Проходит день за днем.
По окнам струится дождь. В свете лампы поблескивают капли.
Однажды в оконное стекло постучал листок каштана, а затем опустился на карниз, чтобы тихо умереть там. Она вздрагивает от испуга. На какой-то миг ей кажется, что это раненая птица. Вначале было очень похоже. Но это всего лишь опавший лист. Она выключает свет и вглядывается в темноту.
Давид, как обычно, под окном. Листья кружатся в осеннем вальсе.
Жаль, что он воображает, будто это любовь.
Она отходит от окна, зажигает на столе свечу, берет чистый листок бумаги и, прежде чем начать писать, долго рассматривает свое лицо в висящем над столом зеркале.
«Дорогая Сага!
Итак, ты не ответила на мое письмо!
Нет-нет, ничего другого я и не ожидала, так что не о чем и говорить.
Но я все равно буду писать тебе. Конечно, это труднее, когда не знаешь, о чем ты думаешь, – ведь, к сожалению, это означает, что я толком не знаю, о чем думаю сама. Как ты понимаешь, это несколько усложняет наше общение.
Мне тревожно на душе. В моей несчастной голове роятся тысячи мыслей. И я никак не могу от них отделаться…
Я беспрестанно думаю о том, что случилось с нашей мамой, о ее исчезновении. Но это всего лишь одна сторона медали.
Ведь у нас есть еще и отец! Не так ли?
Что ты о нем думаешь?
Твоя Каролина».
Дождь прекратился, стекло окна запотело. Она протирает его рукой, чтобы выглянуть на улицу. Взошла луна, и ветер играет ею, словно мячиком, между облаков. Давид еще на своем посту.
Звездное небо почти расчистилось.
«Придется мне спуститься к нему», – думает она и надевает пальто. Но не для того, чтобы его утешить: может, стоит дать ему понять, что сейчас пылает не только его бедное сердце – весь мир вот-вот будет охвачен пожаром.
«Долой войну!» – призывает Общество борьбы за мир и право на самоопределение в сегодняшнем номере газеты. Звучит несколько патетично, особенно если учесть, что на той же полосе напечатано:
«Колокол мобилизации зовет!»
И рядом еще одно объявление:
«На складе имеются воинские жетоны из чист. серебра».
Все это вселяет тревогу. Обстановка накалена. И это несмотря на то, что маленькая Швеция сделала все, что было в ее силах. Уже в самом начале февраля, то есть почти год тому назад, прошли демонстрации против «нагнетания военных настроений», но никто не пожелал прислушаться.
Сейчас, когда война между несколькими крупными державами уже разгорелась, шведское правительство приняло решение занять строгий нейтралитет. Другими словами, шведам вроде бы бояться нечего.
Даже если цены на хлеб подскочили на десять эре за килограмм, а некоторые продукты питания уже выдаются по карточкам, все равно тревожиться не стоит. Броненосец «Отважный», севший на мель прошлой зимой, уже возвратился в доки, а в Стокгольме недавно сформировано Женское стрелковое общество, подающее большие надежды. Вот что написано в сегодняшней газете.
Все это Каролина пересказывает Давиду. Надо же расширить его кругозор и разогнать мрачные мысли, сгустившиеся вокруг ее собственной персоны! Но он не слышит ее и продолжает петь свою «Песнь песней».
ОТВЕРГНУТЫЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Двое молодых людей прогуливаются по парку в тревожном свете луны.
Он влюблен в нее. Она испытывает к нему жалость. Роли исполняют: Каролина Я. и Давид Л.
Д. (внезапно, пылко). Ты жестока. Ты только играешь мною.
К. Разумеется, играю. А почему бы и тебе не поиграть?
Д. (наставительно). Я не играю чувствами.
К. (слегка удивившись). Бедняга… Неужели ты и вправду такой зануда?
Д. (с надрывом). Ты не знаешь, что такое любовь.
К. (терпеливо). Ошибаешься, друг мой. Конечно же, знаю. (Улыбается ему.)
Д. (бросает на нее обеспокоенный взгляд). Ты лжешь!
К. (тем же тоном). Но у нас с тобой, по-видимому, разные представления о любви.
Д. Ты просто увиливаешь от ответа.
К. Я не совсем понимаю…
Д. Потому что не хочешь.
К. Что не хочу?
Д. (с горечью). Понять меня!
К. Ах вот как…
ПАУЗА.
Они продолжают брести по мокрому от дождя гравию, которым посыпаны дорожки парка. В тишине слышится только звук их шагов да шелест ветра в кронах деревьев. Время от времени из груди Давида вырываются сдавленные вздохи. У пруда, под ивой, с которой еще не облетела листва, Давид внезапно останавливается. Там стоит кованая скамейка, и он хочет, чтобы они присели на нее. Он проводит по ней рукой, проверяя, не мокрая ли она, и вытирает сиденье носовым платком.
К. (отрицательно качает головой и бредет дальше).
Д. (следует за ней, опустив голову и тяжело дыша). Ты боишься, что я попытаюсь поцеловать тебя, да? И поэтому не хочешь садиться?
К. Нет, мне это и в голову не приходило. (Смеется.) А ты и вправду хотел бы меня поцеловать?
Д. (останавливается, глубоко уязвленный). Разве в этом есть что-то смешное?
К. Нет, ну что ты…
Д. Тогда над чем же ты смеялась?
К. (мягко). Над тобой, понятное дело.
Д. Ты меня не любишь. В этом все дело.
К. (идет дальше, не отвечая).
Д. (кричит ей вслед). Иначе ты бы не смеялась!
Она останавливается и оборачивается. Их разделяют всего лишь несколько метров. Ветер ерошит им волосы. Его порыв отбрасывает назад ее пряди и обнажает лоб. Волосы Давида попадают ему на лицо, и он нетерпеливо от них отмахивается. Из облаков выплывает луна и освещает лицо Каролины: лоб, белый, словно алебастр, глаза, черные, как эбеновое дерево. Она приняла решение. Им нужно объясниться.
К. (собравшись с духом). Нет, ты действительно прав… Я…
Но он понимает, что за этим последует, бросается к ней, хватает за руку и восклицает:
Д. Нет! Нет! Не отвечай! Я не хочу этого знать.
Она пытается высвободиться. Между ними завязывается легкая борьба, прежде чем он отпускает ее. Пошатнувшись, она отступает назад.
К. (спокойно). Что ты не хочешь знать?
Д. То, что ты собираешься мне сказать.
К. Но не лучше ли… тебе… раз и навсегда…
Д. (с горячностью, почти что в панике). Нет, это погубит меня. Я не вынесу правды. (Убегает прочь.)
К. (рассерженно пожимает плечами, кричит ему вдогонку). Весело же мы, однако, проводим время, когда встречаемся. Ты так не считаешь?
Д. (продолжает бежать, не останавливаясь).
К. (снова кричит). Может, ты теперь, наконец, оставишь меня в покое?
Она отворачивается от него и собирается уходить. Тогда он останавливается, поворачивается и смотрит ей вслед. Судорожно стискивает руки.
Д. (отчаявшись, с бешенством в голосе). Садистка!
Она уходит, не оглядываясь.
ЗАНАВЕС!
(Конец первой сцены)
Вряд ли подходит для театра. Больше для кинематографа. Но в таком случае слишком много реплик. И много звуков, которые нельзя передать на кинопленке!
Фильм – особенно хороший – всегда сильно стилизован. В нем все строится на выражении лиц и жестах. Напоминает пантомиму. С этой точки зрения этюд больше подходит для сцены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110