А главное вполне прилично говорящим по-русски. Революция освободила его из даудовской тюрьмы, где он просидел три с половиной года, но тут же призвала в свои ряды. Да Амин и не мог оставить в стороне или даже на отдыхе своего заместителя по военным вопросам.
Когда-то, еще будучи преподавателем математики в школе, Амин лично принял одного из своих учеников, Экбаля, в партию. Отличник, активист, Экбаль имел право выбирать дальнейшее место учебы, и он пришел за советом к Амину.
— Если хочешь заработать много денег, езжай в ФРГ. Если послужить родине и народу — в СССР.
Экбаль выбрал МГУ. И ему, единственному афганскому студенту в Союзе, Амин разрешил не только держать связь с военными — членами партии, обучающимися в советских академиях и училищах, но и принимать в НДПА новых кандидатов. С этого момента, собственно, он и стал отвечать вместе с Амином перед ЦК за военные вопросы. И когда потребовался начальник Главного политуправления, другой кандидатуры у Амина не возникло...
— Ну что, будем работать, товарищ Экбаль?
— Будем. А сейчас пойдемте, я провожу, отдохнете с дороги.
— Товарищ Экбаль, я не о завтрашнем — о сегодняшнем дне говорю. Что у вас по плану?
— Отбираем офицеров в политработники. Каждый полк присылает своих кандидатов, мы их рассматриваем. Товарищ Тарани сказал, чтобы было все, как у вас в армии.
— Как у нас не надо. Я уже сказал товарищу Тараки, что у нас свои особенности, у вас — свои, у нас все-таки шестьдесят три года прошло после революции, у вас — всего месяц. Давайте учитывать с самого начала и эту разницу, и специфику наших стран.
— Хорошо, товарищ генерал, — согласился Экбаль.
— Тогда давайте приглашать людей.
Однако уже после второй беседы с кандидатами в политработники Заплатин спросил подсоветного:
— Что это вы переправляете их всех ко мне? Вы должны отбирать людей, товарищ Экбаль, потому что вам с ними работать. Кем вы им представляетесь?
— Я? Вашим переводчиком, — улыбнулся находке Экбаль.
— Что-о? Зачем?
— Да неудобно, люди заходят, а я — начальник...
— Да, вы — начальник Главного политического управления народных вооруженных сил Афганистана, товарищ Экбаль. И попрошу держаться как начальник Главпура, а не как переводчик. Извините за резкость, но так начинать свою службу нельзя.
— Хорошо, товарищ генерал, — смутившись, опустил голову подсоветный.
Однако через некоторое время Василий Петрович вновь остановил прием:
— А почему на политработу рекомендуются одни халькисты? А где представители «Парчам»?
Теперь пришло время Экбалю посмотреть на своего советника с недоумением:
— Так политработниками должны стать лучшие люди.
Недоумение вновь вернулось к Заплатину: в партии и армии уже произошло разделение на лучших и худших? Борис Николаевич Пономарев как раз и просил на беседе в ЦК, чтобы всячески удерживать партию от раскола. А она, выходит, уже размежевалась даже в таком вопросе, как назначение политработников.
— Но ведь Бабрак Кармаль тоже парчамист, а тем не менее занимает второй пост в партии.
— Да, но все равно Бабраку не доверяют товарищи Тараки и Амин, не доверял ему и товарищ Хайдар, наш лучший партиец. Мы все тоже считаем, что Кармаль был агентом Дауда.
— Вот как? — Разговор вклинивался в самые болевые точки отношений в партии, но Василий Петрович не стал прерывать Экбаля, хотя и чувствовал, что это напоминает перетряхивание чужого белья. Однако, не перетряхнув, можно остаться слепым котенком, не знающим, что творится и что может случиться у него под носом. Ради этого ли он сюда ехал? — У вас есть доказательства?
Экбаль немного посомневался, стоит ли развивать эту, тему дальше, но что-то, видимо, расположило его в генерале Заплатине, и он решился:
— Перед самой революцией Бабрак Кармаль завел разговор с товарищем Амином. «Если Дауд нападет на нас, сможем ли мы ответить?» — спросил он. Доступа к армейским партийным структурам у Бабрака не было, и он не знал, каковы наши истинные силы. Товарищ Амин не стал раскрывать карты, у нас вообще не положено в партии интересоваться этими вопросами, и ответил, что обороняться мы не сможем. И именно поэтому Дауд ударил не по армии, а по руководству партии, арестовав его. И просчитался.
— Спасибо за информацию, — на этот раз остановил разговор Заплатин.
Итак, картина ясна. Если руководство «Хальк» считает лидера «Парчам» предателем, ни о каком сотрудничестве двух фракций говорить не приходится. По крайней мере в обозримом будущем. «Извините, Борис Николаевич, но я приехал слишком поздно, чтобы выполнить вашу просьбу», — мысленно обратился он к Пономареву.
В дверь постучали, вошел офицер. Посмотрев на Экбаля и Заплатина, выбрал последнего и обратился к нему:
— Товарищ генерал, политработники танковой бригады...
— У вас есть начальник Главпура, докладывайте ему, — остановил его Заплатин.
Необходимое послесловие. В январе 1980 года, после прихода к власти Бабрака Кармаля, Экбаль будет обвинен в пособничестве американскому империализму. Основным подтверждением этому послужит то, что в НДПА его приняли по рекомендации Амина и долгие годы они работали вместе.
Десять лет тюрьмы, из них шесть — без каких-либо известий о семье. И только в конце 1990 года президент Афганистана Наджибулла распорядится выпустить из Пули-Чархи 17 халькистов, работавших при Амине, примет их у себя.
Экбаль при первой же возможности (вызов сделает родственник, работавший в посольстве Афганистана в СССР) приедет в Москву. В ташкентском аэропорту, дожидаясь дозаправки самолета, увидит прилетевшую в Советский Союз следующим рейсом жену Амина. У них будет две минуты времени, и она сообщит, что младший сын ее учится в Ростове, дочери — в Киеве, едет к ним в гости.
Первому Экбаль позвонит Василию Петровичу Заплатину.
— Я знал, что мы встретимся, — обнимая бывшего подсоветного, скажет генерал. И, верный себе, поправится: — Я хотел верить, что встретимся.
В Москве в те предновогодние дни 1990 года было слякотно, но Экбаль, еще более похудевший, ссутулившийся, отрастивший усы, ставший менее живым и жизнерадостным, в том же самом пальтишке и свитере, в которых ходил и до ареста, посетит не только всех товарищей по службе и учебе в МГУ, но и обойдет все места, памятные по студенческой поре. А после этого засобирается обратно в Кабул.
Начало июня 1978 года. Москва — Кабул.
Вслед за политработниками в Афганистан срочно вылетела еще одна группа — теперь уже советники для командиров полков и дивизий. Собирали ее спешно, и большей частью в нее попали офицеры, которые и не помышляли для себя этой службы. Просто к этой минуте их личные дела оказались под рукой у кадровиков — кого-то куда-то перемещали, выдвигали, назначали, а тут приказ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Когда-то, еще будучи преподавателем математики в школе, Амин лично принял одного из своих учеников, Экбаля, в партию. Отличник, активист, Экбаль имел право выбирать дальнейшее место учебы, и он пришел за советом к Амину.
— Если хочешь заработать много денег, езжай в ФРГ. Если послужить родине и народу — в СССР.
Экбаль выбрал МГУ. И ему, единственному афганскому студенту в Союзе, Амин разрешил не только держать связь с военными — членами партии, обучающимися в советских академиях и училищах, но и принимать в НДПА новых кандидатов. С этого момента, собственно, он и стал отвечать вместе с Амином перед ЦК за военные вопросы. И когда потребовался начальник Главного политуправления, другой кандидатуры у Амина не возникло...
— Ну что, будем работать, товарищ Экбаль?
— Будем. А сейчас пойдемте, я провожу, отдохнете с дороги.
— Товарищ Экбаль, я не о завтрашнем — о сегодняшнем дне говорю. Что у вас по плану?
— Отбираем офицеров в политработники. Каждый полк присылает своих кандидатов, мы их рассматриваем. Товарищ Тарани сказал, чтобы было все, как у вас в армии.
— Как у нас не надо. Я уже сказал товарищу Тараки, что у нас свои особенности, у вас — свои, у нас все-таки шестьдесят три года прошло после революции, у вас — всего месяц. Давайте учитывать с самого начала и эту разницу, и специфику наших стран.
— Хорошо, товарищ генерал, — согласился Экбаль.
— Тогда давайте приглашать людей.
Однако уже после второй беседы с кандидатами в политработники Заплатин спросил подсоветного:
— Что это вы переправляете их всех ко мне? Вы должны отбирать людей, товарищ Экбаль, потому что вам с ними работать. Кем вы им представляетесь?
— Я? Вашим переводчиком, — улыбнулся находке Экбаль.
— Что-о? Зачем?
— Да неудобно, люди заходят, а я — начальник...
— Да, вы — начальник Главного политического управления народных вооруженных сил Афганистана, товарищ Экбаль. И попрошу держаться как начальник Главпура, а не как переводчик. Извините за резкость, но так начинать свою службу нельзя.
— Хорошо, товарищ генерал, — смутившись, опустил голову подсоветный.
Однако через некоторое время Василий Петрович вновь остановил прием:
— А почему на политработу рекомендуются одни халькисты? А где представители «Парчам»?
Теперь пришло время Экбалю посмотреть на своего советника с недоумением:
— Так политработниками должны стать лучшие люди.
Недоумение вновь вернулось к Заплатину: в партии и армии уже произошло разделение на лучших и худших? Борис Николаевич Пономарев как раз и просил на беседе в ЦК, чтобы всячески удерживать партию от раскола. А она, выходит, уже размежевалась даже в таком вопросе, как назначение политработников.
— Но ведь Бабрак Кармаль тоже парчамист, а тем не менее занимает второй пост в партии.
— Да, но все равно Бабраку не доверяют товарищи Тараки и Амин, не доверял ему и товарищ Хайдар, наш лучший партиец. Мы все тоже считаем, что Кармаль был агентом Дауда.
— Вот как? — Разговор вклинивался в самые болевые точки отношений в партии, но Василий Петрович не стал прерывать Экбаля, хотя и чувствовал, что это напоминает перетряхивание чужого белья. Однако, не перетряхнув, можно остаться слепым котенком, не знающим, что творится и что может случиться у него под носом. Ради этого ли он сюда ехал? — У вас есть доказательства?
Экбаль немного посомневался, стоит ли развивать эту, тему дальше, но что-то, видимо, расположило его в генерале Заплатине, и он решился:
— Перед самой революцией Бабрак Кармаль завел разговор с товарищем Амином. «Если Дауд нападет на нас, сможем ли мы ответить?» — спросил он. Доступа к армейским партийным структурам у Бабрака не было, и он не знал, каковы наши истинные силы. Товарищ Амин не стал раскрывать карты, у нас вообще не положено в партии интересоваться этими вопросами, и ответил, что обороняться мы не сможем. И именно поэтому Дауд ударил не по армии, а по руководству партии, арестовав его. И просчитался.
— Спасибо за информацию, — на этот раз остановил разговор Заплатин.
Итак, картина ясна. Если руководство «Хальк» считает лидера «Парчам» предателем, ни о каком сотрудничестве двух фракций говорить не приходится. По крайней мере в обозримом будущем. «Извините, Борис Николаевич, но я приехал слишком поздно, чтобы выполнить вашу просьбу», — мысленно обратился он к Пономареву.
В дверь постучали, вошел офицер. Посмотрев на Экбаля и Заплатина, выбрал последнего и обратился к нему:
— Товарищ генерал, политработники танковой бригады...
— У вас есть начальник Главпура, докладывайте ему, — остановил его Заплатин.
Необходимое послесловие. В январе 1980 года, после прихода к власти Бабрака Кармаля, Экбаль будет обвинен в пособничестве американскому империализму. Основным подтверждением этому послужит то, что в НДПА его приняли по рекомендации Амина и долгие годы они работали вместе.
Десять лет тюрьмы, из них шесть — без каких-либо известий о семье. И только в конце 1990 года президент Афганистана Наджибулла распорядится выпустить из Пули-Чархи 17 халькистов, работавших при Амине, примет их у себя.
Экбаль при первой же возможности (вызов сделает родственник, работавший в посольстве Афганистана в СССР) приедет в Москву. В ташкентском аэропорту, дожидаясь дозаправки самолета, увидит прилетевшую в Советский Союз следующим рейсом жену Амина. У них будет две минуты времени, и она сообщит, что младший сын ее учится в Ростове, дочери — в Киеве, едет к ним в гости.
Первому Экбаль позвонит Василию Петровичу Заплатину.
— Я знал, что мы встретимся, — обнимая бывшего подсоветного, скажет генерал. И, верный себе, поправится: — Я хотел верить, что встретимся.
В Москве в те предновогодние дни 1990 года было слякотно, но Экбаль, еще более похудевший, ссутулившийся, отрастивший усы, ставший менее живым и жизнерадостным, в том же самом пальтишке и свитере, в которых ходил и до ареста, посетит не только всех товарищей по службе и учебе в МГУ, но и обойдет все места, памятные по студенческой поре. А после этого засобирается обратно в Кабул.
Начало июня 1978 года. Москва — Кабул.
Вслед за политработниками в Афганистан срочно вылетела еще одна группа — теперь уже советники для командиров полков и дивизий. Собирали ее спешно, и большей частью в нее попали офицеры, которые и не помышляли для себя этой службы. Просто к этой минуте их личные дела оказались под рукой у кадровиков — кого-то куда-то перемещали, выдвигали, назначали, а тут приказ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119