Когда Адам шутливо говорил о верности лорда Иэна и лорда Джеффри своим женам, она поняла, что эти жены заслуживали такой жертвы. Она тоже была замужем. Если бы она открыто попыталась соблазнить Адама, не стала бы она в его глазах шлюхой?
Результатом их размышлений, которые шли параллельными, но далекими друг от друга путями, была возросшая неловкость, с какой Адам и Джиллиан встретились утром. Адам уже сидел, жуя хлеб и сыр, и на его лице была черная туча, когда она вошла в зал. Увидев Адама, Джиллиан сразу остановилась. Оба на мгновение застыли. Потом Адам медленно поднялся.
– Идите сюда, леди Джиллиан, – сказал он. Джиллиан охватила паника. Голос принадлежал Адаму, но интонация – Саэру. Долгий опыт научил Джиллиан, что убегать бесполезно – спрятаться было негде. Побелев, как мел, она двинулась вперед. Однако ударов не последовало. Скамья была отодвинута все с той же вежливостью и затем придвинута на место.
«Она уже знает, что я разгадал ее попытку», – подумал Адам. На мгновение решительность изменила ему. Побелевшее лицо и испуганные глаза Джиллиан тронули его сердце. Но только на мгновение. Если она действительно намеревалась поймать его в ловушку, а разоблачение могло вызвать такой страх и бледность, то она попытается сделать это еще раз, если не дать ей ясно понять, что он не станет терпеть это.
– Пора нам понять друг друга, – сказал он. – Я захватил Тарринг и намерен удерживать его. Я человек короля Генриха, и ничто не заставит меня нарушить присягу.
Джиллиан уставилась на него, ничего не понимая. Самой заветной мечтой ее сердца было то, чтобы Адам оставался в Тарринге, и она не понимала, как его присяга связана со всем этим.
– Вы понимаете меня? – прогремел он.
– Я понимаю ваши слова, милорд, – запинаясь, произнесла Джиллиан, – но не понимаю, почему вы обращаетесь с этим ко мне. Я добровольно сдала вам замок, хотя, как вы знаете, не имела на это право, так как он уже не мой. А что до вашей присяги, то, какое отношение она имеет ко мне?
Адам раздраженно сжал губы, хотя в душе не переставал восхищаться Джиллиан. Умная ведьма – ничего не отрицает, не лжет, но и ни в чем не признается.
– Какое это имеет отношение к вам? Я полагаю, вы предпочли бы видеть меня человеком Людовика, а не Генриха. Разве не вы сказали, что де Серей… – Адам не нашел в себе силы сказать «ваш муж», – уехал, чтобы привести против нас войска? Однако Людовик направился в совершенно противоположном направлении, к землям моего брата Джеффри. Вот я и думаю, не служило ли ваше предупреждение лишь средством заставить нас застрять здесь, развязав руки Людовику?
Глаза Джиллиан от удивления распахнулись.
– Я вам в точности передала то, что Осберт сказал мне, – возразила она, но голос ее был слабый. До нее дошло, что сомнение, отразившееся на лице Адама вчера, могло и не быть связано с ее добродетельностью или отсутствием таковой.
– Что он сказал вам? – рявкнул Адам. – Вы имеете в виду, полагаю, что он сказал вам для передачи нам?
– Я не знаю, – пробормотала Джиллиан, потрясенная такой возможностью, которая никогда не приходила ей в голову. – Я имею в виду, что он не говорил передать вам эти слова, но, вполне возможно, рассчитывал на это. Он знает, что я ненавижу его, я не делала из этого тайны. Он знает, что я готова на что угодно, чтобы навредить ему. Он такой хитрый, такой скользкий, что вполне мог обмануть меня, надеясь, что я повторю ложь вам.
Адаму вдруг полегчало. Это было слово «скользкий». Он мог представить женщину, которая говорит, что ненавидит любимого мужчину, чтобы содействовать его интересам, но называть любимого «скользким», по его мнению, было невозможно ни по каким мотивам. Джиллиан могла бы сказать «жестокий» или «грубый», в таких словах есть какая-то сила, но слово «скользкий» исключает какую-либо привязанность.
Лицо Джиллиан под его пристальным взглядом зарделось, а губы скривились почти в оскал, какой только может себе позволить приличная женщина.
– Мерзавец! – прошептала она скорее про себя. – Это все ложь, – она подняла глаза на Адама. – Он сказал, что вы чудовище и что вы убьете меня. Это была ложь. Он сказал, что вы беспощадно перережете всех воинов и слуг, а женщин отдадите солдатам. И это была ложь. Очень может быть, что он солгал и насчет своей поездки к Людовику. Он, должно быть, знал, что вы без причины не причините мне вреда. Он рассчитывал, что я перескажу вам его слова, и когда станет ясно, что я ввела вас в заблуждение, вы убьете меня и тем самым сделаете его, моего наследника, хозяином Тарринга.
Всеми фибрами души Адаму хотелось поверить ей. Если бы он не так жаждал этого, сомневаться в искренности слов Джиллиан было бы невозможно. Но он не доверял даже самому себе. Раз попавшись, как ему казалось, Адам был теперь слишком насторожен.
– Если это правда, – сказал он, с трудом выдавливая слова, – почему же он не убил вас сам? Вы не проведете меня во второй раз, леди Джиллиан. Если де Серей не собирался звать Людовика на помощь, куда же он отправился? И зачем? Возможно ли, что он отправился собирать людей Невилля, чтобы попытаться отвоевать Тарринг?
Джиллиан совершенно пропустила мимо ушей сарказм, звучавший в вопросе Адама. Злость отпустила ее, и на лице отразилась надежда.
– Неужели вы думаете, что он мог совершить такую глупость? – пробормотала она.
Этот вопрос привел Адама в такое же замешательство, как смутили Джиллиан его первые слова.
– Что вы имеете в виду под словом «глупость»? – отрывисто произнес он. – К кому же отправляться за помощью, как не к вассалам и кастелянам?
– Но они ненавидят Осберта, – ответила Джиллиан. – Он был груб и высокомерен с ними, когда они заезжали навестить Гилберта.
– Вот как? – подозрительно спросил Адам. – Но если они терпели это тогда, почему это стало нетерпимым для них теперь?
– Тогда был жив Саэр, – сказала Джиллиан. – Они никогда не присягали Осберту.
Однако мысли ее уже витали в другом месте. Выражение лица Адама сейчас точно повторяло вчерашнее. Она поняла, что Адам подозревал ее в политической измене, а вовсе не в супружеской. Она едва не улыбнулась от облегчения, но здравый смысл удержал ее от этого. Джиллиан было все равно, будь королем Англии хоть Великий Турок. Если бы это устраивало Адама, она нашла бы это превосходной идеей, однако чувствовала, что не стоит позволять Адаму понять, насколько ей это безразлично. Это вряд ли согласовывалось с его представлениями о «приличной» женщине. Не могла она и дать ему понять, что охотно переметнется от Людовика к Генриху, если только он захочет. А если она скажет, что всегда была предана только Генриху, он все равно не поверит…
– Люди Невилля согласились с правлением Саэра? Почему?
Голос Адама оторвал Джиллиан от ее раздумий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Результатом их размышлений, которые шли параллельными, но далекими друг от друга путями, была возросшая неловкость, с какой Адам и Джиллиан встретились утром. Адам уже сидел, жуя хлеб и сыр, и на его лице была черная туча, когда она вошла в зал. Увидев Адама, Джиллиан сразу остановилась. Оба на мгновение застыли. Потом Адам медленно поднялся.
– Идите сюда, леди Джиллиан, – сказал он. Джиллиан охватила паника. Голос принадлежал Адаму, но интонация – Саэру. Долгий опыт научил Джиллиан, что убегать бесполезно – спрятаться было негде. Побелев, как мел, она двинулась вперед. Однако ударов не последовало. Скамья была отодвинута все с той же вежливостью и затем придвинута на место.
«Она уже знает, что я разгадал ее попытку», – подумал Адам. На мгновение решительность изменила ему. Побелевшее лицо и испуганные глаза Джиллиан тронули его сердце. Но только на мгновение. Если она действительно намеревалась поймать его в ловушку, а разоблачение могло вызвать такой страх и бледность, то она попытается сделать это еще раз, если не дать ей ясно понять, что он не станет терпеть это.
– Пора нам понять друг друга, – сказал он. – Я захватил Тарринг и намерен удерживать его. Я человек короля Генриха, и ничто не заставит меня нарушить присягу.
Джиллиан уставилась на него, ничего не понимая. Самой заветной мечтой ее сердца было то, чтобы Адам оставался в Тарринге, и она не понимала, как его присяга связана со всем этим.
– Вы понимаете меня? – прогремел он.
– Я понимаю ваши слова, милорд, – запинаясь, произнесла Джиллиан, – но не понимаю, почему вы обращаетесь с этим ко мне. Я добровольно сдала вам замок, хотя, как вы знаете, не имела на это право, так как он уже не мой. А что до вашей присяги, то, какое отношение она имеет ко мне?
Адам раздраженно сжал губы, хотя в душе не переставал восхищаться Джиллиан. Умная ведьма – ничего не отрицает, не лжет, но и ни в чем не признается.
– Какое это имеет отношение к вам? Я полагаю, вы предпочли бы видеть меня человеком Людовика, а не Генриха. Разве не вы сказали, что де Серей… – Адам не нашел в себе силы сказать «ваш муж», – уехал, чтобы привести против нас войска? Однако Людовик направился в совершенно противоположном направлении, к землям моего брата Джеффри. Вот я и думаю, не служило ли ваше предупреждение лишь средством заставить нас застрять здесь, развязав руки Людовику?
Глаза Джиллиан от удивления распахнулись.
– Я вам в точности передала то, что Осберт сказал мне, – возразила она, но голос ее был слабый. До нее дошло, что сомнение, отразившееся на лице Адама вчера, могло и не быть связано с ее добродетельностью или отсутствием таковой.
– Что он сказал вам? – рявкнул Адам. – Вы имеете в виду, полагаю, что он сказал вам для передачи нам?
– Я не знаю, – пробормотала Джиллиан, потрясенная такой возможностью, которая никогда не приходила ей в голову. – Я имею в виду, что он не говорил передать вам эти слова, но, вполне возможно, рассчитывал на это. Он знает, что я ненавижу его, я не делала из этого тайны. Он знает, что я готова на что угодно, чтобы навредить ему. Он такой хитрый, такой скользкий, что вполне мог обмануть меня, надеясь, что я повторю ложь вам.
Адаму вдруг полегчало. Это было слово «скользкий». Он мог представить женщину, которая говорит, что ненавидит любимого мужчину, чтобы содействовать его интересам, но называть любимого «скользким», по его мнению, было невозможно ни по каким мотивам. Джиллиан могла бы сказать «жестокий» или «грубый», в таких словах есть какая-то сила, но слово «скользкий» исключает какую-либо привязанность.
Лицо Джиллиан под его пристальным взглядом зарделось, а губы скривились почти в оскал, какой только может себе позволить приличная женщина.
– Мерзавец! – прошептала она скорее про себя. – Это все ложь, – она подняла глаза на Адама. – Он сказал, что вы чудовище и что вы убьете меня. Это была ложь. Он сказал, что вы беспощадно перережете всех воинов и слуг, а женщин отдадите солдатам. И это была ложь. Очень может быть, что он солгал и насчет своей поездки к Людовику. Он, должно быть, знал, что вы без причины не причините мне вреда. Он рассчитывал, что я перескажу вам его слова, и когда станет ясно, что я ввела вас в заблуждение, вы убьете меня и тем самым сделаете его, моего наследника, хозяином Тарринга.
Всеми фибрами души Адаму хотелось поверить ей. Если бы он не так жаждал этого, сомневаться в искренности слов Джиллиан было бы невозможно. Но он не доверял даже самому себе. Раз попавшись, как ему казалось, Адам был теперь слишком насторожен.
– Если это правда, – сказал он, с трудом выдавливая слова, – почему же он не убил вас сам? Вы не проведете меня во второй раз, леди Джиллиан. Если де Серей не собирался звать Людовика на помощь, куда же он отправился? И зачем? Возможно ли, что он отправился собирать людей Невилля, чтобы попытаться отвоевать Тарринг?
Джиллиан совершенно пропустила мимо ушей сарказм, звучавший в вопросе Адама. Злость отпустила ее, и на лице отразилась надежда.
– Неужели вы думаете, что он мог совершить такую глупость? – пробормотала она.
Этот вопрос привел Адама в такое же замешательство, как смутили Джиллиан его первые слова.
– Что вы имеете в виду под словом «глупость»? – отрывисто произнес он. – К кому же отправляться за помощью, как не к вассалам и кастелянам?
– Но они ненавидят Осберта, – ответила Джиллиан. – Он был груб и высокомерен с ними, когда они заезжали навестить Гилберта.
– Вот как? – подозрительно спросил Адам. – Но если они терпели это тогда, почему это стало нетерпимым для них теперь?
– Тогда был жив Саэр, – сказала Джиллиан. – Они никогда не присягали Осберту.
Однако мысли ее уже витали в другом месте. Выражение лица Адама сейчас точно повторяло вчерашнее. Она поняла, что Адам подозревал ее в политической измене, а вовсе не в супружеской. Она едва не улыбнулась от облегчения, но здравый смысл удержал ее от этого. Джиллиан было все равно, будь королем Англии хоть Великий Турок. Если бы это устраивало Адама, она нашла бы это превосходной идеей, однако чувствовала, что не стоит позволять Адаму понять, насколько ей это безразлично. Это вряд ли согласовывалось с его представлениями о «приличной» женщине. Не могла она и дать ему понять, что охотно переметнется от Людовика к Генриху, если только он захочет. А если она скажет, что всегда была предана только Генриху, он все равно не поверит…
– Люди Невилля согласились с правлением Саэра? Почему?
Голос Адама оторвал Джиллиан от ее раздумий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125