Но плох тот воин, который позволит магу себя околдовать.
Околдованы знанием бывают обычно гейши, которые и приходят благородным воинам на помощь в тех редких случаях, когда надо что-нибудь прочитать.
Правда, Барабин проходил у местных жителей по разряду безродных кшатриев, и его, к тому же, самого считали колдуном, справедливо полагая, что истреблять без колдовства целые народы — занятие для безродного кшатрия непосильное.
Да что там истребление народов. Без колдовства он не ушел бы живым от того дерева, у которого его осадили не то десять, не то двадцать аргеманов.
Встречая разбросанных по лесу людей из отряда майордома Груса, молодой рыцарь с необсохшим на губах молоком раз за разом пересказывал историю своего спасения, присовокупляя к ней и предшествующую битву под деревом. И с каждым разом число участвовавших в битве аргеманов росло.
Играл свою роль и вероломно убитый бароном Дорсетом оруженосец Барабина — сторукий великан без лица. У нормальных воинов таких оруженосцев не бывает — а у колдуна запросто может быть.
И как видно, именно поэтому разрастающийся понемногу отряд рассеянных по лесу баргаутских воинов под утро решил вдруг, что случайно затесавшийся в их ряды колдун в состоянии помочь им избежать окончательного позора.
— Если ты истребитель народов, то что тебе стоит истребить три сотни аргеманов, — сказал молодой рыцарь и остальные стали вторить ему наперебой, потому что никому не хотелось отвечать перед королем за потерю стратегически важного пункта на дороге, ведущей к замку Ночного Вора.
На выручку Роману пришел только седовласый рыцарь, владетель этих мест, который лучше других знал реалии приграничной полосы.
— В этих горах в каждой деревне свой народ, — заметил он. — Есть такие племена, где и сорок человек не наберется.
Истребление сорока человек в глазах баргаутских рыцарей тоже выглядело высокой доблестью, но все же не настолько, чтобы уверовать в победу в случае, если Барабин выйдет против батальона пиратов в одиночку.
Так что рыцари, число которых в группе выросло уже до трех, изъявили готовность встать с истребителем народов рядом.
С оруженосцами и гейшами было сложнее. По долгу службы им полагалось в первую очередь заботиться о своих хозяевах. А рабыни вообще оказались в подвешенном состоянии. Убивая рыцарей, аргеманы захватывали их именные мечи — а значит, получали власть и над боевыми гейшами.
И хотя гейши не были обязаны сами разыскивать новых хозяев, а могли пассивно ждать, пока те предъявят на них свои права, идти с ними в бой было опасно.
Боец, который в любую минуту может перебежать на сторону противника, причем не как предатель, а в полном соответствии с законом и обычаем — плохой союзник и соратник.
А между тем, большую часть стихийного партизанского отряда, во главе которого неожиданно для самого себя оказался Роман Барабин, составляли именно рабыни.
20
На партизанскую вылазку Барабин решился только потому, что успел приобрести в деревне Таугас по меньшей мере троих друзей. Вернее, двух подруг и одного влиятельного союзника.
Считать этого союзника другом Барабину было трудно. Майор Греган был слишком скользким типом, чтобы Роман мог подружиться с ним всерьез.
Иное дело подруги.
Приобретенная в долг рабыня Наида фактически спасла Роману жизнь во время заварухи, возникшей по вине тупоголового оруженосца майордома Груса.
А первую красавицу деревни Сандру Барабин мог благодарить за ее несдержанный язык. Ведь это она пустила гулять из уст в уста легенду о том, что Роман — истребитель народов.
У этой легенды имелись, конечно, и свои минусы. Но плюсов было больше.
Истребителя народов люди Баргаута уважали гораздо сильнее, чем простого чужестранца без роду и племени с иноземными повадками и терранской привычкой задавать дурацкие вопросы по поводу общеизвестных вещей.
У североамериканских индейцев доблесть воина измерялась количеством скальпов убитых врагов. И в Баргауте имело место нечто похожее. Но так как скальпы предъявлять не требовалось, прослыть великим воином было проще.
А великому воину не пристало оставлять в беде своих женщин.
В том, что женщины в беде, не было никакого сомнения. Седовласый барон Бекар высказался на этот счет однозначно:
— Зачем бы ни пришли сюда аргеманы, а без добычи они не уйдут.
О какой добыче идет речь, Барабин догадался уже сам.
С деревни Таугас было нечего взять, кроме разве что вина — но винные запасы изрядно подорвал отряд майордома Груса.
По понятиям землянина двадцать первого века Таугас не представлял большой ценности для грабителей, оккупантов и мародеров. Но Барабин не забыл разговоры с майором Греганом и его односельчанами под вечер у очага.
В деревне была одна бесспорная ценность — красивые девушки. И по обычаям этого мира они были ценностью в прямом, а не переносном смысле слова.
И барон Бекар, как хороший знаток аргеманских повадок, говорил уверенно:
— «Торванга» в этой бухте не застоится. Корабль для аргеманского вождя ценнее собственной головы. Ингер из Ферна не допустит, чтобы его драккар стал королевским трофеем. Он погрузит на судно добычу и «Торванга» уйдет.
— А как они думают выбираться отсюда? — удивился Роман.
— Если аргеманы обещали взять Беркат, они либо возьмут его, либо останутся у его стен, — сказал барон Бекар.
Это заинтересовало Барабина — в первую очередь потому, что этот факт мог повлиять на судьбу Вероники Десницкой. И Роман, не откладывая дело в долгий ящик, спросил у дона Бекара, кому будут принадлежать гейши Ингера из Ферна, если тот погибнет в бою.
Этот простой вопрос неожиданно вызвал у барона затруднение.
— У аргеманов наследство погибшего делит его община, — сказал он. — Но Ингер из Ферна называет себя королем. И у него есть сыновья.
Барабин с полуслова понял, что если Ингера вдруг убьют, то это вызовет междоусобицу в Таодаре. Но чем она обернется для Вероники, сказать было трудно.
Может быть, после гибели Ингера в свете последующей междоусобицы некому будет отдать за нее оговоренные 256 золотых королевских фунтов?
Чтобы это выяснить, Барабину пришлось на ходу сочинять легенду о драгоценной терранской принцессе, которая томится в замке Робера о’Нифта и ждет спасения. и только после этого Роман спросил о главном — может ли междоусобица в стане аргеманов сорвать сделку и помешать сплавить девушку в Таодар.
— Даже не надейся, — ответил на это старый барон. — Теперь понятно, почему эти бараны примчались так быстро. Ингер из Ферна отрабатывает долг за гейшу.
— То есть вместо золота Ингер дает Ночному Вору воинов? — уточнил Барабин.
— А зачем Ночному Вору золото, когда на него идет король Баргаута?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Околдованы знанием бывают обычно гейши, которые и приходят благородным воинам на помощь в тех редких случаях, когда надо что-нибудь прочитать.
Правда, Барабин проходил у местных жителей по разряду безродных кшатриев, и его, к тому же, самого считали колдуном, справедливо полагая, что истреблять без колдовства целые народы — занятие для безродного кшатрия непосильное.
Да что там истребление народов. Без колдовства он не ушел бы живым от того дерева, у которого его осадили не то десять, не то двадцать аргеманов.
Встречая разбросанных по лесу людей из отряда майордома Груса, молодой рыцарь с необсохшим на губах молоком раз за разом пересказывал историю своего спасения, присовокупляя к ней и предшествующую битву под деревом. И с каждым разом число участвовавших в битве аргеманов росло.
Играл свою роль и вероломно убитый бароном Дорсетом оруженосец Барабина — сторукий великан без лица. У нормальных воинов таких оруженосцев не бывает — а у колдуна запросто может быть.
И как видно, именно поэтому разрастающийся понемногу отряд рассеянных по лесу баргаутских воинов под утро решил вдруг, что случайно затесавшийся в их ряды колдун в состоянии помочь им избежать окончательного позора.
— Если ты истребитель народов, то что тебе стоит истребить три сотни аргеманов, — сказал молодой рыцарь и остальные стали вторить ему наперебой, потому что никому не хотелось отвечать перед королем за потерю стратегически важного пункта на дороге, ведущей к замку Ночного Вора.
На выручку Роману пришел только седовласый рыцарь, владетель этих мест, который лучше других знал реалии приграничной полосы.
— В этих горах в каждой деревне свой народ, — заметил он. — Есть такие племена, где и сорок человек не наберется.
Истребление сорока человек в глазах баргаутских рыцарей тоже выглядело высокой доблестью, но все же не настолько, чтобы уверовать в победу в случае, если Барабин выйдет против батальона пиратов в одиночку.
Так что рыцари, число которых в группе выросло уже до трех, изъявили готовность встать с истребителем народов рядом.
С оруженосцами и гейшами было сложнее. По долгу службы им полагалось в первую очередь заботиться о своих хозяевах. А рабыни вообще оказались в подвешенном состоянии. Убивая рыцарей, аргеманы захватывали их именные мечи — а значит, получали власть и над боевыми гейшами.
И хотя гейши не были обязаны сами разыскивать новых хозяев, а могли пассивно ждать, пока те предъявят на них свои права, идти с ними в бой было опасно.
Боец, который в любую минуту может перебежать на сторону противника, причем не как предатель, а в полном соответствии с законом и обычаем — плохой союзник и соратник.
А между тем, большую часть стихийного партизанского отряда, во главе которого неожиданно для самого себя оказался Роман Барабин, составляли именно рабыни.
20
На партизанскую вылазку Барабин решился только потому, что успел приобрести в деревне Таугас по меньшей мере троих друзей. Вернее, двух подруг и одного влиятельного союзника.
Считать этого союзника другом Барабину было трудно. Майор Греган был слишком скользким типом, чтобы Роман мог подружиться с ним всерьез.
Иное дело подруги.
Приобретенная в долг рабыня Наида фактически спасла Роману жизнь во время заварухи, возникшей по вине тупоголового оруженосца майордома Груса.
А первую красавицу деревни Сандру Барабин мог благодарить за ее несдержанный язык. Ведь это она пустила гулять из уст в уста легенду о том, что Роман — истребитель народов.
У этой легенды имелись, конечно, и свои минусы. Но плюсов было больше.
Истребителя народов люди Баргаута уважали гораздо сильнее, чем простого чужестранца без роду и племени с иноземными повадками и терранской привычкой задавать дурацкие вопросы по поводу общеизвестных вещей.
У североамериканских индейцев доблесть воина измерялась количеством скальпов убитых врагов. И в Баргауте имело место нечто похожее. Но так как скальпы предъявлять не требовалось, прослыть великим воином было проще.
А великому воину не пристало оставлять в беде своих женщин.
В том, что женщины в беде, не было никакого сомнения. Седовласый барон Бекар высказался на этот счет однозначно:
— Зачем бы ни пришли сюда аргеманы, а без добычи они не уйдут.
О какой добыче идет речь, Барабин догадался уже сам.
С деревни Таугас было нечего взять, кроме разве что вина — но винные запасы изрядно подорвал отряд майордома Груса.
По понятиям землянина двадцать первого века Таугас не представлял большой ценности для грабителей, оккупантов и мародеров. Но Барабин не забыл разговоры с майором Греганом и его односельчанами под вечер у очага.
В деревне была одна бесспорная ценность — красивые девушки. И по обычаям этого мира они были ценностью в прямом, а не переносном смысле слова.
И барон Бекар, как хороший знаток аргеманских повадок, говорил уверенно:
— «Торванга» в этой бухте не застоится. Корабль для аргеманского вождя ценнее собственной головы. Ингер из Ферна не допустит, чтобы его драккар стал королевским трофеем. Он погрузит на судно добычу и «Торванга» уйдет.
— А как они думают выбираться отсюда? — удивился Роман.
— Если аргеманы обещали взять Беркат, они либо возьмут его, либо останутся у его стен, — сказал барон Бекар.
Это заинтересовало Барабина — в первую очередь потому, что этот факт мог повлиять на судьбу Вероники Десницкой. И Роман, не откладывая дело в долгий ящик, спросил у дона Бекара, кому будут принадлежать гейши Ингера из Ферна, если тот погибнет в бою.
Этот простой вопрос неожиданно вызвал у барона затруднение.
— У аргеманов наследство погибшего делит его община, — сказал он. — Но Ингер из Ферна называет себя королем. И у него есть сыновья.
Барабин с полуслова понял, что если Ингера вдруг убьют, то это вызовет междоусобицу в Таодаре. Но чем она обернется для Вероники, сказать было трудно.
Может быть, после гибели Ингера в свете последующей междоусобицы некому будет отдать за нее оговоренные 256 золотых королевских фунтов?
Чтобы это выяснить, Барабину пришлось на ходу сочинять легенду о драгоценной терранской принцессе, которая томится в замке Робера о’Нифта и ждет спасения. и только после этого Роман спросил о главном — может ли междоусобица в стане аргеманов сорвать сделку и помешать сплавить девушку в Таодар.
— Даже не надейся, — ответил на это старый барон. — Теперь понятно, почему эти бараны примчались так быстро. Ингер из Ферна отрабатывает долг за гейшу.
— То есть вместо золота Ингер дает Ночному Вору воинов? — уточнил Барабин.
— А зачем Ночному Вору золото, когда на него идет король Баргаута?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104