Не могла же она теперь сознаться в том, что выходила замуж не за Виктора-Амедея, а только за его королевский венец.
И вот 7 сентября 1730 года состоялась торжественная церемония добровольного отречения Виктора-Амедея, а спустя всего неделю муж и жена уже обустраивали свое новое гнездышко — продуваемый всеми ветрами замок Шамбери.
— Господи, до чего же здесь уныло! — воскликнула как-то в сердцах маркиза, и Виктор-Амедей промолчал, потому что был совершенно согласен с женой. В старом доме дуло из всех щелей, так что спать приходилось едва ли не закутанными в шубы, а дни коротать возле зажженного камина. Замерзало, стыдно сказать, даже содержимое ночных горшков, так что несколько их — еще совершенно новых — пришлось попросту выбросить.
— И зачем только мы приехали сюда?! — причитала госпожа де Спиньо, дуя на озябшие пальцы. — Неужели это вы и называете идиллией? От вечных сквозняков у вас разыгрался ревматизм, а мне досаждают боли в пояснице! Умоляю: давайте вернемся в Турин! Зима действительно выдалась на редкость суровая, такая суровая, что до весны можно и не дожить.
И Виктор-Амедей согласился пуститься в обратный путь.
— Пожалуй, я даже готов опять занять престол, — сказал он, уже сидя в карете. — Я ведь более опытен, чем Мопс, и он, конечно, с радостью откажется от трона в мою пользу.
Но этого, разумеется, не случилось. Карл-Иммануил III слишком давно мечтал о короне, Чтобы отречься от нее из-за сумасбродного отца.
— Вот что, батюшка, — сказал он Виктору-Амедею во время единственной встречи, которая у них состоялась. — Возвращайтесь-ка вы подобру-поздорову в Шамбери. Вам сейчас в Турине делать нечего. Я знаю, что мои подданные довольны тем, как я правлю, но, если бы это было и не так, корону я бы вам все равно не вернул.
— Неблагодарный мальчишка! — возвысил голос бывший король. — Мерзкий Мопс!
Этих слов ему произносить не следовало. Карл-Иммануил нахмурился, круто развернулся и вышел из комнаты.
— И кто вас только за язык тянул?! — упрекала маркиза мужа, когда они уже сели в карету, чтобы ехать в Шамбери. — Или вы не знаете, что ваш сын — существо столь же злопамятное, сколь и мстительное?
Виктор-Амедей виновато вздыхал и глядел в окно, на занесенные снегом горы.
…Вскоре бывшего короля арестовали прямо в постели, где он и маркиза мирно почивали, и перевезли в другой замок — Монкальери. Через несколько месяцев Виктор-Амедей умер там от разрыва сердца.
А маркиза окончила свои дни в Сретенском монастыре, что в Пиньероле. Ей пришлось провести там сорок лет, и не было дня, чтобы она не упрекала себя за то, что ответила согласием на предложение стать женой короля Сардинии.
НЕ ВЕЛИКОВАТ ЛИ НОС У НЕВЕСТЫ ДОФИНА?
Осенью 1678 года французский король Людовик XIV решил, что его сыну пришла пора жениться.
— Видите ли, моя дорогая, — сказал он госпоже де Ментенон, своей любовнице и верной наперснице, — не то чтобы дофин не пропускал ни одной хорошенькой мордашки или же, скажем, пытался выведать у своих дворян, каким образом можно залучить в Лувр продажную девку. Но в последнее время мальчик стал слишком уж часто задумываться, а это верный признак того, что ему нужна жена. Она расшевелит его, и он поймет, что мир полон радостей.
Быть принцем гораздо легче, чем королем. Забот-то почти никаких! Так что пускай себе женится и плодит мне внуков.
— Сир, — улыбнулась госпожа де Ментенон, — не вздыхайте, подобно пожилому буржуа, которому взрослые дети только что намекнули, что ему пора уйти на покой и оставить лавочку на их попечение. Уж я-то отлично знаю, что вам еще рано записывать себя в старики. А женитьба сына — это дело государственное, и никакого касательства к вашим годам она не имеет. Надеюсь, у вас уже есть на примете и невеста, и человек, который объявит ей о грядущем счастии?
Людовик почесал за ухом крохотную левретку госпожи де Ментенон и произнес еле слышно:
— О господи, до чего же проницательна эта женщина! Красавица смущенно потупилась.
На следующий день король пожелал побеседовать с маркизом Кольбером де Круасси — опытным дипломатом, ловким царедворцем и умнейшим человеком. Совсем недавно маркиз вернулся из одной европейской страны, где вел переговоры, результатом коих явился весьма выгодный для Франции мир. Круасси все еще не имел случая удостоиться монаршей благодарности — и вот о нем наконец-то вспомнили!
— Орден, орден… — напевал Круасси себе под нос, шагая по бесконечным, плохо освещенным переходам Лувра. — А может, лучше золото? Мешочек звенит, погрузившись в карман, и звон этот очень приятен ушам!..
Короче говоря, маркиз явился к королю в превосходном расположении духа и, поклонившись, замер в почтительной позе, надеясь услышать похвалы и принять заслуженную награду. Но Людовик повел себя неожиданно.
— Любезный Круасси, — рассеянной скороговоркой пробормотал он, — Франция благодарна вам за то, что вы для нее сделали, но ей этого мало.
Тут король поперхнулся, осознав, наверное, что слова его прозвучали странно, однако же невозмутимо пояснил:
— Да-да, Круасси, не удивляйтесь. Ваша последняя миссия была крайне важной, но теперь вам предстоит послужить нашему престолу еще раз.
«Неужели он хочет объявить кому-нибудь войну? — молнией пронеслось в голове у дипломата. — Но кому же? В Европе нынче спокойно, Турция занята своими делами… Остается разве что Московия… О господи, там-то нам что понадобилось?!»
— Итак, маркиз, — продолжал тем временем Людовик, — мы решили женить нашего единственного сына… Мы имеем в виду, — с тонкой улыбкой прибавил он, — нашего единственного законного сына. (С некоторых пор Король-Солнце стал говорить «мы» вместо «я» почти постоянно. Иногда, впрочем, он все же забывался — неизвестно, случайно или намеренно. Полубог мог позволить себе быть рассеянным. Он вообще мог все себе позволить.)
— Я весь внимание, Ваше Величество, — растерянно выдавил из себя Круасси, не зная, смеяться ему или плакать. А он-то думал… Эка важность — свадьба дофина! Да любая знатная девица из любой страны спит и видит выйти замуж за наследника французского трона! Зачем королю понадобился такой хитроумный дипломат, как он? Ведь с этим поручением справится всякий дворянин, будь он даже круглым болваном!
— Мы не можем доверить такое важное дело кому угодно, — произнес король, как будто прочитав мысли де Круасси.
— Я польщен, сир, — поклонился придворный.
— Вы же знаете, что дофин, к сожалению, мало похож на нас. Он далеко не так красив и не отличается красноречием. Он или целыми днями гоняется по полям и лесам за волками, или же попросту сидит в креслах, разглядывая носки своих сапог… Иногда, впрочем, его занимает набалдашник собственной трости.
— Да, сир, вы правы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
И вот 7 сентября 1730 года состоялась торжественная церемония добровольного отречения Виктора-Амедея, а спустя всего неделю муж и жена уже обустраивали свое новое гнездышко — продуваемый всеми ветрами замок Шамбери.
— Господи, до чего же здесь уныло! — воскликнула как-то в сердцах маркиза, и Виктор-Амедей промолчал, потому что был совершенно согласен с женой. В старом доме дуло из всех щелей, так что спать приходилось едва ли не закутанными в шубы, а дни коротать возле зажженного камина. Замерзало, стыдно сказать, даже содержимое ночных горшков, так что несколько их — еще совершенно новых — пришлось попросту выбросить.
— И зачем только мы приехали сюда?! — причитала госпожа де Спиньо, дуя на озябшие пальцы. — Неужели это вы и называете идиллией? От вечных сквозняков у вас разыгрался ревматизм, а мне досаждают боли в пояснице! Умоляю: давайте вернемся в Турин! Зима действительно выдалась на редкость суровая, такая суровая, что до весны можно и не дожить.
И Виктор-Амедей согласился пуститься в обратный путь.
— Пожалуй, я даже готов опять занять престол, — сказал он, уже сидя в карете. — Я ведь более опытен, чем Мопс, и он, конечно, с радостью откажется от трона в мою пользу.
Но этого, разумеется, не случилось. Карл-Иммануил III слишком давно мечтал о короне, Чтобы отречься от нее из-за сумасбродного отца.
— Вот что, батюшка, — сказал он Виктору-Амедею во время единственной встречи, которая у них состоялась. — Возвращайтесь-ка вы подобру-поздорову в Шамбери. Вам сейчас в Турине делать нечего. Я знаю, что мои подданные довольны тем, как я правлю, но, если бы это было и не так, корону я бы вам все равно не вернул.
— Неблагодарный мальчишка! — возвысил голос бывший король. — Мерзкий Мопс!
Этих слов ему произносить не следовало. Карл-Иммануил нахмурился, круто развернулся и вышел из комнаты.
— И кто вас только за язык тянул?! — упрекала маркиза мужа, когда они уже сели в карету, чтобы ехать в Шамбери. — Или вы не знаете, что ваш сын — существо столь же злопамятное, сколь и мстительное?
Виктор-Амедей виновато вздыхал и глядел в окно, на занесенные снегом горы.
…Вскоре бывшего короля арестовали прямо в постели, где он и маркиза мирно почивали, и перевезли в другой замок — Монкальери. Через несколько месяцев Виктор-Амедей умер там от разрыва сердца.
А маркиза окончила свои дни в Сретенском монастыре, что в Пиньероле. Ей пришлось провести там сорок лет, и не было дня, чтобы она не упрекала себя за то, что ответила согласием на предложение стать женой короля Сардинии.
НЕ ВЕЛИКОВАТ ЛИ НОС У НЕВЕСТЫ ДОФИНА?
Осенью 1678 года французский король Людовик XIV решил, что его сыну пришла пора жениться.
— Видите ли, моя дорогая, — сказал он госпоже де Ментенон, своей любовнице и верной наперснице, — не то чтобы дофин не пропускал ни одной хорошенькой мордашки или же, скажем, пытался выведать у своих дворян, каким образом можно залучить в Лувр продажную девку. Но в последнее время мальчик стал слишком уж часто задумываться, а это верный признак того, что ему нужна жена. Она расшевелит его, и он поймет, что мир полон радостей.
Быть принцем гораздо легче, чем королем. Забот-то почти никаких! Так что пускай себе женится и плодит мне внуков.
— Сир, — улыбнулась госпожа де Ментенон, — не вздыхайте, подобно пожилому буржуа, которому взрослые дети только что намекнули, что ему пора уйти на покой и оставить лавочку на их попечение. Уж я-то отлично знаю, что вам еще рано записывать себя в старики. А женитьба сына — это дело государственное, и никакого касательства к вашим годам она не имеет. Надеюсь, у вас уже есть на примете и невеста, и человек, который объявит ей о грядущем счастии?
Людовик почесал за ухом крохотную левретку госпожи де Ментенон и произнес еле слышно:
— О господи, до чего же проницательна эта женщина! Красавица смущенно потупилась.
На следующий день король пожелал побеседовать с маркизом Кольбером де Круасси — опытным дипломатом, ловким царедворцем и умнейшим человеком. Совсем недавно маркиз вернулся из одной европейской страны, где вел переговоры, результатом коих явился весьма выгодный для Франции мир. Круасси все еще не имел случая удостоиться монаршей благодарности — и вот о нем наконец-то вспомнили!
— Орден, орден… — напевал Круасси себе под нос, шагая по бесконечным, плохо освещенным переходам Лувра. — А может, лучше золото? Мешочек звенит, погрузившись в карман, и звон этот очень приятен ушам!..
Короче говоря, маркиз явился к королю в превосходном расположении духа и, поклонившись, замер в почтительной позе, надеясь услышать похвалы и принять заслуженную награду. Но Людовик повел себя неожиданно.
— Любезный Круасси, — рассеянной скороговоркой пробормотал он, — Франция благодарна вам за то, что вы для нее сделали, но ей этого мало.
Тут король поперхнулся, осознав, наверное, что слова его прозвучали странно, однако же невозмутимо пояснил:
— Да-да, Круасси, не удивляйтесь. Ваша последняя миссия была крайне важной, но теперь вам предстоит послужить нашему престолу еще раз.
«Неужели он хочет объявить кому-нибудь войну? — молнией пронеслось в голове у дипломата. — Но кому же? В Европе нынче спокойно, Турция занята своими делами… Остается разве что Московия… О господи, там-то нам что понадобилось?!»
— Итак, маркиз, — продолжал тем временем Людовик, — мы решили женить нашего единственного сына… Мы имеем в виду, — с тонкой улыбкой прибавил он, — нашего единственного законного сына. (С некоторых пор Король-Солнце стал говорить «мы» вместо «я» почти постоянно. Иногда, впрочем, он все же забывался — неизвестно, случайно или намеренно. Полубог мог позволить себе быть рассеянным. Он вообще мог все себе позволить.)
— Я весь внимание, Ваше Величество, — растерянно выдавил из себя Круасси, не зная, смеяться ему или плакать. А он-то думал… Эка важность — свадьба дофина! Да любая знатная девица из любой страны спит и видит выйти замуж за наследника французского трона! Зачем королю понадобился такой хитроумный дипломат, как он? Ведь с этим поручением справится всякий дворянин, будь он даже круглым болваном!
— Мы не можем доверить такое важное дело кому угодно, — произнес король, как будто прочитав мысли де Круасси.
— Я польщен, сир, — поклонился придворный.
— Вы же знаете, что дофин, к сожалению, мало похож на нас. Он далеко не так красив и не отличается красноречием. Он или целыми днями гоняется по полям и лесам за волками, или же попросту сидит в креслах, разглядывая носки своих сапог… Иногда, впрочем, его занимает набалдашник собственной трости.
— Да, сир, вы правы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106