Но насколько он сам осознает, что с ним творится? Каролина не раз задавалась этим вопросом. Большинство его товарищей полагают, что Давид ничего не замечает, живет себе как ни в чем не бывало, наивный и довольный собой. Между тем иногда он ведет себя так, как будто хорошо знает, каким негодным актером он стал. Но даже тогда он выглядит совершенно спокойным и довольным своими сомнительными успехами, хотя от наивности уже нет и следа. Похоже на то, что такая беспомощная игра доставляет ему нечто вроде мучительного удовольствия.
Между тем дальше так продолжаться не может. Надо что-то предпринять! Дело зашло уже так далеко, что Каролина едва не пожелала, чтобы он снова принялся обожать ее. Случается, что Давид время от времени опять начинает играть прежнюю роль отвергнутого влюбленного, но если Каролина отвечает и подыгрывает ему, он тут же снова, как черепаха, прячется в свой панцирь. Или же просто сбегает. Такое тоже уже случалось. В довершение всего он смотрит на нее таким укоризненным взглядом, будто она совращает его на смертный грех. А ведь раньше он расплывался в блаженной улыбке.
Так что с ним явно что-то происходит. В сущности, это его личное дело, и Каролине не надо было бы вмешиваться, если бы все это не затрагивало интересов других. Но у Давида есть роль в «Орлеанской деве», и его плохая игра может все испортить. Это провалит всю пьесу. А такого допустить нельзя!
Наконец Каролина просит его поговорить с ней.
Давид приподнимает брови, изображая большое удивление, и прилагает все силы, чтобы увильнуть от разговора, но Каролина не сдается. Просто-напросто называет время и место.
– И о чем же нам надо поговорить? – вызывающе спрашивает Давид.
– Потом узнаешь!
– Не станешь же ты просить, чтобы такой великий актер, как я, тратил свое драгоценное время впустую, неизвестно на что.
– А вот и стану! Увидимся в кондитерской Ланделиуса. В половине пятого. Ладно?
– Нет.
– Почему нет? Ты можешь предложить что-то получше?
– Да. Чтобы мы вообще не встречались.
– Ты невыносим. Когда еще в жизни я просила тебя о встрече?
– Это-то меня и пугает, на тебя это не похоже.
– Стало быть, ты струсил.
– Считай, как хочешь. Мне нечего тебе сказать.
Каролина растерялась. Давид не разыгрывал перед ней театр. Он действительно именно это имел в виду.
– Давид, милый, чего же ты так боишься?
– Я и сам не знаю.
– Отлично! Тогда я помогу тебе узнать. Кончай изворачиваться. Увидимся на улице Стурчюрка-бринкен.
– А почему именно там?
– Потому что там находится кондитерская.
– Какая кондитерская?
– Ланделиуса!
– А кто сказал, что мы встретимся именно там?
– Ну все, Давид, хватит! Если тебе не подходит это место, предложи какое-нибудь другое, а не упрямься.
Каролина с трудом сдерживалась. Она выбрала кондитерскую Ланделиуса, потому что после того собиралась зайти к Ингеборг, а улица Стурчюрка-бринкен как раз поблизости. Но, в общем-то, ей было все равно, где встречаться. Только бы договориться хоть о каком-нибудь месте.
Давид вздохнул и вяло произнес:
– Ну ладно, пусть у Ланделиуса. Но не раньше пяти.
– Отлично. Увидимся.
Каролина приходит в кондитерскую заранее, без нескольких минут пять, а Давид появляется не раньше четверти седьмого. Раньше она не стала бы его дожидаться и давно отправилась бы восвояси. Но что-то подсказывает Каролине, что Давид действительно придет. К тому же она знала, что Давид никогда не был пунктуален. Конечно, это досадно, но не стоит на него сейчас злиться. Есть вещи поважнее. Ей необходимо поговорить с ним, и нельзя из-за пустяков упускать такую возможность. Она может и подождать.
В стороне у окна стоит журнальная стойка. Пока Давид запаздывает, Каролина подходит к ней и берет газету. Она на стойке всего одна.
Но все статьи в ней только о войне. Сплошные черные заголовки. Короткие заметки. Небольшие нечеткие фотографии, которые мало о чем говорят, но за которыми, безусловно, скрывается горе многих людей. Каролина мрачно листает страницы и думает лишь об одном: неужели здесь нет ничего более интересного? Затем ей становится стыдно. Ужасные мысли. Разве у нее нет сердца? Разве она ничего не понимает?
Разве не такие, как она, сами того не желая, способствуют тому, что в мире разразилась война? А что если именно на них, на тех, кто равнодушен и безответственен, на тех, кто ничего не желает видеть и слышать, лежит самая главная вина – потому что они всегда оказываются в большинстве?
В таком случае она, Каролина, просто опасна для общества! Она ведет себя так, как будто война ее не касается. Как будто никакой войны нет. И потому невольно оказывается среди тех, кто попустительствует злым силам. Вместо того чтобы быть с теми, кто с ними борется.
Сколько раз Каролина уже думала об этом – и все без толку. Все обычно заканчивается только бессмысленными упреками в свой адрес, ее грызет совесть и фантазия рисует страшные картины. И ничего больше. Она вскоре снова об этом забывает. И утешает себя тем, что театр может стать оружием мира не хуже любого другого. Но так ли это? Может, это лишь отговорка?
Вот! В газете как раз есть небольшая статья о театральной жизни. Каролина внимательно вчитывается в каждую строчку. Здесь даже имеется маленькая заметка о новых фильмах. Каролина жадно проглатывает и ее.
Затем складывает газету и, подойдя к журнальной стойке, возвращает ее на место.
И тут она замечает в окне фигуру Давида. Он идет быстрым шагом.
Однако с ним кто-то еще! Почему он пришел не один? Что это за штучки? Ведь Давид знает, что им предстоит серьезный разговор!
К тому же он не торопится войти. Каролина снова выглядывает в окно, но не видит Давида. Может, это был не он?
Нет, он! Вот он появляется в дверях и входит в кондитерскую. Один. Слава богу! Он подходит к столику Каролины и садится рядом. Но вид у него беспокойный. Движения резкие. Вначале он ничего не хочет заказывать. Утверждает, что торопится. Затем они все же заказывают по чашке горячего шоколада. И ничего больше.
Давид тревожно поглядывает в окно. На небе пасмурно. В воздухе висит изморось, в зале кондитерской темно, особенно в том углу, где сидят Давид с Каролиной. По календарю сейчас весна, но кажется, будто зима вот-вот вернется.
– Ну и чего же ты хочешь? – спрашивает Давид.
Он выглядит напряженным и нервным. Он так непохож на того бравого, немного бесшабашного красавца, каким был обычно.
– Что с тобой случилось, Давид? Ты так изменился, – говорит Каролина.
Он тут же начинает оправдываться:
– Да ничего не случилось. Не понимаю, о чем ты.
– Неужели?
– Извини, но если у тебя нет ничего важного, то я очень спешу.
– Давид…
– Что?
Он вынимает часы, чтобы посмотреть, который час. И делает это так, чтобы она обратила на них внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110