей лавочников, мелких ремесленников и тех, кого принято называть средними буржуа, ходят на базар. За графиней следовала служанка в еще более скромном наряде и с такой же корзинкой.
— Поспешим, Молли, — обернулась Даниэль к горничной, — я не хотела бы здесь попадаться кому-нибудь на глаза. Спустимся вниз. Там, в темных коридорах, нас никто не заметит.
Эстэф подождал, пока обе женщины скрылись за углом, и пошел вслед за ними, стараясь держаться на почтительном расстоянии.
Действительно, респектабельная французская матрона, шествующая со своей служанкой на базар, не привлекла внимания ни одного из двух с лишним тысяч обитателей Тюильри. Даниэль шла уверенной, независимой походкой, улыбаясь направо и налево встречным знакомым и даже незнакомым людям, иногда перебрасываясь с ними двумя-тремя фразами. Эстэф, внимательно наблюдая за ней, не переставал удивляться. Что это за женщина? Кто она? Куда делись ее аристократические манеры, светский лоск, изысканный французский язык?
Даниэль с Молли вышли на улицу. В эти дни в Париже было суетно и шумно. Стены угловых зданий пестрели расклеенными плакатами, лозунгами, листовками с текстами последних законов и указаний муниципалитета. Бойко торговали газетные лавки. Чуть ли не из каждой подворотни неслись крики разносчиков, рекламировавших свои издания.
Намеченная и преследуемая Эстэфом жертва, казалось, не замечала всей этой суеты, боя барабанов на площадях, тревожных ударов колокола, цокота копыт от проезжавшего неподалеку патруля народного ополчения. Даниэль входила в лавки и долго там торговалась за каждый метр какого-нибудь материала или сантиметр ленты на шляпку, затем выходила и тут же исчезала в дверях другой лавки или кафе. На открытом рынке Сен-Андре дез'Ар Данни покупала хлеб, вино, фрукты и снова торговалась, со знанием дела рассматривая каждую бутылку или яблоко, которые торговцы старались ей всучить. Она настолько вошла в свою роль матроны, что те уже почитали ее за свою. И никакой шпион, шныряющий в толпе, никогда бы не заметил в ней ничего необычного, а стало быть, подозрительного.
«Но как это ей удается?» — удивлялся Эстэф. В нем начинала расти уверенность, что есть еще много такого в графине Линтон, чего он пока не знает. Нет, она умеет не только носить маску и петь народные песни! Значит, еще до того как приступить к выполнению своего плана, он должен побольше разузнать об этой женщине. Конечно, лучше всего попытаться сделать это в Лондоне, но сейчас Эстэф не мог уехать из Парижа. Прежде надо было убедиться, в какую сторону здесь в ближайшее время будут дуть политические ветры; на сегодняшний день он стоял левой ногой в одном лагере, а правой — в другом…
Сан-Эстэф был человеком осторожным и практичным, поэтому он старался установить контакты с революционными фракциями, одновременно играя роль убежденного монархиста при дворе. Когда Франция наконец решит, в какую сторону сделать решающий шаг, он должен сделать правильный выбор. Такая тактика означала, что граф де Сан-Эстэф будет ставить лишь на стабильное правительство; только таким образом он сможет остаться «на плаву», сохранив свое положение и благосостояние. А пока требовалось занять позицию стороннего наблюдателя, не отдавая видимого предпочтения никому. Эстэф не собирался следовать примеру этого дурака Мирабо, который своими непомерными амбициями и открытым стремлением к власти настроил против себя и тех и других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Тем временем Ролан д'Эстэф сидел в своей затемненной шторами комнате и вспоминал слова своего отца, сказанные на смертном одре.
В свой последний час старый граф, всю жизнь отличавшийся на редкость злобным нравом, не сделался ни на йоту добрее. Все его слова были проникнуты смертельным ядом, отнимавшим у умиравшего последние силы. Но все же он сумел выжать из сына обещание отомстить за нанесенное когда-то отцу оскорбление. Оно заключалось в супружеской измене жены старшего д'Эстэфа с юным английским графом по фамилии Линтон много лет назад. Эстэф-старший вызвал на дуэль обидчика. Тот проколол ему шпагой плечо, воздержавшись от завершающего, смертельного удара, поскольку считал себя неправым. Но никому не позволено безнаказанно соблазнять чужих жен! Поэтому старый Эстэф завещал своему единственному наследнику отомстить за этот семейный позор.
Ролан еще с детства привык к издевательствам отца над матерью и хорошо усвоил эти уроки. Сам он еще в двенадцать лет стал проявлять несвойственную своему возрасту сексуальную активность. Его жертвами становились молоденькие служанки, которым из-за своего зависимого положения не оставалось ничего другого, как уступать похоти несовершеннолетнего господина.
Пример зверского отношения отца к матери и доступность домашней прислуги развили в молодом Эстэфе глубокое презрение к женской половине человечества. Это чувство еще больше обострилось после признания, сделанного старым графом на смертном одре. Ролан не задумывался над тем, что мать могла решиться на такой шаг, отчаявшись, смертельно устав, подобно Луизе де Сан-Варенн, от выпавшей ей страшной доли. Но молодой Эстэф видел в поступке своей матери лишь предательство, поэтому после смерти отца тоже принялся издеваться над его вдовой. Впрочем, не лучше относился он и к другим женщинам, считая их недостойными более мягкого обращения. Неудивительно, что Эстэф решил использовать именно женщину орудием своей мести дому Линтонов. План его был прост: соблазнить юную графиню, а когда Линтон вызовет обидчика на дуэль, заколоть графа.
Но как соблазнить Даниэль, когда она смотрит на мужа такими обожающими глазами? Да и Линтон явно был без ума от жены. С другой стороны, это еще больше склоняло Эстэфа к выполнению задуманного. В том, что его план в конце концов непременно осуществится, он не сомневался, надеясь на свой богатый опыт соблазнителя. Даниэль не сможет ему долго сопротивляться. А потом граф Линтон получит свою супругу назад. И тогда…
Утром Эстэф занял наблюдательный пост за шторой окна напротив апартаментов Линтонов. Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, и в коридор вышел Джастин в элегантном светло-сером камзоле и бриджах до колен. Похоже, он собрался куда-то по важным делам, каким именно, Эстэфа не слишком заботило.
То, что его действительно очень интересовало, произошло минут через десять. Вновь открылась дверь, и на пороге появилась графиня. Эстэф в крайнем изумлении уставился на нее. Узнать Даниэль в простом широком платье коричневого цвета, маленькой шляпке с плотной вуалью и больших башмаках было трудно; к тому же в руках она держала большую корзину, с которыми хозяйки из семей лавочников, мелких ремесленников и тех, кого принято называть средними буржуа, ходят на базар. За графиней следовала служанка в еще более скромном наряде и с такой же корзинкой.
— Поспешим, Молли, — обернулась Даниэль к горничной, — я не хотела бы здесь попадаться кому-нибудь на глаза. Спустимся вниз. Там, в темных коридорах, нас никто не заметит.
Эстэф подождал, пока обе женщины скрылись за углом, и пошел вслед за ними, стараясь держаться на почтительном расстоянии.
Действительно, респектабельная французская матрона, шествующая со своей служанкой на базар, не привлекла внимания ни одного из двух с лишним тысяч обитателей Тюильри. Даниэль шла уверенной, независимой походкой, улыбаясь направо и налево встречным знакомым и даже незнакомым людям, иногда перебрасываясь с ними двумя-тремя фразами. Эстэф, внимательно наблюдая за ней, не переставал удивляться. Что это за женщина? Кто она? Куда делись ее аристократические манеры, светский лоск, изысканный французский язык?
Даниэль с Молли вышли на улицу. В эти дни в Париже было суетно и шумно. Стены угловых зданий пестрели расклеенными плакатами, лозунгами, листовками с текстами последних законов и указаний муниципалитета. Бойко торговали газетные лавки. Чуть ли не из каждой подворотни неслись крики разносчиков, рекламировавших свои издания.
Намеченная и преследуемая Эстэфом жертва, казалось, не замечала всей этой суеты, боя барабанов на площадях, тревожных ударов колокола, цокота копыт от проезжавшего неподалеку патруля народного ополчения. Даниэль входила в лавки и долго там торговалась за каждый метр какого-нибудь материала или сантиметр ленты на шляпку, затем выходила и тут же исчезала в дверях другой лавки или кафе. На открытом рынке Сен-Андре дез'Ар Данни покупала хлеб, вино, фрукты и снова торговалась, со знанием дела рассматривая каждую бутылку или яблоко, которые торговцы старались ей всучить. Она настолько вошла в свою роль матроны, что те уже почитали ее за свою. И никакой шпион, шныряющий в толпе, никогда бы не заметил в ней ничего необычного, а стало быть, подозрительного.
«Но как это ей удается?» — удивлялся Эстэф. В нем начинала расти уверенность, что есть еще много такого в графине Линтон, чего он пока не знает. Нет, она умеет не только носить маску и петь народные песни! Значит, еще до того как приступить к выполнению своего плана, он должен побольше разузнать об этой женщине. Конечно, лучше всего попытаться сделать это в Лондоне, но сейчас Эстэф не мог уехать из Парижа. Прежде надо было убедиться, в какую сторону здесь в ближайшее время будут дуть политические ветры; на сегодняшний день он стоял левой ногой в одном лагере, а правой — в другом…
Сан-Эстэф был человеком осторожным и практичным, поэтому он старался установить контакты с революционными фракциями, одновременно играя роль убежденного монархиста при дворе. Когда Франция наконец решит, в какую сторону сделать решающий шаг, он должен сделать правильный выбор. Такая тактика означала, что граф де Сан-Эстэф будет ставить лишь на стабильное правительство; только таким образом он сможет остаться «на плаву», сохранив свое положение и благосостояние. А пока требовалось занять позицию стороннего наблюдателя, не отдавая видимого предпочтения никому. Эстэф не собирался следовать примеру этого дурака Мирабо, который своими непомерными амбициями и открытым стремлением к власти настроил против себя и тех и других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143