Если всё сложится так, как я задумывал – женюсь, решил он. Найду прелестную молоденькую манки из хорошей семьи и попрошу её руки. И пусть злые языки сколько угодно язвят по поводу возраста. Нет уж, избави меня предки от светских львиц – все эти зрелые красавицы слишком хорошо умеют тратить не ими заработанные деньги. Только юную, невинную, с нежной, как бархат, шерсткой… Да что же это такое, оборвал он себя. Да, Морш, третья неделя воздержания даёт себя знать… Скоро уже ни о чём другом думать не сможешь!
Он решительно оделся, причесал баки тоненьким костяным гребешком и тщательно, по ребру ладони, выровнял фуражку. Вот так. Лучшее средство от игривых мыслей – исполнение воинских ритуалов. Он решительно захлопнул иллюминатор и спустился по скрипучему бамбуковому трапу на нижнюю палубу. Дневальный – здоровяк-горри со смешной фамилией Битхозою – поспешно выпрямился, усиленно тараща налитые кровью глаза и стараясь не моргать.
– Спим на посту, матрос! – укорил его майор.
Нижняя палуба «Аквамарина» представляла собой длинное узкое помещение. Сквозь кольца держателей проходил коленвал, клеенный из прочнейшей стоеросовой фанеры, с удобными П-образными изгибами – рукоятями. Спереди на вал было насажено широкое массивное колесо, выточенное из чёрного роммеля. Сыромятные ремни обеспечивали передачу момента вращения на установленный в передней части баллона воздушный винт. В кормовой части вала имелась система шестерён – всё тот же чёрный роммель, никакого металла! – позволяющая задействовать два малых пропеллера, используемых для манёвров. Там же находилось креслице главного механика, переключавшего передачи с помощью специальных рычагов. Вдоль бортов располагались узкие лавки – сидя на них и упираясь ногами в специальные стопоры, матросы двумя руками вращали рукояти вала. Всего их было двадцать восемь, по четырнадцать с каждой стороны; но, как правило, движение дирижабля обеспечивало не более пятнадцати матросов: остальные отдыхали или были заняты такелажем. «Только не сегодня, – подумал майор, чувствуя, как вдоль позвоночника расползается холодок. – Сегодня мне может понадобиться вся возможная скорость».
– Держатели смазать как следует, – распорядился он. – Заодно проверьте левый пропеллер: по-моему, шкив за что-то цепляет.
Он открыл дверцу и спрыгнул на землю. Рядом что-то зашуршало в опавшей листве. Проклятые змеи, подумал майор. Ненавижу джунгли! Он постоял немного, прислушиваясь. Туша дирижабля висела в полуметре над землёй, примяв собой несколько тонких деревьев. Пощелкивала в тумане какая-то птица. Помнится, близ авиабазы в южных лесах, куда мы попали сопливыми младшими лейтенантами, водились птички, издававшие жуткие стоны и вопли. Гнездились они недалеко от казарм. По весёлой флотской традиции нас, конечно, не предупредили… Он улыбнулся и расстегнул брюки.
К тому времени, как солнце поднялось над горизонтом, все системы дирижабля были проверены, смазаны, подтянуты и приведены в полную готовность. Майор ещё раз взглянул на бамбуковую иглу. Они всё там же; очень хорошо… Он вдруг представил себе, как десантники один за другим съезжают по канату вниз, ломятся сквозь кусты – и выскакивают на давно покинутую стоянку, где рядом с чёрным пятном кострища валяются грязные обломки гипса. В глазах де Камбюрадо на миг поплыло, колени стали ватными. Проклятая мармозетка! Нет, нет! За две недели переломы не заживают! Кроме того, этот здоровяк не осмелится снять гипс без врача. Горри с большим пиететом относятся к медицине… Он глубоко вздохнул, чувствуя, как шерсть под мундиром становится влажной от пота. «Ты пока всё делаешь правильно, Морш. Но не тяни больше. Пора уже брать ситуацию в свои руки».
– Постройте парней, сержант! – отрывисто бросил он.
– Взво-од! Стройся! – рявкнул Алекс Стращер.
Майор, поигрывая стеком, прошелся вдоль строя. Горри стояли навытяжку, сохраняя на физиономиях предписанную уставом свирепость. Что и говорить, вид они имели устрашающий – огромные, чёрные, за спиной у каждого две короткие стоеросовые дубинки на специальной перевязи… Вот они, мои непобедимые воины, подумал майор. Мой отряд. Моё пушечное мясо…
* * *
Колбассер стоял на верхушке скалы, сжимая под мышкой бочонок. Глаза его неотрывно смотрели вдаль.
Он самым первым тщательно обшарил реквизированные у музыкантов вещи. Инстинкт подсказывал: они просто обязаны иметь при себе умат-кумар! Они же музыканты, в конце концов! В представлении обезьянца музыка была связана с травкой неразрывно. Но, увы! – вожделенного пакета нигде не обнаружилось. Инстинкт, однако же, не успокаивался. Колбассер уже хотел было подбить парочку приятелей навестить оркестрантов и учинить им допрос с пристрастием. Останавливало его только одно: в этом случае травкой пришлось бы делиться. В отчаянии он откупорил затычку бочонка; судя по запаху, там находилось не слишком хорошего качества пиво. А ещё… Он принюхался. «Это невозможно!» Запрокинув голову, Колбассер сделал большой глоток. Тонкая струйка пива брызнула на грудь. Вот, значит, как… Ну и хитрецы эти ребята! Он отхлебнул ещё. В голове приятно зашумело, мир вокруг постепенно становился смешным и добрым.
– Жидкое счастье! Кто бы мог подумать!
Вот уже третий рассвет он встречал так – в обнимку с вожделенной ёмкостью. Укумпиво забирало гораздо круче обычного умат-кумара. Несколько раз Колбассеру начинало казаться, что он вот-вот взлетит. Как хорошо было бы парить в чистом синем небе! Надо только убрать оттуда это противное пятнышко… Колбассер пригляделся.
– Э! Не, нам здесь таких не надо… – пробормотал он и метнулся было вниз, но потом остановился и быстрыми судорожными глотками опорожнил в себя последние литры божественной жидкости.
– Вот теперь порядок, – и, набрав в грудь воздуха, завопил: – ТРЕВОГА!!!
Иннота растолкал Громила.
– Ну чего там ещё? – буркнул каюкер, пытаясь зарыться в сено. – Жрать пора, что ли?
– Вставай скорее, прожорливый ты наш! В городе что-то странное творится.
Иннот мгновенно вскочил.
– Где?!
– Да повсюду. Не слышишь, что ли? – Джихад поправила упавшую на глаза прядь волос.
И в самом деле, оживление царило необычайное. Гулкое эхо доносило из глубины пещеры крики, шум, характерное шлёпанье обезьянских шагов. Иннот поспешил к трещине, но мостик сегодня перебросить было некому. «Ага, вот они как», – пробормотал каюкер и метнулся обратно. Громила, Джихад и Кактус толпились у обрыва. Иннот отвёл в сторону мешавшую обзору зелёную плеть и уставился вниз. Между деревьями сновали пираты. Потом вдруг травянистый косогор рассекли в нескольких местах узкие чёрные трещины и стали ширится, крытые дёрном плоскости одна за другой отваливались в стороны, а снизу лезла огромная тёмно-серая туша, похожая на исполинского кита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Он решительно оделся, причесал баки тоненьким костяным гребешком и тщательно, по ребру ладони, выровнял фуражку. Вот так. Лучшее средство от игривых мыслей – исполнение воинских ритуалов. Он решительно захлопнул иллюминатор и спустился по скрипучему бамбуковому трапу на нижнюю палубу. Дневальный – здоровяк-горри со смешной фамилией Битхозою – поспешно выпрямился, усиленно тараща налитые кровью глаза и стараясь не моргать.
– Спим на посту, матрос! – укорил его майор.
Нижняя палуба «Аквамарина» представляла собой длинное узкое помещение. Сквозь кольца держателей проходил коленвал, клеенный из прочнейшей стоеросовой фанеры, с удобными П-образными изгибами – рукоятями. Спереди на вал было насажено широкое массивное колесо, выточенное из чёрного роммеля. Сыромятные ремни обеспечивали передачу момента вращения на установленный в передней части баллона воздушный винт. В кормовой части вала имелась система шестерён – всё тот же чёрный роммель, никакого металла! – позволяющая задействовать два малых пропеллера, используемых для манёвров. Там же находилось креслице главного механика, переключавшего передачи с помощью специальных рычагов. Вдоль бортов располагались узкие лавки – сидя на них и упираясь ногами в специальные стопоры, матросы двумя руками вращали рукояти вала. Всего их было двадцать восемь, по четырнадцать с каждой стороны; но, как правило, движение дирижабля обеспечивало не более пятнадцати матросов: остальные отдыхали или были заняты такелажем. «Только не сегодня, – подумал майор, чувствуя, как вдоль позвоночника расползается холодок. – Сегодня мне может понадобиться вся возможная скорость».
– Держатели смазать как следует, – распорядился он. – Заодно проверьте левый пропеллер: по-моему, шкив за что-то цепляет.
Он открыл дверцу и спрыгнул на землю. Рядом что-то зашуршало в опавшей листве. Проклятые змеи, подумал майор. Ненавижу джунгли! Он постоял немного, прислушиваясь. Туша дирижабля висела в полуметре над землёй, примяв собой несколько тонких деревьев. Пощелкивала в тумане какая-то птица. Помнится, близ авиабазы в южных лесах, куда мы попали сопливыми младшими лейтенантами, водились птички, издававшие жуткие стоны и вопли. Гнездились они недалеко от казарм. По весёлой флотской традиции нас, конечно, не предупредили… Он улыбнулся и расстегнул брюки.
К тому времени, как солнце поднялось над горизонтом, все системы дирижабля были проверены, смазаны, подтянуты и приведены в полную готовность. Майор ещё раз взглянул на бамбуковую иглу. Они всё там же; очень хорошо… Он вдруг представил себе, как десантники один за другим съезжают по канату вниз, ломятся сквозь кусты – и выскакивают на давно покинутую стоянку, где рядом с чёрным пятном кострища валяются грязные обломки гипса. В глазах де Камбюрадо на миг поплыло, колени стали ватными. Проклятая мармозетка! Нет, нет! За две недели переломы не заживают! Кроме того, этот здоровяк не осмелится снять гипс без врача. Горри с большим пиететом относятся к медицине… Он глубоко вздохнул, чувствуя, как шерсть под мундиром становится влажной от пота. «Ты пока всё делаешь правильно, Морш. Но не тяни больше. Пора уже брать ситуацию в свои руки».
– Постройте парней, сержант! – отрывисто бросил он.
– Взво-од! Стройся! – рявкнул Алекс Стращер.
Майор, поигрывая стеком, прошелся вдоль строя. Горри стояли навытяжку, сохраняя на физиономиях предписанную уставом свирепость. Что и говорить, вид они имели устрашающий – огромные, чёрные, за спиной у каждого две короткие стоеросовые дубинки на специальной перевязи… Вот они, мои непобедимые воины, подумал майор. Мой отряд. Моё пушечное мясо…
* * *
Колбассер стоял на верхушке скалы, сжимая под мышкой бочонок. Глаза его неотрывно смотрели вдаль.
Он самым первым тщательно обшарил реквизированные у музыкантов вещи. Инстинкт подсказывал: они просто обязаны иметь при себе умат-кумар! Они же музыканты, в конце концов! В представлении обезьянца музыка была связана с травкой неразрывно. Но, увы! – вожделенного пакета нигде не обнаружилось. Инстинкт, однако же, не успокаивался. Колбассер уже хотел было подбить парочку приятелей навестить оркестрантов и учинить им допрос с пристрастием. Останавливало его только одно: в этом случае травкой пришлось бы делиться. В отчаянии он откупорил затычку бочонка; судя по запаху, там находилось не слишком хорошего качества пиво. А ещё… Он принюхался. «Это невозможно!» Запрокинув голову, Колбассер сделал большой глоток. Тонкая струйка пива брызнула на грудь. Вот, значит, как… Ну и хитрецы эти ребята! Он отхлебнул ещё. В голове приятно зашумело, мир вокруг постепенно становился смешным и добрым.
– Жидкое счастье! Кто бы мог подумать!
Вот уже третий рассвет он встречал так – в обнимку с вожделенной ёмкостью. Укумпиво забирало гораздо круче обычного умат-кумара. Несколько раз Колбассеру начинало казаться, что он вот-вот взлетит. Как хорошо было бы парить в чистом синем небе! Надо только убрать оттуда это противное пятнышко… Колбассер пригляделся.
– Э! Не, нам здесь таких не надо… – пробормотал он и метнулся было вниз, но потом остановился и быстрыми судорожными глотками опорожнил в себя последние литры божественной жидкости.
– Вот теперь порядок, – и, набрав в грудь воздуха, завопил: – ТРЕВОГА!!!
Иннота растолкал Громила.
– Ну чего там ещё? – буркнул каюкер, пытаясь зарыться в сено. – Жрать пора, что ли?
– Вставай скорее, прожорливый ты наш! В городе что-то странное творится.
Иннот мгновенно вскочил.
– Где?!
– Да повсюду. Не слышишь, что ли? – Джихад поправила упавшую на глаза прядь волос.
И в самом деле, оживление царило необычайное. Гулкое эхо доносило из глубины пещеры крики, шум, характерное шлёпанье обезьянских шагов. Иннот поспешил к трещине, но мостик сегодня перебросить было некому. «Ага, вот они как», – пробормотал каюкер и метнулся обратно. Громила, Джихад и Кактус толпились у обрыва. Иннот отвёл в сторону мешавшую обзору зелёную плеть и уставился вниз. Между деревьями сновали пираты. Потом вдруг травянистый косогор рассекли в нескольких местах узкие чёрные трещины и стали ширится, крытые дёрном плоскости одна за другой отваливались в стороны, а снизу лезла огромная тёмно-серая туша, похожая на исполинского кита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100