надо объяснить пассажирам, в чем дело, пусть наберутся терпения.
Команда забегала, начался спектакль, который вскоре собрал в порту уйму народа, офицеры и матросы всех судов, включая и речные пароходики, не сводили глаз с «Иты».
Вытянувшись перед капитаном, первый помощник снова спросил:
— Сколько якорей, капитан?
— Все!
Первый помощник — в рупор:
— Приказ капитана: все якоря!
— На сколько колец травить якорные цепи, капитан?
— На все!
— Приказ капитана: все цепи до конца!
Матросы тащили канаты и бросали их грузчикам в гавани, те закрепляли их на больших причальных тумбах. Концы раскачивались в воздухе.
— Сколько тросов, капитан?
— Все!
— Приказ капитана: все тросы!
Стальные тросы и растяжки намертво зачалили судно. А ведь оно и без того уже прочно стояло в гавани, словно пустило корни; якоря, цепи и канаты с избытком обеспечивали безопасность в случае любого самого сильного шторма, любой самой сокрушительной бури. Между тем ни одна метеорологическая станция не предсказывала ничего подобного, ни один опытный моряк ни слова не говорил о буре. Все в один голос предвещали хорошую погоду с легким бризом.
Гомерический хохот поднялся в порту, он доносился до кают первого класса. Первый помощник продолжал:
— Малый якорь тоже, капитан? — Тоже.
Васко услышал, как гремит смех, понял, в какую ловушку попал, но его уже понесло и он не мог остановиться.
Хохот был слышен даже на мостике.
— Крепить канатом или стальным тросом?
— И тем и другим.
— Приказ капитана: бросить малый якорь и закрепить канатом и стальным тросом!
Первый помощник склонился перед Васко.
— Благодарю вас, капитан, швартовка закончена.
Васко Москозо де Араган наклонил голову и повесил нос. Он стал всеобщим посмешищем. Весь порт содрогался от хохота, люди сбегались отовсюду посмотреть на «Иту», пришвартовавшуюся в гавани Белема так, будто настал день Страшного суда и миру предстоит погибнуть в реве бурь и ураганов.
Нахмурившись, капитан прошел мимо судовых офицеров, обессилевших от смеха, и направился в свою каюту. Он заранее уложил вещи, чтобы быстрее нагнать Клотилде. Взял чемодан. Кому бы дать телеграмму в Салвадор с просьбой продать дом в Перипери и купить взамен на Итапарике? У него не было друзей в столице штата, прошло то незабвенное время, а Зекинью Курвело нельзя просить о таком деле, он не может даже показаться ему на глаза, взглянуть в лицо. Раскаты смеха сливались в единый ровный гром, слышный даже в каюте.
Он спустился на ют первого класса — трап был только что спущен. Когда Васко подходил к ним, комиссар с хохотом объяснял Клотилде:
— Это именно так, я же вам говорю, моя сеньора…
В руке у нее был листок бумаги. Их глаза встретились, она взглянула на капитана с презрением и разорвала записку в клочки, записку с именем и адресом, еще хранившую тепло ее груди… Пассажиры искоса посматривали на Васко, смеясь, указывали на него друг другу. Клотилде отвернулась и пошла к трапу.
Встав на первую ступеньку, она оглянулась, еще раз пронзила Васко презрительным взглядом и бросила ему обручальное кольцо. Кольцо со звоном покатилось по палубе. В глазах у Васко помутилось, он схватился за поручни и, шатаясь, направился к трапу. Вдруг кто-то заботливо взял его под руку.
— Вам плохо, капитан?
Это была метиска Моэма. Из всей толпы, заполнявшей палубу и гавань, только она не смеялась. Моэма сказала:
— Не обращайте внимания…
Он даже не поблагодарил ее — перехватило горло — и, потеряв всю свою жизнерадостность, повеся нос, пошел к трапу. Здесь его остановил представитель компании с бумагами. Капитан кое-как нацарапал свое имя чувство долга еще сохранилось в его душе.
— Для вас забронирован номер в Гранд-отеле.
Судно отойдет завтра в семнадцать часов, вам отведена отдельная каюта первого класса.
Представитель компании с трудом сдерживал смех.
Васко не ответил и стал спускаться по трапу вместе с последними пассажирами. Матросы и офицеры, служащие таможни, портовых складов и целая толпа горожан любовались «Итой», зачаленной в гавани на все швартовы. Она останется так до завтрашнего дня, до самого часа отправления. Весь город успеет побывать в порту и вдоволь насладиться невиданным зрелищем.
На Васко со всех сторон указывали пальцами, толпа хохотала. Он подошел к грузчику:
— Не можете ли вы сказать, где тут есть какой-нибудь недорогой пансион?
— Разве только пансион доны Ампаро, но он довольно далеко…
— Можете вы показать мне дорогу?
— Если хотите, я провожу вас и снесу ваш чемодан… Заплатите по своему усмотрению…
С капитанского мостика первый помощник и остальные офицеры смотрели, как уходит капитан. Он шел согнувшись, спотыкаясь, словно сразу состарился.
Он потерпел кораблекрушение. Смех в гавани не прекращался.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Где правда вырвана со дна колодца разыгравшимися бурными ветрами
Около пяти часов Васко добрался до пансиона доны Ампаро, приветливой беззубой метиски. Он получил комнату с гамаком, завоевав симпатию доны Ампаро тем, что напомнил ей какого-то приятеля из Акри.
Она спросила, не болен ли он. Жара становилась все невыносимее. Васко сел в гамак и принялся размышлять. Болен? Нет, он просто опустошен, ему трудно собраться с мыслями, обдумать, как вернуться в Салвадор, продать дом в Перипери и купить другой на острове Итапарика. На улице, оцепеневшей от жары, была мертвая тишина, но он все еще слышал раскаты смеха, теперь они всю жизнь будут греметь у него в ушах. И боль в груди, острая, непрекращающаяся… На этот раз выхода нет, капитан Жорж Диас Надро, старый моряк, сломлен, он навсегда повесил нос.
Не несчастье заставило его склониться, а смех; смех всего города раздавил его.
Когда дона Ампаро пришла звать Васко к обеду, он сидел в гамаке все в том же положении. Он даже не снял кителя.
Нет, он не хочет есть. Дона Ампаро обладала большим жизненным опытом, как утверждали ее жильцы и соседи. Она уверенно поставила диагноз: на болезнь это не похоже, тут какая-то неприятность, и, видимо, очень серьезная. Может быть, смерть единственного сына? Еще вероятнее, впрочем, что от сеньора сбежала жена. Женился на молоденькой, и вот, приходит домой, а ему сообщают новость: жена уехала, куда — неизвестно, всю мебель увезла с собой, и теперь бедняга муж страдает. Дона Ампаро знала много случаев подобного рода.
Не хочет ли постоялец выпить по крайней мере глоток вина, чтобы подкрепиться и справиться с жарой?
Чтобы справиться с жарой и забыть жену-беглянку, нет ничего лучше глотка кашасы. Всего один глоток!
Он кивнул в знак согласия. Дона Ампаро тотчас же принесла целую бутылку: одного глотка мало в его положении.
В свое время Васко мог сколько угодно пить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Команда забегала, начался спектакль, который вскоре собрал в порту уйму народа, офицеры и матросы всех судов, включая и речные пароходики, не сводили глаз с «Иты».
Вытянувшись перед капитаном, первый помощник снова спросил:
— Сколько якорей, капитан?
— Все!
Первый помощник — в рупор:
— Приказ капитана: все якоря!
— На сколько колец травить якорные цепи, капитан?
— На все!
— Приказ капитана: все цепи до конца!
Матросы тащили канаты и бросали их грузчикам в гавани, те закрепляли их на больших причальных тумбах. Концы раскачивались в воздухе.
— Сколько тросов, капитан?
— Все!
— Приказ капитана: все тросы!
Стальные тросы и растяжки намертво зачалили судно. А ведь оно и без того уже прочно стояло в гавани, словно пустило корни; якоря, цепи и канаты с избытком обеспечивали безопасность в случае любого самого сильного шторма, любой самой сокрушительной бури. Между тем ни одна метеорологическая станция не предсказывала ничего подобного, ни один опытный моряк ни слова не говорил о буре. Все в один голос предвещали хорошую погоду с легким бризом.
Гомерический хохот поднялся в порту, он доносился до кают первого класса. Первый помощник продолжал:
— Малый якорь тоже, капитан? — Тоже.
Васко услышал, как гремит смех, понял, в какую ловушку попал, но его уже понесло и он не мог остановиться.
Хохот был слышен даже на мостике.
— Крепить канатом или стальным тросом?
— И тем и другим.
— Приказ капитана: бросить малый якорь и закрепить канатом и стальным тросом!
Первый помощник склонился перед Васко.
— Благодарю вас, капитан, швартовка закончена.
Васко Москозо де Араган наклонил голову и повесил нос. Он стал всеобщим посмешищем. Весь порт содрогался от хохота, люди сбегались отовсюду посмотреть на «Иту», пришвартовавшуюся в гавани Белема так, будто настал день Страшного суда и миру предстоит погибнуть в реве бурь и ураганов.
Нахмурившись, капитан прошел мимо судовых офицеров, обессилевших от смеха, и направился в свою каюту. Он заранее уложил вещи, чтобы быстрее нагнать Клотилде. Взял чемодан. Кому бы дать телеграмму в Салвадор с просьбой продать дом в Перипери и купить взамен на Итапарике? У него не было друзей в столице штата, прошло то незабвенное время, а Зекинью Курвело нельзя просить о таком деле, он не может даже показаться ему на глаза, взглянуть в лицо. Раскаты смеха сливались в единый ровный гром, слышный даже в каюте.
Он спустился на ют первого класса — трап был только что спущен. Когда Васко подходил к ним, комиссар с хохотом объяснял Клотилде:
— Это именно так, я же вам говорю, моя сеньора…
В руке у нее был листок бумаги. Их глаза встретились, она взглянула на капитана с презрением и разорвала записку в клочки, записку с именем и адресом, еще хранившую тепло ее груди… Пассажиры искоса посматривали на Васко, смеясь, указывали на него друг другу. Клотилде отвернулась и пошла к трапу.
Встав на первую ступеньку, она оглянулась, еще раз пронзила Васко презрительным взглядом и бросила ему обручальное кольцо. Кольцо со звоном покатилось по палубе. В глазах у Васко помутилось, он схватился за поручни и, шатаясь, направился к трапу. Вдруг кто-то заботливо взял его под руку.
— Вам плохо, капитан?
Это была метиска Моэма. Из всей толпы, заполнявшей палубу и гавань, только она не смеялась. Моэма сказала:
— Не обращайте внимания…
Он даже не поблагодарил ее — перехватило горло — и, потеряв всю свою жизнерадостность, повеся нос, пошел к трапу. Здесь его остановил представитель компании с бумагами. Капитан кое-как нацарапал свое имя чувство долга еще сохранилось в его душе.
— Для вас забронирован номер в Гранд-отеле.
Судно отойдет завтра в семнадцать часов, вам отведена отдельная каюта первого класса.
Представитель компании с трудом сдерживал смех.
Васко не ответил и стал спускаться по трапу вместе с последними пассажирами. Матросы и офицеры, служащие таможни, портовых складов и целая толпа горожан любовались «Итой», зачаленной в гавани на все швартовы. Она останется так до завтрашнего дня, до самого часа отправления. Весь город успеет побывать в порту и вдоволь насладиться невиданным зрелищем.
На Васко со всех сторон указывали пальцами, толпа хохотала. Он подошел к грузчику:
— Не можете ли вы сказать, где тут есть какой-нибудь недорогой пансион?
— Разве только пансион доны Ампаро, но он довольно далеко…
— Можете вы показать мне дорогу?
— Если хотите, я провожу вас и снесу ваш чемодан… Заплатите по своему усмотрению…
С капитанского мостика первый помощник и остальные офицеры смотрели, как уходит капитан. Он шел согнувшись, спотыкаясь, словно сразу состарился.
Он потерпел кораблекрушение. Смех в гавани не прекращался.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Где правда вырвана со дна колодца разыгравшимися бурными ветрами
Около пяти часов Васко добрался до пансиона доны Ампаро, приветливой беззубой метиски. Он получил комнату с гамаком, завоевав симпатию доны Ампаро тем, что напомнил ей какого-то приятеля из Акри.
Она спросила, не болен ли он. Жара становилась все невыносимее. Васко сел в гамак и принялся размышлять. Болен? Нет, он просто опустошен, ему трудно собраться с мыслями, обдумать, как вернуться в Салвадор, продать дом в Перипери и купить другой на острове Итапарика. На улице, оцепеневшей от жары, была мертвая тишина, но он все еще слышал раскаты смеха, теперь они всю жизнь будут греметь у него в ушах. И боль в груди, острая, непрекращающаяся… На этот раз выхода нет, капитан Жорж Диас Надро, старый моряк, сломлен, он навсегда повесил нос.
Не несчастье заставило его склониться, а смех; смех всего города раздавил его.
Когда дона Ампаро пришла звать Васко к обеду, он сидел в гамаке все в том же положении. Он даже не снял кителя.
Нет, он не хочет есть. Дона Ампаро обладала большим жизненным опытом, как утверждали ее жильцы и соседи. Она уверенно поставила диагноз: на болезнь это не похоже, тут какая-то неприятность, и, видимо, очень серьезная. Может быть, смерть единственного сына? Еще вероятнее, впрочем, что от сеньора сбежала жена. Женился на молоденькой, и вот, приходит домой, а ему сообщают новость: жена уехала, куда — неизвестно, всю мебель увезла с собой, и теперь бедняга муж страдает. Дона Ампаро знала много случаев подобного рода.
Не хочет ли постоялец выпить по крайней мере глоток вина, чтобы подкрепиться и справиться с жарой?
Чтобы справиться с жарой и забыть жену-беглянку, нет ничего лучше глотка кашасы. Всего один глоток!
Он кивнул в знак согласия. Дона Ампаро тотчас же принесла целую бутылку: одного глотка мало в его положении.
В свое время Васко мог сколько угодно пить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66