Более того, Линтон подумал и о том, какого душевного напряжения стоило его жене, обладавшей открытой и пылкой натурой, постоянно сдерживать себя и хранить тайну. Она и от него бегала, как от чумы, лишь потому, что боялась нечаянно проговориться. И была, конечно, права, полагая, что получит решительный отказ на просьбу позволить ей заниматься подобным делом.
Нет, теперь надо быть умнее и сделать все, чтобы вернуть жене ее прежний счастливый и жизнерадостный нрав, а вместе с ним — спасти их любовь! Линтон решил это бесповоротно.
— Я хотел бы попросить вас, Даниэль, только о двух вещах, — сказал он после продолжительной паузы.
— Слушаю, милорд.
Даниэль не сомневалась, что сейчас ее забросают упреками, оскорблениями и угрозами за этот вынужденный обман, а также строжайше запретят заниматься чем-то подобным в будущем, однако ничего похожего не последовало. Наоборот, казалось даже, что у графа камень свалился с души.
— Во-первых, — сказал он очень спокойным тоном, — вы не должны больше посещать дом шевалье д'Эврона без моего сопровождения. Только моего, и ничьего больше. Даже Джулиана. Понятно?
Даниэль утвердительно кивнула головой и, будто спохватившись, добавила:
— Джастин, честное слово, у меня в мыслях не было будоражить весь город!
— Бросьте! — ответил Линтон строгим тоном. — Вы отлично знали, что делаете. Перестаньте изображать передо мной наивного младенца! Слава Богу, ничего непоправимого не произошло, и мы можем с честью выйти из этого положения. Но только если вы будете меня во всем слушаться.
Даниэль молча опустила глаза на свои атласные туфельки и принялась их внимательно рассматривать. Граф же продолжал:
— Во-вторых. Впредь вы не будете ездить по городским окраинам и трущобам в одиночку. Кого вы выберете в качестве сопровождающего, меня не интересует. Когда у меня будет время, я сам стану им. Но, во всяком случае, одна вы больше никуда не поедете. Понятно?
— Я могла бы попросить об этом Джулиана, Уэстмора, Тони или Филиппа. Уверена, что каждый из них с величайшей радостью согласится. — Даниэль подняла голову и, глядя в лицо графа, одарила его лучезарной улыбкой. — Видите, милорд, я готова безоговорочно исполнить все ваши желания.
— Действительно, мне повезло в жизни, — пробормотал граф. — Но предупреждаю, что я не передумал ехать в Мервенуэй. Думаю, ваши друзья сумеют летом обойтись и без вас.
— Конечно, шевалье будет трудно, но я надеюсь, что он справится.
Даниэль почувствовала такое облегчение, как будто с плеч у нее свалилась тяжелейшая ноша. Она невероятно обрадовалась такой реакции Джастина на ее признания. Первый трудный шаг к примирению был сделан. Теперь, может быть, ей и удастся вырвать мужа из когтей Маргарет. Даниэль вдруг подумала, что впервые в жизни почему-то отказалась от борьбы: лишь немного похныкала и с готовностью уступила мужа любовнице, покорно пошла на поводу у общества и приняла его правила, прикрывшись условной маской гордости. Больше такого не повторится! Она бросит перчатку этой Мейнеринг. Любовница найдет достойного противника в законной жене!
— Хотел бы я знать, — сказал с лукавой улыбкой граф, — что сейчас происходит в этой маленькой, хорошенькой, хотя и коварной головке?
— Неужели так трудно догадаться? Вот никогда не думала, что у меня такой глупый муж!
Даниэль пожала плечами и с равнодушным видом направилась к двери. Линтон бросился за ней, схватил за плечи и развернул к себе лицом:
— Я стал глупым совсем недавно. И не в последнюю очередь благодаря вам, любезная супруга!
— Вы правы, — просто ответила Даниэль.
— Больше я никогда не допущу повторения чего-либо подобного! Вы теперь всегда будете говорить мне правду… Всю правду! Понятно?
Даниэль потупила взор, чтобы Джастин не прочел лжи в ее глазах, хотя причиной тому был его собственный обман…
— Отнесите меня к себе в постель, милый, — шепнула она, обвив руками шею мужа…
Глава 14
— Слова Демулена меня не убедили, Линтон. — Уильям Питт, граф Чатам, хмуро шагал из угла в угол по устилавшему его кабинет турецкому ковру. — Это слишком просто — сказать, что все закончилось.
— «Король в Лувре. Национальное собрание в Тюильрийском дворце. Каналы расчищены. Рынок ломится от мешков с зерном. Казна полна. Мукомольные мельницы вертятся. Предатели бегут сломя голову. Аристократия при последнем издыхании. Патриоты празднуют победу», — отчеканил Джастин.
— Браво, Линтон! — захлопал в ладоши Питт. — У вас потрясающая память!
— Тогда уж не у меня, а у Даниэль, — засмеялся граф. — Я столько раз слышал, как она с презрением цитировала Демулена, что слова этого деятеля накрепко засели у меня в голове.
— Значит, она также ему не верит?
— Не верит, — задумчиво ответил Линтон. — Она многое узнает от тех, кто «бежит сломя голову» и имеет доступ к самым свежим новостям из Парижа. Участились случаи грабежей так называемых врагов народа и самосуда над ними. С тех пор как герцог Орлеанский со всем семейством покинул Париж и обосновался в Лондоне, Пале-Рояль отдали народу. Роскошный дворец стал приютом для игорных домов, кафе, таверн и публичных домов. Полиция оттуда не вылезает. Но одновременно туда же переместился и центр политической жизни Парижа. Неясно только, может ли из дискуссий, проходящих в столь диком и бесконтрольном окружении, родиться что-нибудь разумное?
— В Пале-Рояле развелось слишком много всяких фракций и группировок, — сказал Питт. — Самые сильные из них, пожалуй, якобинцы и кордельеры, и буквально на глазах возникают все новые и новые. Каждая из них имеет свою газету для разжигания страстей у легко возбудимой публики.
Питт замолчал, продолжая расхаживать по кабинету. Джастин же сидел у стола и жмурился от падавших на него через открытое окно ярких лучей майского солнца. Он знал, что его премьер должен сначала разговориться, а уже потом приступить к главному. Пока же Линтону казалось, что Питт пригласил его просто на дружеский разговор о политической ситуации, сложившейся в Париже летом 1790 года.
— Мне нужна кое-какая информация из первых рук, Джастин. Кстати, не хотите ли бокал кларета?
— Благодарю! Вы хотите, чтобы эту информацию обеспечил я?
— Да, Джастин. Я не решался обратиться к вам с подобной просьбой раньше. Тогда вы были по уши заняты своими семейными делами, и я считал это вполне естественным.
— Это было очень великодушно с вашей стороны, Питт. По правде говоря, я не знаю, что бы ответил вам, обратись вы ко мне ранее.
— Я об этом догадывался. Потому и решил не ставить нас обоих в неловкое положение. Теперь же разговор может стать более предметным. Как бы там ни было, но для сбора сведений вам не потребуется долгое путешествие. Две, самое большее три недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Нет, теперь надо быть умнее и сделать все, чтобы вернуть жене ее прежний счастливый и жизнерадостный нрав, а вместе с ним — спасти их любовь! Линтон решил это бесповоротно.
— Я хотел бы попросить вас, Даниэль, только о двух вещах, — сказал он после продолжительной паузы.
— Слушаю, милорд.
Даниэль не сомневалась, что сейчас ее забросают упреками, оскорблениями и угрозами за этот вынужденный обман, а также строжайше запретят заниматься чем-то подобным в будущем, однако ничего похожего не последовало. Наоборот, казалось даже, что у графа камень свалился с души.
— Во-первых, — сказал он очень спокойным тоном, — вы не должны больше посещать дом шевалье д'Эврона без моего сопровождения. Только моего, и ничьего больше. Даже Джулиана. Понятно?
Даниэль утвердительно кивнула головой и, будто спохватившись, добавила:
— Джастин, честное слово, у меня в мыслях не было будоражить весь город!
— Бросьте! — ответил Линтон строгим тоном. — Вы отлично знали, что делаете. Перестаньте изображать передо мной наивного младенца! Слава Богу, ничего непоправимого не произошло, и мы можем с честью выйти из этого положения. Но только если вы будете меня во всем слушаться.
Даниэль молча опустила глаза на свои атласные туфельки и принялась их внимательно рассматривать. Граф же продолжал:
— Во-вторых. Впредь вы не будете ездить по городским окраинам и трущобам в одиночку. Кого вы выберете в качестве сопровождающего, меня не интересует. Когда у меня будет время, я сам стану им. Но, во всяком случае, одна вы больше никуда не поедете. Понятно?
— Я могла бы попросить об этом Джулиана, Уэстмора, Тони или Филиппа. Уверена, что каждый из них с величайшей радостью согласится. — Даниэль подняла голову и, глядя в лицо графа, одарила его лучезарной улыбкой. — Видите, милорд, я готова безоговорочно исполнить все ваши желания.
— Действительно, мне повезло в жизни, — пробормотал граф. — Но предупреждаю, что я не передумал ехать в Мервенуэй. Думаю, ваши друзья сумеют летом обойтись и без вас.
— Конечно, шевалье будет трудно, но я надеюсь, что он справится.
Даниэль почувствовала такое облегчение, как будто с плеч у нее свалилась тяжелейшая ноша. Она невероятно обрадовалась такой реакции Джастина на ее признания. Первый трудный шаг к примирению был сделан. Теперь, может быть, ей и удастся вырвать мужа из когтей Маргарет. Даниэль вдруг подумала, что впервые в жизни почему-то отказалась от борьбы: лишь немного похныкала и с готовностью уступила мужа любовнице, покорно пошла на поводу у общества и приняла его правила, прикрывшись условной маской гордости. Больше такого не повторится! Она бросит перчатку этой Мейнеринг. Любовница найдет достойного противника в законной жене!
— Хотел бы я знать, — сказал с лукавой улыбкой граф, — что сейчас происходит в этой маленькой, хорошенькой, хотя и коварной головке?
— Неужели так трудно догадаться? Вот никогда не думала, что у меня такой глупый муж!
Даниэль пожала плечами и с равнодушным видом направилась к двери. Линтон бросился за ней, схватил за плечи и развернул к себе лицом:
— Я стал глупым совсем недавно. И не в последнюю очередь благодаря вам, любезная супруга!
— Вы правы, — просто ответила Даниэль.
— Больше я никогда не допущу повторения чего-либо подобного! Вы теперь всегда будете говорить мне правду… Всю правду! Понятно?
Даниэль потупила взор, чтобы Джастин не прочел лжи в ее глазах, хотя причиной тому был его собственный обман…
— Отнесите меня к себе в постель, милый, — шепнула она, обвив руками шею мужа…
Глава 14
— Слова Демулена меня не убедили, Линтон. — Уильям Питт, граф Чатам, хмуро шагал из угла в угол по устилавшему его кабинет турецкому ковру. — Это слишком просто — сказать, что все закончилось.
— «Король в Лувре. Национальное собрание в Тюильрийском дворце. Каналы расчищены. Рынок ломится от мешков с зерном. Казна полна. Мукомольные мельницы вертятся. Предатели бегут сломя голову. Аристократия при последнем издыхании. Патриоты празднуют победу», — отчеканил Джастин.
— Браво, Линтон! — захлопал в ладоши Питт. — У вас потрясающая память!
— Тогда уж не у меня, а у Даниэль, — засмеялся граф. — Я столько раз слышал, как она с презрением цитировала Демулена, что слова этого деятеля накрепко засели у меня в голове.
— Значит, она также ему не верит?
— Не верит, — задумчиво ответил Линтон. — Она многое узнает от тех, кто «бежит сломя голову» и имеет доступ к самым свежим новостям из Парижа. Участились случаи грабежей так называемых врагов народа и самосуда над ними. С тех пор как герцог Орлеанский со всем семейством покинул Париж и обосновался в Лондоне, Пале-Рояль отдали народу. Роскошный дворец стал приютом для игорных домов, кафе, таверн и публичных домов. Полиция оттуда не вылезает. Но одновременно туда же переместился и центр политической жизни Парижа. Неясно только, может ли из дискуссий, проходящих в столь диком и бесконтрольном окружении, родиться что-нибудь разумное?
— В Пале-Рояле развелось слишком много всяких фракций и группировок, — сказал Питт. — Самые сильные из них, пожалуй, якобинцы и кордельеры, и буквально на глазах возникают все новые и новые. Каждая из них имеет свою газету для разжигания страстей у легко возбудимой публики.
Питт замолчал, продолжая расхаживать по кабинету. Джастин же сидел у стола и жмурился от падавших на него через открытое окно ярких лучей майского солнца. Он знал, что его премьер должен сначала разговориться, а уже потом приступить к главному. Пока же Линтону казалось, что Питт пригласил его просто на дружеский разговор о политической ситуации, сложившейся в Париже летом 1790 года.
— Мне нужна кое-какая информация из первых рук, Джастин. Кстати, не хотите ли бокал кларета?
— Благодарю! Вы хотите, чтобы эту информацию обеспечил я?
— Да, Джастин. Я не решался обратиться к вам с подобной просьбой раньше. Тогда вы были по уши заняты своими семейными делами, и я считал это вполне естественным.
— Это было очень великодушно с вашей стороны, Питт. По правде говоря, я не знаю, что бы ответил вам, обратись вы ко мне ранее.
— Я об этом догадывался. Потому и решил не ставить нас обоих в неловкое положение. Теперь же разговор может стать более предметным. Как бы там ни было, но для сбора сведений вам не потребуется долгое путешествие. Две, самое большее три недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143