Она ушла в дом и заперла дверь – не от Майка, а от того, неназываемого. Ночью ей вновь приснился тот сон. Она опять увидела мерцающие огоньки, но теперь это видение наложи лось на еще более ранний сон: безумные женщины, пляшущие и бьющие в барабаны в горах.
Огоньки в ее сне превратились в янтарно освещенные нагие тела женщин, колотящих в черепа-барабаны, пьющих ритуальное зелье, валящихся на землю в эпилептических конвульсиях. Потом женщины вооружились пылающими головнями, и она, Ким, была одной из них. И когда они спускались с горы, нагие, высоко держа факелы, в их сердцах было убийство, убийство и мерзкое вожделение. Но во сне что-то изменилось. Женщины вошли в современный мир, и то место было деревней, а тропа, по которой они шли, тропой к этому дому. И тут Ким проснулась от собственного крика.
Как ей хотелось, чтобы Майк был рядом в этот момент! Ей было до того не по себе, что она встала и вышла наружу. В патио она снова зажгла лампы, хотя луна была достаточно яркой и все вокруг ясно видно. Она спустилась на берег и села в лодку, в которой всегда чувствовала себя странно уютно. В ней она сидела в ту ночь, когда скорпионы выгнали их из дома. Тогда Майк обнимал ее, налил ей стакан вина.
Скорпионы и жуткие сны. То и другое выгоняло ее из дома.
На третий день она до вечера ждала, не появится ли Майк. Когда начало смеркаться, Георгос, официант, мучающийся от любви, прокрался по тропе, прячась за живой изгородью. Тихо позвал от ворот.
– Я предупреждала, чтобы ты сюда не приходил, – сказала она недовольно. – Зачем явился? Не хочу, чтобы ты показывался тут.
Это была правда. Она не хотела, чтобы Майк, вернувшись, увидел, как Георгос крутится у их дома.
– Я не мог не прийти, – сказал Георгос.
– Не заговаривай мне зубы.
– Честно. Я должен был увидеть тебя. И я знаю, что Майка здесь нет.
– Какая разница, здесь он или нет. Не приходи сюда. Чего ты хочешь?
– Пожалуйста, сегодня вечером. Позволь пригласить тебя пообедать. Только сегодня.
– Это невозможно, Георгос.
– Я взял у приятеля машину. Мы можем поехать в такое место, где тебя не знают. Только поедим вместе, и ничего больше. Ничего.
Ким отказалась. Георгос не отставал. Грозил устроить сцену. Чуть не плакал. Ким боялась, что в любую минуту может вернуться Майк и превратно все истолковать. Она думала провести вечер иначе: сидеть дома и ждать Майка, считая минуты и тревожась, не случилось ли с ним чего. Наконец она уступила. Согласилась поехать с Георгосом, но только в ресторан, пообедать, и чтобы тут же обратно домой.
– Другого я и не прошу, – жалостно поблагодарил Георгос.
Он разозлил ее тем, что против ее воли поехал через деревню. Они проезжали мимо таверны, где в тот момент сидел Лакис со своими приятелями, спокойно попивая пиво и наслаждаясь прохладой раннего вечера. Ким видела, как Лакис обернулся вслед их машине и расплылся в кривой усмешке.
– Остановись! – завопила Ким.
Она заставила Георгоса подать задним ходом обратно к таверне и, велев ему оставаться в машине, вышла и направилась к столику, за которым сидела компания Лакиса. Они уставились на нее.
– Добрый вечер, – поздоровалась она на безупречном греческом.
– Добрый вечер.
Она встала вплотную к Лакису и посмотрела на него сверху вниз. Тому пришлось вывернуть шею, чтобы встретиться с ней глазами. Его ухмылка сделалась еще шире.
– Как поживаешь, Лакис?
– Скажем так: неплохо, – все с той же улыбкой ответил тот. – А ты?
– А ты, Кристос? Ты, Тео?
– Неплохо. Неплохо, – ответили мужчины.
– А знаешь, – сказал Кристос, с которым у Ким всегда были хорошие отношения, – в последнее время ты совсем хорошо стала говорить по-гречески.
– Прекрасно, – кивнула Ким. – Потому что я собираюсь сказать кое-что Лакису и хочу, чтобы вы все это слышали.
– Что ты собираешься мне сказать? – спросил Лакис с ухмылкой, демонстрируя золотые коронки. – Что?
– Посмотри на мой глаз. Вот этот, левый. Это дурной глаз. И я хочу сказать, что он смотрит на тебя, Лакис. Внимательно смотрит. Почему? Потому что у тебя дурной язык. Ты грязный тип. И если ты еще расскажешь обо мне какую-нибудь ложь, я навлеку несчастье на твою голову. Понял? Несчастье! И скажи о моих словах людям в деревне, если хватит смелости.
Ошарашенный Лакис молчал, словно язык проглотил. Двое других мужчин, опустив глаза, смотрели на тлеющие кончики своих сигарет.
– Извини меня, Кристос, и ты, Тео. Это проклятие предназначено только Лакису.
– Конечно, – быстро проговорил Кристос. – Конечно.
– Это справедливо, – кивнул Тео. – Это только справедливо.
– Всего хорошего!
Ким развернулась и забралась обратно в машину. Вся троица в изумлении смотрела ей вслед.
– Что ты им такого сказала? – полюбопытствовал Георгос.
– Заткнись и поезжай.
Георгос отвез ее в горы, в деревушку, называвшуюся Палиохора, где была красивая таверна с висячей террасой и видом на море. Кормили превосходно, вино было замечательное. Георгос был очень мил и поддерживал легкую беседу. Позже, когда Ким попросила отвезти ее домой, он испортил весь вечер, объявив о своей вечной к ней любви.
– Я тебе не какая-нибудь туристочка, – презрительно ответила Ким.
– Это я чувствую. Поэтому говорю не как туристке. – Он снова был готов расплакаться.
– Слушай, ты не любишь меня. Тебе только хочется переспать со мной. Но, как я уже сказала той ночью у тебя дома, это не то, чего хочу я.
– Я знаю, ты той ночью не пошла домой, к Майку, – сказал он, дуясь.
– Значит, ты следил за мной, свинья этакая? Если ты следил за мной, то знаешь – я тогда ночевала у Кати. И не вмешивай сюда Майка.
– Ты меня унижаешь, – продолжал он канючить.
– Тем, что не сплю с тобой? Легко же тебя унизить.
– Я люблю тебя, Ким. Я люблю тебя.
– Я это уже слышала.
Тут Георгос удивил ее тем, что разразился слезами. Не обращая внимания на посетителей, переполнявших таверну, он уронил голову на столик и ревел белугой. Когда она попробовала успокоить его, положив ладонь ему на руку, он отмахнулся и заревел еще громче. Прошло целых пять минут, а его рыдания все продолжались с неослабевающей силой. Ким ничего не оставалось, как встать и выйти из таверны.
Она вынуждена была бежать из таверны, но теперь не представляла, куда идти. Она прошла деревушку насквозь и зашагала по дороге. В сотне ярдов от таверны остановилась отдышаться. В ночном воздухе плыл аромат магнолии. Она оглянулась, ища ее взглядом, и увидела за живой изгородью сотни мерцающих огоньков.
Огоньки были такие же, как виденные ею во сне.
Крохотные оранжевые огоньки плясали перед ее глазами, как мотыльки или бабочки. Она подошла ближе. Аромат магнолии был одуряющим. Она не сразу поняла, что перед ней деревенское кладбище. У подножия вертикальных надгробных камней горели маленькие свечки в стеклянных баночках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80