Ливень обрушился на джунгли спустя час. Видимость мгновенно сократилась до нескольких шагов – всё остальное исчезло за стеклянистой завесой. Струи дождя звонко барабанили по листьям хитинника, белой пеной растекались по брёвнам. Воздух заметно похолодал. Смоукеры поёживались – брызги залетали и под навес. Гребцы убрали вёсла; пока что течение само несло плоты в нужном направлении.
Странную тень в воде первым заметил какой-то стибок и громко закричал, предупреждая остальных. Синекожие человечки попятились в глубь плота, под навес, ощетинившись вёслами, палками, ножами и топориками – короче говоря, всем, что попалось под руку. Спустя несколько секунд стало понятно, что тревогу подняли не зря: огромное, мощное тело, еле заметное под кипящей серебристой поверхностью, преследовало путешественников всего в какой-то паре метров за кормой. Внезапно исполинская туша скользнула вперёд и исчезла под брёвнами. Плот чуть заметно вздрогнул.
– Дэнджер! Дэнджер! Смокерс! Нье подходи к крайю! – наперебой завопили стибки сквозь дождевую пелену, предупреждая смоукеров.
– Чего? Ась? – Гоппля подошел к самому краю и приложил к уху ладонь. – Чего взгоношились?
– О май гат! – Джро Кейкссер в ужасе схватился за голову и заорал что было сил: – Отойди на хрьен от края!
Гоппля сделал неуверенный шаг назад, и в этот момент армадилл атаковал. Вода у края плота словно взорвалась. В облаке брызг голова хищника метнулась к старому охотнику. Стремительность атаки была такова, что Гоппля не успел даже шевельнуться. Чешуйки на шее зверя чуть раздвинулись, впиваясь в мокрые брёвна и удерживая на них переднюю часть туши чудовища. Под его весом корма плота погрузилась в воду. Армадилл запрокинул голову – и неторопливо, словно бы напоказ, перекусил дёргающееся тело пополам. Многоголосый вопль ужаса и ярости повис над рекой. И тут в дело вступила Кастрация. Она бесстрашно подскочила к самому краю плота и что было сил метнула в голову чудовища только что закипевший чайник – помятый, закопчённый, невесть какими путями попавший некогда в стибковскую деревню. Прицел был точен – оставляя за собой дорожку пара и брызги кипятка, снаряд пролетел разделяющие плоты несколько метров и врезался в монстра.
Рептилия зашипела и, молниеносно извернувшись, клацнула в воздухе зубами. Полные холодной, запредельной ярости глаза смерили взглядом сбившихся в горстку людишек – а в следующий миг армадилл ушёл под воду. Теперь только глубокие царапины на брёвнах напоминали о его присутствии.
Смоукеры всё ещё зачарованно смотрели, как дождь вскипает розовой пеной в том месте, куда брызнула кровь несчастного Гоппли, а Пыха уже подошёл к шаману и крепко стиснул его плечо. Свистоль обернулся. Тёмные глаза паренька метали молнии, побелевшие губы сжались в нитку.
– Сделай что-нибудь, пожалуйста! – еле слышно процедил Пыха. – Ты же шаман! Придумай выход, иначе эта тварь пожрёт всех нас одного за другим. Ты что, не видишь, она нас… Приметила!
– Хорошо, сынок, – хрипло ответил Свистоль. – Я попробую.
Дождь вскоре ослабел, а потом и вовсе перешел в морось. Плоты подтянули вплотную друг к другу и соединили дополнительными верёвками. Теперь уже никто из смоукеров не воротил нос от стибков; да и те оставили наконец свои штучки. Пыха, моментально оценив изобретение Кастрации, приказал развести огонь и постоянно держать наготове ёмкости с крутым кипятком. На плоских глыбах сланца, служивших чем-то вроде походных очагов, разожгли костры. Большой Папа да и Свистоль понимали, что толку от этого будет чуть: армадилл нападал так внезапно и быстро, что ошпарить его никто, скорее всего, не успел бы. Однако людям надо было делать хоть что-нибудь; и они промолчали.
Существовала и ещё одна трудность: запасы сухих дров были невелики. Чтобы пополнить их, пришлось бы сходить на берег; а ступить в реку теперь никто не решался.
Тучи к вечеру не рассеялись, как это обычно бывало; и сумерки наступили раньше обычного. На спешно собранном общем совете решено было не останавливаться на ночь. Выбрали караульных. Свистоль и Папа мрачно дымили, время от времени перебрасываясь короткими репликами. Пыха устроился так, чтобы не мозолить им глаза и в то же время слышать всё, о чём бормочут старики. Многие слова были непонятными: Папа что-то буркнул про охотничьи ареалы, Свистоль в ответ произнёс длинную фразу, начинавшуюся со слов «всеобщее нарушение экологического равновесия». Затем разговор, похоже, свернул в нужное русло. Большой Папа, разумеется, знал кое-что про напавшего на них зверя. В основном обсуждалась непробиваемость его чешуи. «Самая защищенная тварь в наших краях», – горестно объяснял правильный смоукер. «В пасть надо целить, – мрачно отвечал шаман. – Там мягкие ткани. В глаз точно не попадёшь». Потом он завозился, роясь в своих вещах. Что-то шуршало, стеклянно позвякивало. «А это что за штуковина?» – с интересом спросил Папа. «Карманное перегонное устройство. В данной ситуации ничем не поможет». – «А тут?» – «Лекарства». Внезапно что-то тяжелое стукнулось о палубу и покатилось по брёвнам. «Ого! А ведь это незаконно». – «Да бросьте вы, профессор. Где закон, а где мы». Пыха не выдержал и обернулся через плечо. Большой Папа держал в руке штуковину, похожую более всего на птичье яйцо. На белой скорлупе кто-то нарисовал чёрную ухмыляющуюся рожицу.
– Чёрный смайлик, – хмыкнул Папа. – Армейская метка. Особо опасная, стало быть, штуковина. И что это такое?
– Стенобитная снасть, – вздохнул Свистоль. – Для уличных боёв. На природе вещь практически бесполезная. Я уж и не припомню, сколько лет она у меня валяется. Давно выдохлась, поди. Эх, жаль! Надо было при случае детворе фокус показать.
– Что за снасть? – спросил Пыха. Свистоль обернулся.
– А, ты здесь. Да вот, вещица одна. Бормотологическая, из самого Вавилона. Только пользы нам от неё никакой, к сожалению.
Юный смоукер не без внутреннего трепета протянул руку и взял странное яйцо в ладонь. Оно было довольно тяжёлым и словно костяным на ощупь.
– А что в нём волшебного? – спросил он.
– Этой штукой дома ломали. Бьёшь ею посильнее обо что-нибудь твёрдое и кидаешь в окошко. А через несколько секунд она разбухает до невозможности.
– И что?
– Ну представь, этот шарик вдруг станет размером с общинный склад. Что тогда будет с плотом?
– Навес снесёт, – после некоторого размышления ответил Пыха.
– Верно. Но здесь-то всё лёгкое, бамбук да листья, просто засыплет трухой всякой. А ежели такое в каменном доме учинить – жуткое дело! Стены выломает, крыша рухнет, а всех, кто внутри был, в лепёшку раздавит.
– Страшная какая штука! А зачем она нужна?
– Ну как зачем, – пояснил смущённо Папа, – как раз для этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100