Питер энергичен и не знает усталости, говорили они Стиву. Разумеется, во всем хочет совершенства, но есть у него одна замечательная черта – выявить в каждом самое лучшее, что в нем есть. Он всегда спокоен, говорили они, всегда серьезен, никогда не срывается.
Мужчины и женщины, с которыми Питер работал на Бродвее, улыбались, говоря о нем, – теплыми, задумчивыми улыбками, но не так, как улыбаются, когда говорят о близком друге. Казалось, о личной жизни Питера никто ничего не знал, за исключением того, что когда он не находился в театре, то должен был обретаться где-то, занимаясь писательством, потому что замечательные пьесы продолжали появляться, несмотря на его режиссерские обязанности, которые занимали все его время.
Скрытный человек, скрытный гений, который точно знает, чего хочет. Даже для этой поездки, чтобы подобрать актеров, Питер потребовал гостиницу рядом с университетским кампусом, а не номер в отеле «Беверли-Хиллз», как обычно.
«Все не так с этой «Любовью», – думал Стив, сворачивая на дорожку к своему дому в Беверли-Хиллз. – Надеюсь, это того стоит».
Питер налил себе бурбона из полного графина, стоявшего в его номере в «Вествуд маркизе», и сделал глоток. Очень скоро он почувствовал действие алкоголя на свой измученный мозг, отдаваясь мыслям и выпуская на волю воспоминания.
Питер был измучен. Прошлой ночью он не спал, как всегда доведенный до бессонницы кошмарами. Обычно в эти темные часы бодрствования Питер писал, но минувшей ночью он читал слова, которые четыре года назад написал для Сары и больше не перечитывал. А потом, когда рассвет высветлил летнее небо, Питер бродил по университетскому кампусу, не находя покоя и удивляясь, какого черта он здесь делает.
«Держишь обещание, данное Саре», – напомнил он себе.
Питер вздохнул, сделал еще глоток бурбона и без удовольствия подумал об изматывающем дне, который последовал за бессонной ночью.
Стив был так вежлив, так обходителен, но Питеру были ни к чему все эти королевские почести! Он не нуждался в привилегиях гостя Охотничьего клуба Бель-Эйр. И уж конечно, ему не требовался такой роскошный дом, как Белмид.
Питер упрекал себя в том, что не сделал вид, будто находится под большим впечатлением и ценит внимание, не вел себя полюбезнее. Его усталый мозг был поглощен своими воспоминаниями.
Если Стив и нашел недостаток энтузиазма в Питере невежливым, то, вероятно, списал это на артистический темперамент, а может, просто на разницу во времени. У Стива была только одна забота – чтобы Питер сделал фильм десятилетия. Это была генеральная линия. Все остальное – удобства создателя, изысканные любезности – лишь подкрепляло ее.
Стиву было все равно, понравился ли Питеру клуб, Лос-Анджелес или Белмид, но кое-кому это было не все равно. Питер прищурил темные глаза, нахмурившись при воспоминании и думая о том, что это было единственное событие за день, с которым он примирился бы, если б смог.
Это было посещение «Элеганса». Дизайнер Эллисон показалась такой милой, такой воодушевленной, страстно желающей сделать Белмид таким, чтобы он ему понравился. Эллисон, чья внешность напомнила Питеру о богатых красках осени, – лучистый зеленый, залитый солнцем красный, сияющий золотой – и чьи ласковые глаза и полные губы сулили чудесный, обильный урожай. Питер остудил этот восхитительный пыл, вызвав искорки неуверенности в необыкновенных глазах.
Ему следовало отнестись к Белмиду с большей заинтересованностью, одобрением, вежливостью, но он не нашел слов.
Питер сожалел, но все это было не важно. Ничто не важно: ни то, где он живет, ни то, заставил ли он на минуту разочароваться милые зеленые глаза, ни то, что они могли счесть его высокомерным и грубым.
Питер находился в Лос-Анджелесе по одной причине… чтобы сдержать обещание, данное Саре. Питер дал Саре три обещания. Одно – это – он выполнил. Второе он снова попытается выполнить. А третье он никогда не выполнит.
«…Обещаниям верна душа». Это была строчка из любимого Сариного стихотворения Роберта Фроста. «Лес дивен: мрак и глубина. Но обещаниям верна душа. И много миль до сна».
Любимое стихотворение Сары и то, чем стала после ее смерти жизнь Питера. Отчаянным желанием уснуть – найти дивные мрачные и глубокие леса и уснуть навсегда.
Сара, Сара…
В жизни Питера всегда были девушки. С того самого момента, как его молодое, здоровое тело захотело женщину, они были рядом. В школе, в Данбери, это были девушки такие же, как он. У них было мало денег, и их родители работали на богатых обитателей Гринвича. Секс был бесплатным удовольствием, чудесным удовольствием, отчаянным, неистовым удовольствием в жизни, в которой было мало радостей. В Йеле тоже были девушки, умные девушки, которые собирались стать врачами и юристами, судьями и президентами.
Питер переехал в Нью-Йорк, и здесь тоже были девушки, невероятно уверенные, посылавшие взглядом куда подальше. Они никогда не встречали таких, как Питер. Им полюбилась его дикость, темная, беспокойная сторона его натуры, которую нельзя было укротить. Им нравилась страсть – страсть терзаемого муками поэта, – которую они читали в его выразительных темных глазах.
В жизни Питера всегда были девушки, но никогда не было любви.
Потом заболел Джозеф, и Питер вернулся в Коннектикут, потому что отец пообещал Шейле Адамсон розовый сад. Питер встретил Сару и, сам изумившись, глубоко полюбил ее. Ни Питер, ни Сара не ожидали в своей жизни любви, но они полюбили друг друга спокойно, уверенно, с радостью.
– У меня диабет, – сказала Питеру Сара спустя месяц после их встречи и через две недели после того, как они в первый раз прошептали друг другу: «Я тебя люблю».
– Какое это имеет значение? – мягко спросил Питер. Его глаза сказали Саре, что на самом деле он спросил: «Это имеет какое-то значение?»
Сара объяснила Питеру, что это значит, что это значило для нее: жизнь в стеклянной клетке, под пристальным наблюдением, жизнь редкого экспоната в ожидании смерти. И что это означало для них: она может прожить недолго, она не может иметь детей.
Питер слушал, борясь со слезами и давая про себя клятвы, что никогда не позволит Саре почувствовать себя в ловушке, испытать презрение или гнев по отношению к семье, которая сделала ее узницей, семье, которую он уже невзлюбил из-за ее богатства и привилегий.
Но еще до женитьбы Питер понял, как трудно ему будет сдержать эти клятвы. Он хотел оберегать Сару – Питер даже чувствовал невольную близость к семье, которая только этого и хотела, но он пообещал сделать ее свободной.
– Я не хочу, чтобы ты делал вазэктомию, Питер.
– Сара, этого хочу я.
– Но, Питер, что будет, если изобретут лекарство? – Синие глаза Сары светились надеждой и любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Мужчины и женщины, с которыми Питер работал на Бродвее, улыбались, говоря о нем, – теплыми, задумчивыми улыбками, но не так, как улыбаются, когда говорят о близком друге. Казалось, о личной жизни Питера никто ничего не знал, за исключением того, что когда он не находился в театре, то должен был обретаться где-то, занимаясь писательством, потому что замечательные пьесы продолжали появляться, несмотря на его режиссерские обязанности, которые занимали все его время.
Скрытный человек, скрытный гений, который точно знает, чего хочет. Даже для этой поездки, чтобы подобрать актеров, Питер потребовал гостиницу рядом с университетским кампусом, а не номер в отеле «Беверли-Хиллз», как обычно.
«Все не так с этой «Любовью», – думал Стив, сворачивая на дорожку к своему дому в Беверли-Хиллз. – Надеюсь, это того стоит».
Питер налил себе бурбона из полного графина, стоявшего в его номере в «Вествуд маркизе», и сделал глоток. Очень скоро он почувствовал действие алкоголя на свой измученный мозг, отдаваясь мыслям и выпуская на волю воспоминания.
Питер был измучен. Прошлой ночью он не спал, как всегда доведенный до бессонницы кошмарами. Обычно в эти темные часы бодрствования Питер писал, но минувшей ночью он читал слова, которые четыре года назад написал для Сары и больше не перечитывал. А потом, когда рассвет высветлил летнее небо, Питер бродил по университетскому кампусу, не находя покоя и удивляясь, какого черта он здесь делает.
«Держишь обещание, данное Саре», – напомнил он себе.
Питер вздохнул, сделал еще глоток бурбона и без удовольствия подумал об изматывающем дне, который последовал за бессонной ночью.
Стив был так вежлив, так обходителен, но Питеру были ни к чему все эти королевские почести! Он не нуждался в привилегиях гостя Охотничьего клуба Бель-Эйр. И уж конечно, ему не требовался такой роскошный дом, как Белмид.
Питер упрекал себя в том, что не сделал вид, будто находится под большим впечатлением и ценит внимание, не вел себя полюбезнее. Его усталый мозг был поглощен своими воспоминаниями.
Если Стив и нашел недостаток энтузиазма в Питере невежливым, то, вероятно, списал это на артистический темперамент, а может, просто на разницу во времени. У Стива была только одна забота – чтобы Питер сделал фильм десятилетия. Это была генеральная линия. Все остальное – удобства создателя, изысканные любезности – лишь подкрепляло ее.
Стиву было все равно, понравился ли Питеру клуб, Лос-Анджелес или Белмид, но кое-кому это было не все равно. Питер прищурил темные глаза, нахмурившись при воспоминании и думая о том, что это было единственное событие за день, с которым он примирился бы, если б смог.
Это было посещение «Элеганса». Дизайнер Эллисон показалась такой милой, такой воодушевленной, страстно желающей сделать Белмид таким, чтобы он ему понравился. Эллисон, чья внешность напомнила Питеру о богатых красках осени, – лучистый зеленый, залитый солнцем красный, сияющий золотой – и чьи ласковые глаза и полные губы сулили чудесный, обильный урожай. Питер остудил этот восхитительный пыл, вызвав искорки неуверенности в необыкновенных глазах.
Ему следовало отнестись к Белмиду с большей заинтересованностью, одобрением, вежливостью, но он не нашел слов.
Питер сожалел, но все это было не важно. Ничто не важно: ни то, где он живет, ни то, заставил ли он на минуту разочароваться милые зеленые глаза, ни то, что они могли счесть его высокомерным и грубым.
Питер находился в Лос-Анджелесе по одной причине… чтобы сдержать обещание, данное Саре. Питер дал Саре три обещания. Одно – это – он выполнил. Второе он снова попытается выполнить. А третье он никогда не выполнит.
«…Обещаниям верна душа». Это была строчка из любимого Сариного стихотворения Роберта Фроста. «Лес дивен: мрак и глубина. Но обещаниям верна душа. И много миль до сна».
Любимое стихотворение Сары и то, чем стала после ее смерти жизнь Питера. Отчаянным желанием уснуть – найти дивные мрачные и глубокие леса и уснуть навсегда.
Сара, Сара…
В жизни Питера всегда были девушки. С того самого момента, как его молодое, здоровое тело захотело женщину, они были рядом. В школе, в Данбери, это были девушки такие же, как он. У них было мало денег, и их родители работали на богатых обитателей Гринвича. Секс был бесплатным удовольствием, чудесным удовольствием, отчаянным, неистовым удовольствием в жизни, в которой было мало радостей. В Йеле тоже были девушки, умные девушки, которые собирались стать врачами и юристами, судьями и президентами.
Питер переехал в Нью-Йорк, и здесь тоже были девушки, невероятно уверенные, посылавшие взглядом куда подальше. Они никогда не встречали таких, как Питер. Им полюбилась его дикость, темная, беспокойная сторона его натуры, которую нельзя было укротить. Им нравилась страсть – страсть терзаемого муками поэта, – которую они читали в его выразительных темных глазах.
В жизни Питера всегда были девушки, но никогда не было любви.
Потом заболел Джозеф, и Питер вернулся в Коннектикут, потому что отец пообещал Шейле Адамсон розовый сад. Питер встретил Сару и, сам изумившись, глубоко полюбил ее. Ни Питер, ни Сара не ожидали в своей жизни любви, но они полюбили друг друга спокойно, уверенно, с радостью.
– У меня диабет, – сказала Питеру Сара спустя месяц после их встречи и через две недели после того, как они в первый раз прошептали друг другу: «Я тебя люблю».
– Какое это имеет значение? – мягко спросил Питер. Его глаза сказали Саре, что на самом деле он спросил: «Это имеет какое-то значение?»
Сара объяснила Питеру, что это значит, что это значило для нее: жизнь в стеклянной клетке, под пристальным наблюдением, жизнь редкого экспоната в ожидании смерти. И что это означало для них: она может прожить недолго, она не может иметь детей.
Питер слушал, борясь со слезами и давая про себя клятвы, что никогда не позволит Саре почувствовать себя в ловушке, испытать презрение или гнев по отношению к семье, которая сделала ее узницей, семье, которую он уже невзлюбил из-за ее богатства и привилегий.
Но еще до женитьбы Питер понял, как трудно ему будет сдержать эти клятвы. Он хотел оберегать Сару – Питер даже чувствовал невольную близость к семье, которая только этого и хотела, но он пообещал сделать ее свободной.
– Я не хочу, чтобы ты делал вазэктомию, Питер.
– Сара, этого хочу я.
– Но, Питер, что будет, если изобретут лекарство? – Синие глаза Сары светились надеждой и любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104