Хотя отношения между ними тремя все время казались открытыми и нежными.
И вот Берта уехала в Уппсалу и принялась за учебу с таким усердием, с каким относилась ко всему, за что бралась.
Каролина и Ингеборг снова вернулись в театр.
Внешне все выглядело, как прежде. Хотя почти все изменилось. Конечно, все идет, как надо. Но время от времени Каролине отчего-то делается удивительно грустно.
Дело в том, что она чувствует себя одинокой.
Одинокой, свободной и сильной. Как раз такой, какой она хотела прожить свою жизнь. И вот ее желание исполнилось. Почему же она не рада?
Конечно, рада. Но можно же иногда погрустить? Почему не потосковать по кому-нибудь, это ведь вполне естественно. Даже когда ты как никогда свободна и сильна…
А ветры перемен в последнее время очень резкие.
Удивительно. Сейчас Каролине кажется, что она единственная, кто осталась такой же, какой была. Хотя обычно бывало совсем наоборот. Как раз именно она постоянно менялась и считала, что остальные топчутся на месте.
Это ее беспокоит.
Но возможно, все станет лучше, когда в театре снова начнутся репетиции? Каролине вскоре предстоит сыграть Розалинду из пьесы Шекспира «Как вам это понравится» – она, конечно, рада и счастлива получить такую роль, однако ей все еще не удалось ее понять. Будучи в восторге от этой роли, Каролина думала, что она как нельзя лучше ей подходит, однако, начав репетировать, стала сомневаться. А когда Каролина начинает сомневаться, ей нелегко оставаться самой собой. И тогда разверзается настоящая бездна.
Но разве не так же было с Иоанной, хотя Каролина уже почти забыла об этом? Конечно, так же. Потому что, если бы ей пришлось вспомнить все свои терзания и сомнения в самой себе, она никогда не осмелилась бы продолжать, никогда больше не сыграла бы ни одной роли.
Возможно, так происходит со всеми, от этого никуда не деться?
Но никто вида не показывает. Как и Каролина, которая хочет выглядеть «независимой». Что, конечно, не облегчает дела.
И вот теперь, прочтя несколько раз пьесу, Каролина понимает, что играть в ней – настоящая удача; но все-таки что-то идет не совсем так, что-то никак ей не поддастся. Не удастся собраться. Мысли разбредаются. Что же происходит?
Впрочем, и другие актеры тоже несколько рассеянны, не только она одна. Поэтому тут, наверно, пугаться нечего.
А вот война, которая идет уже почти год и которая, как все думали, должна была закончиться давным-давно, стала непрерывной угрозой. Сама по себе война – это не самое страшное, пугает то, что люди начинают воспринимать ее как будничную жизнь. Они постепенно привыкают к войне, и она притупляет их чувства. Начинает казаться чем-то ненастоящим. Чем-то все более отвлеченным. Война еще не дошла до нас, все это нас еще не касается, и поэтому пока волноваться вроде бы нечего.
Когда наступила годовщина войны, люди опять было взволновались, но вскоре вновь успокоились и погрузились в пучину житейских будней. Да, все медленно, но верно возвращается к «обычной жизни» и к тому, «как и должно быть».
А вот по Давиду Каролина сильно скучает. Ей недостает его безумств, его восхищения ею. Нет! Ничто не может быть по-прежнему без Давида.
Как-то утром она обнаруживает на ночном столике письмо от Саги.
«Каролина!
Мне кажется, ты снова не придаешь значения своим снам, и поэтому я вынуждена написать тебе. Мне не нравится напоминать тебе о таких очевидных вещах, особенно потому, что ты, по-видимому, не понимаешь, о чем я говорю. Что же мне нужно сделать, чтобы ты поняла, что тот, кого ты называешь Соглядатаем, ждет уже слишком долго?!
Ты все-таки должна разобраться с ним. Избегать его так, как ты делаешь, никуда не годится.
Что с тобой в самом деле происходит?
Разве возможно, чтобы ты совсем не помнила его?
В это мне верится с трудом. Но если это так, я помогу тебе. То, что я не помогала тебе раньше, было исключительно потому, что мне хотелось, чтобы ты разобралась во всем сама, без моей помощи. А теперь я вижу, что ты не собираешься этого делать. Ты все время прячешься за череду других дел.
А раз тебе предстоит вскоре раствориться в Розалинде, то совсем ни к чему хранить в душе такие истории. В это время мы должны быть свободны, ты и я, – лишь тогда мы справимся с этой ролью.
Поэтому нам надо заняться всем этим чем скорее, тем лучше. Я очень этого хочу, потому что я не могу избавиться от чувства вины за то, что случилось.
Это очень сильно волнует меня.
Ты помнишь ту ночь в Париже? Ты лежала у открытого окна. С улицы доносилась музыка. В доме напротив кто-то играл на клавесине. А ты спала.
Ты помнишь, что тебе приснилось в ту ночь?
Я помню.
Вернее сказать, внешнюю канву сна я не запомнила. Ты можешь попытаться вспомнить ее сама, если она для тебя важна. Но я помню того, кто тебе приснился.
Молодой человек с удивительно проницательным взглядом.
У него были совершенно необыкновенные глаза, и его взгляд пронзил тебя, словно молния. Он проник тебе прямо в сердце и добрался даже до меня, так что я не смогла его забыть.
А ты смогла. На следующее утро его образ выветрился у тебя из памяти. Ты все забыла.
Тогда это был лишь один из твоих снов, он приснился тебе посреди ночи, когда ты уже очень крепко спала и оказалась на самом дне твоего сознания, и его заслонил новый сон, так что наутро, когда ты проснулась, прежний сон стерся из памяти. Но он никуда не пропал. Это знаю я, твоя Сага, хранительница твоих самых глубоких снов.
Когда в то утро ты открыла глаза, то подумала, что провела совершенно бессонную ночь, и ничего не помнила. Тот сон оставил после себя только легкую головную боль. Нет, «боль» – это сильно сказано. Ты просто чувствовала, что голова у тебя немного тяжелая, и решила пойти прогуляться по прохладному утреннему воздуху.
Ты хотела взять с собой Розильду, но она еще спала, и ты отправилась одна. Как ты помнишь, в то время ты была в облике Карла Якобссона. Иначе тебе не удалось бы разгуливать по Парижу одной. Но в мужском платье ты могла себе это позволить и несколько часов бродила по просыпающемуся городу. Ты гуляла и ни о чем не думала, ты шла по набережной Сены, как всегда, рассматривая дома – дома с темными окнами в утреннем свете и белыми или крашеными фасадами. Особенно тебе нравилось смотреть на дома, отражающиеся в черном зеркале воды. Тебе и самой нравилось отражаться. Ты совсем не думала, куда идешь, у тебя не было с собой даже карты. И вдруг ты заметила, что заблудилась. Ты не могла найти улицы, где вы жили, бесцельно покружила по бульварам, надеясь обнаружить хоть какое-то место или название, которое показалось бы знакомым, но ничего не находила.
И тогда ты пришла на площадь, где располагалось уличное кафе.
Ты села за маленький круглый столик, тебе хотелось пить, и ты заказала лимонад, решив немного посидеть, успокоиться и собраться с мыслями, чтобы придумать, как найти свою улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
И вот Берта уехала в Уппсалу и принялась за учебу с таким усердием, с каким относилась ко всему, за что бралась.
Каролина и Ингеборг снова вернулись в театр.
Внешне все выглядело, как прежде. Хотя почти все изменилось. Конечно, все идет, как надо. Но время от времени Каролине отчего-то делается удивительно грустно.
Дело в том, что она чувствует себя одинокой.
Одинокой, свободной и сильной. Как раз такой, какой она хотела прожить свою жизнь. И вот ее желание исполнилось. Почему же она не рада?
Конечно, рада. Но можно же иногда погрустить? Почему не потосковать по кому-нибудь, это ведь вполне естественно. Даже когда ты как никогда свободна и сильна…
А ветры перемен в последнее время очень резкие.
Удивительно. Сейчас Каролине кажется, что она единственная, кто осталась такой же, какой была. Хотя обычно бывало совсем наоборот. Как раз именно она постоянно менялась и считала, что остальные топчутся на месте.
Это ее беспокоит.
Но возможно, все станет лучше, когда в театре снова начнутся репетиции? Каролине вскоре предстоит сыграть Розалинду из пьесы Шекспира «Как вам это понравится» – она, конечно, рада и счастлива получить такую роль, однако ей все еще не удалось ее понять. Будучи в восторге от этой роли, Каролина думала, что она как нельзя лучше ей подходит, однако, начав репетировать, стала сомневаться. А когда Каролина начинает сомневаться, ей нелегко оставаться самой собой. И тогда разверзается настоящая бездна.
Но разве не так же было с Иоанной, хотя Каролина уже почти забыла об этом? Конечно, так же. Потому что, если бы ей пришлось вспомнить все свои терзания и сомнения в самой себе, она никогда не осмелилась бы продолжать, никогда больше не сыграла бы ни одной роли.
Возможно, так происходит со всеми, от этого никуда не деться?
Но никто вида не показывает. Как и Каролина, которая хочет выглядеть «независимой». Что, конечно, не облегчает дела.
И вот теперь, прочтя несколько раз пьесу, Каролина понимает, что играть в ней – настоящая удача; но все-таки что-то идет не совсем так, что-то никак ей не поддастся. Не удастся собраться. Мысли разбредаются. Что же происходит?
Впрочем, и другие актеры тоже несколько рассеянны, не только она одна. Поэтому тут, наверно, пугаться нечего.
А вот война, которая идет уже почти год и которая, как все думали, должна была закончиться давным-давно, стала непрерывной угрозой. Сама по себе война – это не самое страшное, пугает то, что люди начинают воспринимать ее как будничную жизнь. Они постепенно привыкают к войне, и она притупляет их чувства. Начинает казаться чем-то ненастоящим. Чем-то все более отвлеченным. Война еще не дошла до нас, все это нас еще не касается, и поэтому пока волноваться вроде бы нечего.
Когда наступила годовщина войны, люди опять было взволновались, но вскоре вновь успокоились и погрузились в пучину житейских будней. Да, все медленно, но верно возвращается к «обычной жизни» и к тому, «как и должно быть».
А вот по Давиду Каролина сильно скучает. Ей недостает его безумств, его восхищения ею. Нет! Ничто не может быть по-прежнему без Давида.
Как-то утром она обнаруживает на ночном столике письмо от Саги.
«Каролина!
Мне кажется, ты снова не придаешь значения своим снам, и поэтому я вынуждена написать тебе. Мне не нравится напоминать тебе о таких очевидных вещах, особенно потому, что ты, по-видимому, не понимаешь, о чем я говорю. Что же мне нужно сделать, чтобы ты поняла, что тот, кого ты называешь Соглядатаем, ждет уже слишком долго?!
Ты все-таки должна разобраться с ним. Избегать его так, как ты делаешь, никуда не годится.
Что с тобой в самом деле происходит?
Разве возможно, чтобы ты совсем не помнила его?
В это мне верится с трудом. Но если это так, я помогу тебе. То, что я не помогала тебе раньше, было исключительно потому, что мне хотелось, чтобы ты разобралась во всем сама, без моей помощи. А теперь я вижу, что ты не собираешься этого делать. Ты все время прячешься за череду других дел.
А раз тебе предстоит вскоре раствориться в Розалинде, то совсем ни к чему хранить в душе такие истории. В это время мы должны быть свободны, ты и я, – лишь тогда мы справимся с этой ролью.
Поэтому нам надо заняться всем этим чем скорее, тем лучше. Я очень этого хочу, потому что я не могу избавиться от чувства вины за то, что случилось.
Это очень сильно волнует меня.
Ты помнишь ту ночь в Париже? Ты лежала у открытого окна. С улицы доносилась музыка. В доме напротив кто-то играл на клавесине. А ты спала.
Ты помнишь, что тебе приснилось в ту ночь?
Я помню.
Вернее сказать, внешнюю канву сна я не запомнила. Ты можешь попытаться вспомнить ее сама, если она для тебя важна. Но я помню того, кто тебе приснился.
Молодой человек с удивительно проницательным взглядом.
У него были совершенно необыкновенные глаза, и его взгляд пронзил тебя, словно молния. Он проник тебе прямо в сердце и добрался даже до меня, так что я не смогла его забыть.
А ты смогла. На следующее утро его образ выветрился у тебя из памяти. Ты все забыла.
Тогда это был лишь один из твоих снов, он приснился тебе посреди ночи, когда ты уже очень крепко спала и оказалась на самом дне твоего сознания, и его заслонил новый сон, так что наутро, когда ты проснулась, прежний сон стерся из памяти. Но он никуда не пропал. Это знаю я, твоя Сага, хранительница твоих самых глубоких снов.
Когда в то утро ты открыла глаза, то подумала, что провела совершенно бессонную ночь, и ничего не помнила. Тот сон оставил после себя только легкую головную боль. Нет, «боль» – это сильно сказано. Ты просто чувствовала, что голова у тебя немного тяжелая, и решила пойти прогуляться по прохладному утреннему воздуху.
Ты хотела взять с собой Розильду, но она еще спала, и ты отправилась одна. Как ты помнишь, в то время ты была в облике Карла Якобссона. Иначе тебе не удалось бы разгуливать по Парижу одной. Но в мужском платье ты могла себе это позволить и несколько часов бродила по просыпающемуся городу. Ты гуляла и ни о чем не думала, ты шла по набережной Сены, как всегда, рассматривая дома – дома с темными окнами в утреннем свете и белыми или крашеными фасадами. Особенно тебе нравилось смотреть на дома, отражающиеся в черном зеркале воды. Тебе и самой нравилось отражаться. Ты совсем не думала, куда идешь, у тебя не было с собой даже карты. И вдруг ты заметила, что заблудилась. Ты не могла найти улицы, где вы жили, бесцельно покружила по бульварам, надеясь обнаружить хоть какое-то место или название, которое показалось бы знакомым, но ничего не находила.
И тогда ты пришла на площадь, где располагалось уличное кафе.
Ты села за маленький круглый столик, тебе хотелось пить, и ты заказала лимонад, решив немного посидеть, успокоиться и собраться с мыслями, чтобы придумать, как найти свою улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110