На следующий день после приезда Уинтер в больнице началось светопреставление. Койки стремительно заполнялись тяжелыми больными. В свободные вечера, когда Марк мог уйти из больницы, он возвращался в свою однокомнатную квартиру не раньше полуночи, измотанный, с чувством вины.
– Разве плохо, что ты занят? – спрашивала Уинтер. – Ведь все увидят, какой ты потрясающий специалист.
– Да, но как же ты?
– А что я? Бостон – очаровательный, чудесный исторический город. Мне очень нравится снег, и я брожу по городу совершенно счастливая, повторяю роль, глазею на твою больницу с того берега Чарльза и представляю, как там, внутри, ты спасаешь людям жизнь.
Находиться в такой близости от Марка, дотрагиваться до него шесть часов из сорока восьми, смотреть в его милые голубые глаза – это гораздо лучше, чем быть на другой стороне континента.
Для Марка это тоже было и лучше… и хуже. Лучше, восхитительно – знать, что скоро он обнимет ее. И хуже, потому что он все время винил себя за то, что проводит с ней так мало времени.
«Прости меня!» – эти два слова Уинтер слышала чаще всего. Марк здоровался этими словами, когда звонил, чтобы сказать, что задерживается еще на час или два; и эти же слова он произносил, когда приезжал домой спустя четыре или пять часов; и когда он проваливался в необходимый ему сон, не успев заняться с Уинтер любовью, потому что слишком устал, а через шесть часов надо вставать и все начнется сначала.
Эти слова эхом повторялись в голове Уинтер, когда она гуляла по старому романтическому городу. Уинтер хотелось с нежностью и любовью напомнить Марку: «Любви не нужно извиняться…»
Но Марк так и не сказал: «Я тебя люблю», и Уинтер тоже ничего ему не сказала.
– В сочельник я смогу уйти из больницы в двенадцать дня… если ничего не случится утром. Так что вечером можно будет где-нибудь поужинать.
– Ужин при свечах отлично получится и здесь. – Уинтер застенчиво улыбнулась.
– Копченые устрицы?
– Кое-что получше. Увидишь.
Уинтер уже наведалась в лучшие бостонские рестораны, изучила меню и договорилась с шеф-поваром «Колониал инн», что тот приготовит блюда, которые она смогла бы в любой момент разогреть в маленькой духовке в квартире Марка.
В половине одиннадцатого утра в сочельник еда была доставлена, Уинтер накрыла праздничный стол и получила сообщение Марка, что пока он, кажется, сможет уйти в полдень. Повинуясь импульсу, Уинтер решила прогуляться до больницы, чтобы встретить Марка.
Марк обещал Уинтер экскурсию по больнице, но осуществить это пока не удалось. Уинтер рассмотрела указатели, ища знакомые слова. Она не пойдет в отделение интенсивной терапии. Не хочется отрывать Марка от дела. В полдень она будет ждать его у главного входа.
Без четверти двенадцать Уинтер вернулась к главному входу и покою первой помощи. Покой первой помощи, а не отделение первой помощи, как его называют на Западном побережье. Идя по коридору по направлению к главному входу, она увидела Марка.
Марк был в покое первой помощи с пациентом, и это означало, что освободится он лишь через несколько часов. Первой реакцией Уинтер было разочарование, смешанное со злостью, отчаянием и сильным ощущением несправедливости. Но незаметно наблюдая за Марком, полностью поглощенным пациентом, она почувствовала, как ее холодность тает, уступая место любви и гордости.
Пациенткой была пожилая женщина с испуганным взглядом и затрудненным дыханием. «Чья-то бабушка», – подумала Уинтер, вспомнив, что сказал ей Марк в тот день, когда умер Дональд Фуллертон. В тот осенний день они с Уинтер несколько часов гуляли по белому песку пляжа, держась за руки и разговаривая. «Если ты будешь лечить каждого пациента так, как хотел бы, чтобы лечили твоих мать, отца, детей… – кого-то, кого ты любишь, – тогда ты всегда сделаешь все возможное. Ты не можешь дать больше, но это ты всегда должен дать».
Спокойно и ободряюще улыбнувшись женщине, Марк своими сильными пальцами обхватил ее хрупкое запястье. Он следил за кардиомонитором, который неритмично попискивал над носилками, и тихо отдавал распоряжения медицинской сестре.
Пока Уинтер смотрела, произошло чудо. Женщина подавила страх, ее дыхание замедлилось. Внутривенные вливания сделали свое дело, а Марк – свое. Его внимание было полностью сосредоточено на больной. Он не выказывал нетерпения, ничем не давал понять женщине, что, привези ее «скорая» на полчаса позже, он уже был бы на пути домой. Глаза Марка улыбались, а спокойный голос посылал только один сигнал: он здесь, чтобы помочь ей.
Этой женщине повезло, что о ней заботятся сапфирово-голубые глаза, ласковая улыбка, сильные руки и блестящий ум Марка Стивенса. Заботятся, подумала Уинтер. Именно то слово. Марк заботился. Это было так очевидно.
Именно это – суматоха покоя первой помощи, полная драм жизнь больницы, сражения между врачами и болезнями – было естественной средой обитания Марка. Тут было его место. Тут он был счастлив, раскрывал свои возможности, отдавался делу.
Уинтер собралась потихоньку удалиться, боясь, что Марк почувствует ее пристальный любящий взгляд, но остановилась, увидев, как молодая медсестра близко подошла к Марку – ближе, чем это было необходимо! – и тихо заговорила с ним, слегка наклонившись и не сводя с его красивого серьезного лица восторженного взгляда. Марк ответил на вопрос, но его глаза продолжали следить за пациенткой, за кардиомонитором и тщательно отмеряемыми каплями спасительного лекарства, медленно вводимого в вену.
О, Марк, подумала Уинтер и быстро ушла. На улице валил снег, тихо, огромными хлопьями, застилая все вокруг, как туманом. Уинтер не вернулась в их квартирку, а отправилась в район Бикон-Хилл с его элегантными, ярко освещенными старыми домами. Она шла, и ее мысли кружились, как падающий снег.
Подумать только, она на самом деле начала негодовать на неведомых больных, которые не пускали к ней Марка! Как будто они устроили заговор против нее и ее любви. Как эгоистично, как глупо! «Как естественно», – спокойно произнесет Марк, если она расскажет ему об этом.
Она действительно негодовала на безымянных пациентов, которых никогда не видела в лицо. А что будет дальше? Негодование обратится на Марка? Она станет думать, что он задерживается дольше, чем это действительно необходимо? И что именно поэтому распались браки большинства врачей? Именно поэтому разошлись родители Марка.
Но теперь она поняла! Ступая по мягкому снегу, Уинтер поклялась, что отныне пациенты Марка никогда не будут для нее безымянными. Они будут, как сказал Марк, они должны быть – чьей-то матерью, бабушкой, чьей-то любовью.
В тот вечер Марк вышел из больницы в пять вечера и через шесть минут был уже дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104