Каролина бежит из парка прочь. И постепенно возвращается в родной квартал.
В кинотеатре на улице Святого Павла вот-вот начнется вечерний показ, Каролина покупает билет и проскальзывает в зал в последнюю минуту. Уже потушили свет. В спешке Каролина забыла посмотреть, какой фильм будут сегодня показывать. Пусть это станет сюрпризом.
Однако, хотя она почти во всем умеет найти что-нибудь интересное, на этот раз остается полностью равнодушной к фильму. Это так называемая «кинодрама» в восьми актах, или, как они называются, «в восьми сериях».
Это убожество носит название «Изнуряющий огонь» и повествует о любви, если так можно выразиться, в крайне запутанных обстоятельствах. На сей раз даже хорошо, что не слышно, что они там говорят. Обычно Каролина любит сама выдумывать реплики для разных персонажей, но для этой белиберды и трудиться не стоит.
Прежде с ней такого не случалось, и виновата ли в том Иоанна Лотарингская, которая до сих пор переполняет ее душу, или нет, но Каролина вдруг понимает, что просто-напросто не в состоянии досмотреть этот вздор до конца. И уходит из кинотеатра. Постаравшись пробраться между рядами как можно более незаметно.
Зал не полон, но, поскольку у кресел откидные сиденья, все в ее ряду вынуждены подняться, чтобы пропустить ее. Поворачиваться спиной к людям невежливо, поэтому Каролина, беспрестанно извиняясь, встречает то один, то другой недовольный взгляд. Сиденья с грохотом хлопают по спинке кресел. Ужасно неприятно.
И тут она снова сталкивается лицом к лицу с Соглядатаем. Второй раз за вечер! После того, как не видела его несколько недель! Должно быть, он вошел в зал еще позже, чем Каролина, ведь когда она проходила по ряду на свое место, она его не видела. А уж его бы она заметила.
– Прошу прощения, – шепчет она ему.
Он с серьезным видом кивает головой и на мгновение устремляет на нее взгляд. Каролина вновь пытается улыбнуться, но безответно. Соглядатай смотрит на нее так, как будто они не знакомы. Впрочем, они ведь и вправду не знакомы.
На улице пустынно. Воздух прохладный и мягкий. Она решает немного подняться по улице и посмотреть на открывающийся оттуда вид. Светит луна, стоит чарующая тишина. Все вокруг – само совершенство.
Но Иоанна ждет, Каролина должна скоро вернуться к ней. Но вначале она хочет чуть-чуть прогуляться по кладбищу. Она не была там уже так давно. Кажется, целую вечность.
На этот раз она пойдет на могилу Никандера.
По какой-то причине он похоронен вместе со Стагнелиусом, но никогда раньше Каролина не ходила туда из уважения к Никандеру, только из уважения к Стагнелиусу. Никандера Каролина не жалует. Она даже была несколько зла на него. Ведь это он перевел с немецкого «Орлеанскую деву». И Каролине совершенно не нравилось, как он с этим справился. Шиллер никогда не одобрил бы такой банальщины.
Но, быть может, она несправедлива? Теперь, когда своей игрой Каролина может вдохнуть жизнь в слова Иоанны, ей перестало казаться, будто перевод так уж плох. И это надо каким-то образом показать Никандеру. Ведь ему, бедняжке, довелось прожить тяжелую жизнь.
Впрочем, и у Стагнслиуса она была не легче.
Но Стагнелиус был великим поэтом, и это должно было как-то помогать ему в жизни. Несмотря ни на что. Если только, конечно, он сам понимал, каким хорошим поэтом он был – возможно, что и не понимал, но все же собственное величие должно было хоть немножко скрашивать его существование. Ведь он должен был ощущать хотя бы радость творчества, не говоря уже о всем прочем.
А ощущал ли когда-нибудь Никандер радость творчества? Принадлежал ли он к тем людям, которые довольны собой, восхищаясь и гордясь тем, что из них получилось хотя бы что-то? Некоторые люди вполне этим удовлетворяются. Но вряд ли Никандера постигло такое несчастье. Все же он был достаточно одаренным человеком, чтобы знать, где у него промахи.
И в таком случае он должен был от этого страдать. Особенно когда его то и дело сравнивали со Стагнелиусом. И все же,
Любовь – единственное спасение, Когда мы видим достоинства, превосходящие наши, У ближнего нашего.
Каролина немного постояла возле надгробия, освещаемого лунным светом.
На кладбище, кроме нее, ни одной живой души.
Вокруг светло и немного тревожно. Необычайно романтично и совсем не страшно. А только восхитительно красиво.
Ей так хочется простоять здесь до тех пор, пока не взойдет солнце и не займет место луны на небосводе. Но долг зовет.
«Узнай меня, восстань; иди от стада; Господь тебя к иному призывает…»
Иоанна ждет.
Прежде чем покинуть кладбище, Каролина в последний раз обходит его. Небо светлое, и тени от деревьев в тихом танце сплетаются на посыпанной гравием дорожке.
Как только Каролина подходит к калитке, из темноты прямо перед ней вырастает темная фигура. Луна освещает лицо. На мгновение их взгляды встречаются, затем Каролина и Соглядатай, пытаясь разойтись, делают шаг в одну и ту же сторону, преграждая друг другу путь. Это повторяется несколько раз.
– Извините, – шепчет Каролина.
В третий раз слегка улыбается, и в третий раз безответно. Он отступает назад и снова теряется в темноте, окружающей кладбище. А она спешит к себе домой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
«Дорогая К., поскольку ты, как я поняла, не запоминаешь своих снов, я подумала, что тебе будет интересно узнать, что тебе приснилось этой ночью.
Как ты помнишь, вчера был уже поздний вечер, а ты все никак не хотела прервать работу и, когда наконец легла в постель, то никак не могла уснуть.
Тогда ты встала и примерила одно из своих летних платьев. Ты довольно долго просидела у зеркала. О чем ты думала, я забыла, да и ты сама, наверно, вряд ли вспомнишь.
Я полагаю, ты примерила то платье не просто так, правда?
Потому что, как ты, возможно, помнишь, именно в этом платье ты обошла всех тогда в Замке Роз и призналась, что ты вовсе не Карл Якобссон, а Каролина. В таком случае то, что ты посреди ночи вынула именно это платье и примерила его, что-то означает.
Или же это всего лишь твоя вечная тоска по лету?
Как бы то ни было, через некоторое время ты снова разделась и легла в постель. И тогда ты наконец-то уснула и тебе начал сниться сон.
Тебе снилось, будто ты опять сидишь на стуле перед зеркалом, одетая в то самое белое платье. В руке у тебя фотография Клары де Лето, ее портрет крупным планом, тот самый, который ты украла из квартиры на улице Сведенборга. Но ты не смотришь на него. Ты сидишь с фотографией на коленях, но взгляд твой устремлен на другое.
Ты смотришь в зеркало. Но не на свое лицо, а на некую точку на темной стене за твоей спиной.
Ты сидишь совершенно неподвижно, и через какое-то время тебя охватывает ощущение, будто ты и твое отражение, проникая сквозь зеркальную грань, меняетесь местами, и вот уже ты сидишь на стуле там, внутри зеркала, и смотришь сквозь него на свое отражение, которое тоже есть ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
В кинотеатре на улице Святого Павла вот-вот начнется вечерний показ, Каролина покупает билет и проскальзывает в зал в последнюю минуту. Уже потушили свет. В спешке Каролина забыла посмотреть, какой фильм будут сегодня показывать. Пусть это станет сюрпризом.
Однако, хотя она почти во всем умеет найти что-нибудь интересное, на этот раз остается полностью равнодушной к фильму. Это так называемая «кинодрама» в восьми актах, или, как они называются, «в восьми сериях».
Это убожество носит название «Изнуряющий огонь» и повествует о любви, если так можно выразиться, в крайне запутанных обстоятельствах. На сей раз даже хорошо, что не слышно, что они там говорят. Обычно Каролина любит сама выдумывать реплики для разных персонажей, но для этой белиберды и трудиться не стоит.
Прежде с ней такого не случалось, и виновата ли в том Иоанна Лотарингская, которая до сих пор переполняет ее душу, или нет, но Каролина вдруг понимает, что просто-напросто не в состоянии досмотреть этот вздор до конца. И уходит из кинотеатра. Постаравшись пробраться между рядами как можно более незаметно.
Зал не полон, но, поскольку у кресел откидные сиденья, все в ее ряду вынуждены подняться, чтобы пропустить ее. Поворачиваться спиной к людям невежливо, поэтому Каролина, беспрестанно извиняясь, встречает то один, то другой недовольный взгляд. Сиденья с грохотом хлопают по спинке кресел. Ужасно неприятно.
И тут она снова сталкивается лицом к лицу с Соглядатаем. Второй раз за вечер! После того, как не видела его несколько недель! Должно быть, он вошел в зал еще позже, чем Каролина, ведь когда она проходила по ряду на свое место, она его не видела. А уж его бы она заметила.
– Прошу прощения, – шепчет она ему.
Он с серьезным видом кивает головой и на мгновение устремляет на нее взгляд. Каролина вновь пытается улыбнуться, но безответно. Соглядатай смотрит на нее так, как будто они не знакомы. Впрочем, они ведь и вправду не знакомы.
На улице пустынно. Воздух прохладный и мягкий. Она решает немного подняться по улице и посмотреть на открывающийся оттуда вид. Светит луна, стоит чарующая тишина. Все вокруг – само совершенство.
Но Иоанна ждет, Каролина должна скоро вернуться к ней. Но вначале она хочет чуть-чуть прогуляться по кладбищу. Она не была там уже так давно. Кажется, целую вечность.
На этот раз она пойдет на могилу Никандера.
По какой-то причине он похоронен вместе со Стагнелиусом, но никогда раньше Каролина не ходила туда из уважения к Никандеру, только из уважения к Стагнелиусу. Никандера Каролина не жалует. Она даже была несколько зла на него. Ведь это он перевел с немецкого «Орлеанскую деву». И Каролине совершенно не нравилось, как он с этим справился. Шиллер никогда не одобрил бы такой банальщины.
Но, быть может, она несправедлива? Теперь, когда своей игрой Каролина может вдохнуть жизнь в слова Иоанны, ей перестало казаться, будто перевод так уж плох. И это надо каким-то образом показать Никандеру. Ведь ему, бедняжке, довелось прожить тяжелую жизнь.
Впрочем, и у Стагнслиуса она была не легче.
Но Стагнелиус был великим поэтом, и это должно было как-то помогать ему в жизни. Несмотря ни на что. Если только, конечно, он сам понимал, каким хорошим поэтом он был – возможно, что и не понимал, но все же собственное величие должно было хоть немножко скрашивать его существование. Ведь он должен был ощущать хотя бы радость творчества, не говоря уже о всем прочем.
А ощущал ли когда-нибудь Никандер радость творчества? Принадлежал ли он к тем людям, которые довольны собой, восхищаясь и гордясь тем, что из них получилось хотя бы что-то? Некоторые люди вполне этим удовлетворяются. Но вряд ли Никандера постигло такое несчастье. Все же он был достаточно одаренным человеком, чтобы знать, где у него промахи.
И в таком случае он должен был от этого страдать. Особенно когда его то и дело сравнивали со Стагнелиусом. И все же,
Любовь – единственное спасение, Когда мы видим достоинства, превосходящие наши, У ближнего нашего.
Каролина немного постояла возле надгробия, освещаемого лунным светом.
На кладбище, кроме нее, ни одной живой души.
Вокруг светло и немного тревожно. Необычайно романтично и совсем не страшно. А только восхитительно красиво.
Ей так хочется простоять здесь до тех пор, пока не взойдет солнце и не займет место луны на небосводе. Но долг зовет.
«Узнай меня, восстань; иди от стада; Господь тебя к иному призывает…»
Иоанна ждет.
Прежде чем покинуть кладбище, Каролина в последний раз обходит его. Небо светлое, и тени от деревьев в тихом танце сплетаются на посыпанной гравием дорожке.
Как только Каролина подходит к калитке, из темноты прямо перед ней вырастает темная фигура. Луна освещает лицо. На мгновение их взгляды встречаются, затем Каролина и Соглядатай, пытаясь разойтись, делают шаг в одну и ту же сторону, преграждая друг другу путь. Это повторяется несколько раз.
– Извините, – шепчет Каролина.
В третий раз слегка улыбается, и в третий раз безответно. Он отступает назад и снова теряется в темноте, окружающей кладбище. А она спешит к себе домой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
«Дорогая К., поскольку ты, как я поняла, не запоминаешь своих снов, я подумала, что тебе будет интересно узнать, что тебе приснилось этой ночью.
Как ты помнишь, вчера был уже поздний вечер, а ты все никак не хотела прервать работу и, когда наконец легла в постель, то никак не могла уснуть.
Тогда ты встала и примерила одно из своих летних платьев. Ты довольно долго просидела у зеркала. О чем ты думала, я забыла, да и ты сама, наверно, вряд ли вспомнишь.
Я полагаю, ты примерила то платье не просто так, правда?
Потому что, как ты, возможно, помнишь, именно в этом платье ты обошла всех тогда в Замке Роз и призналась, что ты вовсе не Карл Якобссон, а Каролина. В таком случае то, что ты посреди ночи вынула именно это платье и примерила его, что-то означает.
Или же это всего лишь твоя вечная тоска по лету?
Как бы то ни было, через некоторое время ты снова разделась и легла в постель. И тогда ты наконец-то уснула и тебе начал сниться сон.
Тебе снилось, будто ты опять сидишь на стуле перед зеркалом, одетая в то самое белое платье. В руке у тебя фотография Клары де Лето, ее портрет крупным планом, тот самый, который ты украла из квартиры на улице Сведенборга. Но ты не смотришь на него. Ты сидишь с фотографией на коленях, но взгляд твой устремлен на другое.
Ты смотришь в зеркало. Но не на свое лицо, а на некую точку на темной стене за твоей спиной.
Ты сидишь совершенно неподвижно, и через какое-то время тебя охватывает ощущение, будто ты и твое отражение, проникая сквозь зеркальную грань, меняетесь местами, и вот уже ты сидишь на стуле там, внутри зеркала, и смотришь сквозь него на свое отражение, которое тоже есть ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110