Но если д'Эврон честно выполнял свою миссию, то д'Эстэф тут же вручил составленный в Лондоне список своим хозяевам, настаивая на немедленном объявлении вне закона и заключении в тюрьму тех, кто в нем значился.
Шевалье находился в доме герцога Левандо, когда туда вломился вооруженный мушкетами отряд Национальной гвардии. Вся семья сидела в гостиной и мирно пила чай вместе с приехавшим из Лондона гостем. Увидев гвардейцев, герцог вскочил, выражая резкий протест против нанесенного его дому оскорбления. Но солдаты не обратили на его слова никакого внимания. Грубо схватив д'Эврона, они скрутили ему руки за спиной и объявили предателем на основании чуть заметного иностранного акцента, приобретенного шевалье за время жизни в Англии. Он не пытался сопротивляться, но энергично настаивал на невиновности своих друзей. Однако его не слушали: вся семья, включая несовершеннолетнего ребенка и его престарелую бабушку, была связана, брошена в ожидавший у дверей большой экипаж без всяких опознавательных знаков и доставлена в трибунал. Там герцогу и членам его семьи предъявили обвинение в организации заговора против Конституции. И их вина была немедленно «доказана»…
Д'Эврона заперли в камеру тюрьмы Шателье, где шевалье, пока не кончились деньги, приходилось платить за пользование матрацем, чтобы не спать на каменном полу. Когда карман узника опустел, его перевели в общую камеру, где находилось уже более пятисот заключенных. Там шевалье пришлось довольствоваться подстилкой из грязной, вонючей соломы.
Герцогу Левандо повезло больше. Аристократов содержали в специальной тюрьме, где бесплатно обеспечивали матрацами. Кроме того, в каждой камере было не более шести человек. К обеду каждому приносили бутылку вина.
Но настало воскресенье 2 сентября 1792 года, когда всех заключенных постигла одинаковая судьба. В тот день извозчики, плотники, часовщики, ювелиры, скорняки и другие ремесленники, вооружившись топорами и пиками, разгромили девять главных тюрем Парижа. Было убито более полутора тысяч заключенных. Первоначально эта участь должна была постигнуть только политических узников, подозреваемых в намерении убежать и примкнуть к иностранным армиям, стоявшим на границе Франции и ожидавшим удобного момента для вторжения. Но сразу же после начала погрома политические цели были забыты. Под топорами, пиками и дубинками озверевшей толпы гибли дети, проститутки, мелкие карманники, несостоятельные должники…
Шевалье д'Эврона убили в тюремном дворе, куда его вытащили из общей камеры — грязного, изможденного, потерявшего человеческий облик. Его последняя мысль была о Даниэль. Кто же предупредит ее о гнусном предательстве человека, с нескрываемым удовлетворением дававшего мерзостные показания перед трибуналом?..
Но самое кровопролитное воскресенье должно было наступить еще через несколько месяцев. А пока Эстэф решил не возвращаться в Англию. Его доклад о лондонской поездке был принят и одобрен, а верность революции безусловно подтверждена. Он мог чувствовать себя в полнейшей безопасности. Кроме того, Эстэф хотел замешаться в ряд политических интриг, затеянных после падения прежнего министерства полиции. Ветер явно менял направление, и он не мог позволить себе долгого отсутствия. Эстэф также надеялся, что Даниэль, не имея известий от него и д'Эврона, решит действовать на свой страх и риск. А как только она ступит на французскую землю, то тут же попадет в его руки, и тогда он отомстит дому Линтонов, а заодно выдаст активную предательницу в руки властей…
Даниэль ждала до конца июня. И вот пришли новости о штурме Тюильри, предпринятом толпой восставших, которые теперь гордо именовали себя санкюлотами. Они взломали железные ворота и ворвались во дворец с намерением захватить монарха. Людовик со всей семьей укрылся в дальних апартаментах, куда доносились быстро приближавшиеся крики восставших, скрежет ломаемых ворот, выстрелы, хлопанье дверей. Точно так же все происходило три года назад в Версале…
Прошло шесть часов, прежде чем верным королю гвардейцам удалось очистить дворец от толпы. Но это была всего лишь короткая передышка…
А на Гросвенор-сквер в Лондоне терялась в догадках Даниэль. Она нервно расхаживала по гостиной, не зная, что предпринять. За столом в комнате сидели несколько членов ее салона.
— Мы не имеем никаких известий ни от д'Эврона, ни от д'Эстэфа, — говорила она, — меня это очень настораживает. Если бы пришло хоть одно письмо, что с ними ничего не случилось! Но, как ни прискорбно, приходится предположить, что того и другого схватили. Значит, надо менять наши планы.
— Что вы имеете в виду, Данни?
Энтони Фэншоу задал вопрос, который вертелся на языке у каждого из сидевших за столом.
— Я имею в виду, что теперь мы должны сами попытаться совершить то, что не удалось нашим друзьям. Конечно, после их разоблачения и недавних событий в Париже это будет намного труднее, но наш долг — сделать все возможное для соотечественников, которым грозит гибель.
— Данни, но вы не должны ехать туда сами! — громко запротестовал Джулиан, хотя и понимал, что это бесполезно.
— Я должна, Джулиан. Но на этот раз мы будем хитрее. И отплывем во Францию не из Дувра, а от берегов Корнуолла. Естественно, место высадки по ту сторону Ла-Манша тоже будет изменено. Что же касается меня самой, то когда-то я успешно играла роль беспризорника. Материнство не очень изменило мою фигуру, или вы не согласны?
И Данни обвела всех присутствующих вызывающим взглядом.
— Разумеется, согласны, — после небольшой паузы ответил Джулиан, убедившись, что отвечать на вопрос придется именно ему, — но не в этом дело. Вы просто не имеете права подвергать себя такой страшной опасности. Джастин никогда бы не одобрил вашего плана. А в его отсутствие я…
— Что вы, Джулиан?
— Нет-нет, ничего! Я просто хотел напомнить, что вы должны думать о муже и сыне.
— И у вас хватает совести намекать на то, будто я о них не думаю?
— Данни, мы все разделяем беспокойство Джулиана, — вставил слово Уэстмор. — Но мы обязаны вам помогать и поэтому тоже поедем во Францию. И не надо излишней таинственности. Если вы уже выработали стратегию, то ознакомьте нас с ней, и пусть каждый скажет свое слово.
— Хорошо, друзья. Вот мой план. В качестве базы мы избираем Мервенуэй. Там постоянно стоит на якоре «Девушка из мечты» — яхта графа Марча. На ней мы пересечем Ла-Манш и высадимся на сравнительно безлюдном берегу Франции. Лучше всего в Бретани. Затем по малоизвестным сельским дорогам доберемся до Парижа. При этом говорить буду в основном я. Нет, у меня нет сомнений в вашем отличном знании французского языка, но акцент… Вы же понимаете…
— Данни, но ведь непременно возникнут ситуации, когда и нам придется говорить, — возразил лорд Филипп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Шевалье находился в доме герцога Левандо, когда туда вломился вооруженный мушкетами отряд Национальной гвардии. Вся семья сидела в гостиной и мирно пила чай вместе с приехавшим из Лондона гостем. Увидев гвардейцев, герцог вскочил, выражая резкий протест против нанесенного его дому оскорбления. Но солдаты не обратили на его слова никакого внимания. Грубо схватив д'Эврона, они скрутили ему руки за спиной и объявили предателем на основании чуть заметного иностранного акцента, приобретенного шевалье за время жизни в Англии. Он не пытался сопротивляться, но энергично настаивал на невиновности своих друзей. Однако его не слушали: вся семья, включая несовершеннолетнего ребенка и его престарелую бабушку, была связана, брошена в ожидавший у дверей большой экипаж без всяких опознавательных знаков и доставлена в трибунал. Там герцогу и членам его семьи предъявили обвинение в организации заговора против Конституции. И их вина была немедленно «доказана»…
Д'Эврона заперли в камеру тюрьмы Шателье, где шевалье, пока не кончились деньги, приходилось платить за пользование матрацем, чтобы не спать на каменном полу. Когда карман узника опустел, его перевели в общую камеру, где находилось уже более пятисот заключенных. Там шевалье пришлось довольствоваться подстилкой из грязной, вонючей соломы.
Герцогу Левандо повезло больше. Аристократов содержали в специальной тюрьме, где бесплатно обеспечивали матрацами. Кроме того, в каждой камере было не более шести человек. К обеду каждому приносили бутылку вина.
Но настало воскресенье 2 сентября 1792 года, когда всех заключенных постигла одинаковая судьба. В тот день извозчики, плотники, часовщики, ювелиры, скорняки и другие ремесленники, вооружившись топорами и пиками, разгромили девять главных тюрем Парижа. Было убито более полутора тысяч заключенных. Первоначально эта участь должна была постигнуть только политических узников, подозреваемых в намерении убежать и примкнуть к иностранным армиям, стоявшим на границе Франции и ожидавшим удобного момента для вторжения. Но сразу же после начала погрома политические цели были забыты. Под топорами, пиками и дубинками озверевшей толпы гибли дети, проститутки, мелкие карманники, несостоятельные должники…
Шевалье д'Эврона убили в тюремном дворе, куда его вытащили из общей камеры — грязного, изможденного, потерявшего человеческий облик. Его последняя мысль была о Даниэль. Кто же предупредит ее о гнусном предательстве человека, с нескрываемым удовлетворением дававшего мерзостные показания перед трибуналом?..
Но самое кровопролитное воскресенье должно было наступить еще через несколько месяцев. А пока Эстэф решил не возвращаться в Англию. Его доклад о лондонской поездке был принят и одобрен, а верность революции безусловно подтверждена. Он мог чувствовать себя в полнейшей безопасности. Кроме того, Эстэф хотел замешаться в ряд политических интриг, затеянных после падения прежнего министерства полиции. Ветер явно менял направление, и он не мог позволить себе долгого отсутствия. Эстэф также надеялся, что Даниэль, не имея известий от него и д'Эврона, решит действовать на свой страх и риск. А как только она ступит на французскую землю, то тут же попадет в его руки, и тогда он отомстит дому Линтонов, а заодно выдаст активную предательницу в руки властей…
Даниэль ждала до конца июня. И вот пришли новости о штурме Тюильри, предпринятом толпой восставших, которые теперь гордо именовали себя санкюлотами. Они взломали железные ворота и ворвались во дворец с намерением захватить монарха. Людовик со всей семьей укрылся в дальних апартаментах, куда доносились быстро приближавшиеся крики восставших, скрежет ломаемых ворот, выстрелы, хлопанье дверей. Точно так же все происходило три года назад в Версале…
Прошло шесть часов, прежде чем верным королю гвардейцам удалось очистить дворец от толпы. Но это была всего лишь короткая передышка…
А на Гросвенор-сквер в Лондоне терялась в догадках Даниэль. Она нервно расхаживала по гостиной, не зная, что предпринять. За столом в комнате сидели несколько членов ее салона.
— Мы не имеем никаких известий ни от д'Эврона, ни от д'Эстэфа, — говорила она, — меня это очень настораживает. Если бы пришло хоть одно письмо, что с ними ничего не случилось! Но, как ни прискорбно, приходится предположить, что того и другого схватили. Значит, надо менять наши планы.
— Что вы имеете в виду, Данни?
Энтони Фэншоу задал вопрос, который вертелся на языке у каждого из сидевших за столом.
— Я имею в виду, что теперь мы должны сами попытаться совершить то, что не удалось нашим друзьям. Конечно, после их разоблачения и недавних событий в Париже это будет намного труднее, но наш долг — сделать все возможное для соотечественников, которым грозит гибель.
— Данни, но вы не должны ехать туда сами! — громко запротестовал Джулиан, хотя и понимал, что это бесполезно.
— Я должна, Джулиан. Но на этот раз мы будем хитрее. И отплывем во Францию не из Дувра, а от берегов Корнуолла. Естественно, место высадки по ту сторону Ла-Манша тоже будет изменено. Что же касается меня самой, то когда-то я успешно играла роль беспризорника. Материнство не очень изменило мою фигуру, или вы не согласны?
И Данни обвела всех присутствующих вызывающим взглядом.
— Разумеется, согласны, — после небольшой паузы ответил Джулиан, убедившись, что отвечать на вопрос придется именно ему, — но не в этом дело. Вы просто не имеете права подвергать себя такой страшной опасности. Джастин никогда бы не одобрил вашего плана. А в его отсутствие я…
— Что вы, Джулиан?
— Нет-нет, ничего! Я просто хотел напомнить, что вы должны думать о муже и сыне.
— И у вас хватает совести намекать на то, будто я о них не думаю?
— Данни, мы все разделяем беспокойство Джулиана, — вставил слово Уэстмор. — Но мы обязаны вам помогать и поэтому тоже поедем во Францию. И не надо излишней таинственности. Если вы уже выработали стратегию, то ознакомьте нас с ней, и пусть каждый скажет свое слово.
— Хорошо, друзья. Вот мой план. В качестве базы мы избираем Мервенуэй. Там постоянно стоит на якоре «Девушка из мечты» — яхта графа Марча. На ней мы пересечем Ла-Манш и высадимся на сравнительно безлюдном берегу Франции. Лучше всего в Бретани. Затем по малоизвестным сельским дорогам доберемся до Парижа. При этом говорить буду в основном я. Нет, у меня нет сомнений в вашем отличном знании французского языка, но акцент… Вы же понимаете…
— Данни, но ведь непременно возникнут ситуации, когда и нам придется говорить, — возразил лорд Филипп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143