Да, ещё мы будем продавать курительные трубки; у меня есть знакомый столяр-регендальщик, так он взялся изготовить опытную партию. Собственно, на вас остаётся разведение элитных сортов – ну и само имя, право первородства, так сказать. Десять процентов, парни, – это всё, что я могу вам предложить.
– Ах так! – Свистоль вскочил, кипя гневом. – Ну, значит, мы объявляем вам конкурентную войну! Посмотрим, что вы сможете без нас!
Джро неожиданно улыбнулся:
– Не горячись так, смокер. Ну посуди сам – вы, в общем-то, нелегальные иммигранты. Прищучить вас не такая уж большая проблема; денег-то у вас нету! А без денег здесь любой – ноль без палочки. Постой, – он жестом остановил возмущённого Папу. – Это просто инфомейшен к размышлению. Я-то как раз не собираюсь с вами воевать или конкурировать. Сотрудничать гораздо выгоднее. Десять процентов – это очень хорошие деньги! Ведь вы практически ничего не вкладываете в предприятие.
– Как это – не вкладываем?! А наш труд?! Наши знания?! А…
– Я имею в виду опять-таки деньги…
– Но десять! Всего лишь десять процентов дохода!
– Чистого дохода! – поднял палец стибок. – То есть после того, как мы выплатим все зарплаты и налоги и дадим откупного мафии и страже.
– Ещё и страже?! Давай уж что-нибудь одно – либо тем, либо этим…
– Похоже, вы совсем не понимаете жизненных реалий Биг Бэби, парни…
– Каких таких реалий?!
– Каждый хочет отхватить свой кусок пирога, – пояснил Джро. – Наша сила ещё и в том, что мы знаем, кому можно показать жирный кукиш, а с кем делиться обязательно.
– Но десять процентов! Всего десять!
– Вам не нравятся круглые суммы? Хорошо, пусть будет пятнадцать. Это моё последнее слово, смокерс. Решайтесь…
– Двадцать пять! – вдруг брякнул Папа, лишив Свистоля дара речи.
Сошлись на восемнадцати с половиной процентах. Кроме того, хитроумный шаман выторговал смоукерам право открывать собственные курительные салоны. Доход с этих заведений должен был идти только в карман племени – на, так сказать, насущные нужды.
* * *
В бараке было жарко и душно. Сквозь щели в крыше просвечивали крупные яркие звёзды. Под нарами суетились и шуршали мыши.
Хуже всего смоукеру приходилось без табака. Последние крошки бывшего в кисете зелья он скурил ещё на этапе, чтобы заглушить сосущее чувство голода, и с тех пор мучился несказанно. В первую же ночь одного из каторжан, маленького альбиноса, едва не побили: тот начал вслух вспоминать свой последний кутёж в какой-то «шикарной ресторации» – и вспоминал долго, сочно и с многочисленными подробностями, покуда остальные не потеряли терпения.
– Уж больно ты красноречив! – резонно заметил Чобы обиженному белобрысому. – Я сам чуть слюной не захлебнулся!
Работать приходилось помногу. Хотя Пыхины мускулы и окрепли за время путешествия, ежедневный, от зари до зари труд на хлопковых полях выматывал совершенно.
– Я так долго не выдержу! – признался Пыха спустя неделю своему приятелю.
– Надо держаться, старик, – посоветовал Чобы, но как-то вяло. – Иначе пропадёшь. Сбежать отсюда невозможно – да ты и сам видел, какие чудища нас сторожат!
Он имел в виду собак – здоровенных, с короткой шерстью и мощными складками кожи. Эта порода специально выводилась для охоты за беглыми рабами. На ночь их выпускали бегать между бараков. Была ещё колючая проволока на столбах, огораживающих плантации, и надсмотрщики, и стража…
Как-то ночью, после отбоя, повернувшегося носом к стене смоукера похлопали по плечу. Он приподнялся на ложе – альбинос приветливо щерился в полумраке.
– Пошли, это самое, того…
– Чего того?
– Дёрнем кумарчика! У тебя, я слыхал, бумага есть…
– Какая бумага? – Пыха соображал медленно.
– А книга-то! – хихикнул альбинос. – Про книгу-то забыл?
Про книгу Пыха и в самом деле забыл – спрятал её под жесткий матрас и не вспоминал больше. Он тяжело вздохнул и нащупал кожаный переплёт.
Огня в жилище каторжанам иметь не полагалось. Тем не менее в глубине барака чуть теплился чадный язычок – кто-то умудрился раздобыть крохотную плошку светильного масла. Пыха, всё ещё сонный, подошёл поближе. Вокруг светильника собралось несколько каторжан. Кумаром угощал седой морщинистый старик, которого все звали Кожаный – такое прозвище он получил за большие складки кожи на груди и животе. Настоящее его имя давно забылось за ненадобностью.
– Ну вот, и бумажка есть! – Чобы сунул книгу старику. – Всё честь по чести, как обещали! Теперь кумар давай!
Старик, однако же, не спешил. Он внимательно рассмотрел переплёт, потом открыл его и перелистнул несколько страниц. Добытая Пыхой книга была, по-видимому, довольно старой – обложка покрылась многочисленными царапинами и выглядела весьма потрёпанной, уголки страниц засалились.
– Чего ждёшь, Кожаный? Где кумар-то? – нетерпеливо шмыгая носом, спросил альбинос.
Старик аккуратно положил книгу на нары.
– Это курить нельзя, на, – с расстановкой сказал он.
– Почему нельзя?! – возмутился Чобы. – Прекрасная бумага! Вот, смотри… – и он потянулся к томику.
Старик неожиданно резво хлопнул его по руке.
– Это не простая книга, – пояснил он.
– Что значит не простая? – озадаченно почесался в паху альбинос.
– Посмотри на буквы. Ничего не замечаешь, на?
– Так ведь это не по-нашему! – хихикнул кто-то.
– Ты-то откуда знаешь, куки? Ты же читать не умеешь!
– Ну и что?
– Ух ты! Смотри, смотри: буквицы-то ползают!
Пыха подался вперёд и стукнулся лбом с альбиносом. Действительно, непонятные, похожие на пиявок буквы двигались на странице!
Каторжане один за другим поднимались с нар: судя по возгласам, в освещенном углу происходило нечто необычное.
Чем больше народу подходило к кучке кумаристов, тем быстрее ползали странные знаки. Внезапно Пыха понял, что они складываются в знакомые сызмальства буквы, а из букв образовывались слова.
– Бормотология! – изумлённо выдохнул Чобы Стисм и опасливо подался назад. – Книжка-то, типа, волшебная!
Кожаный шевелил толстыми губами:
– Мы… а… ны…
– «Манифест освобождения», – громко прочёл Пыха.
– Так ты грамотный?! – с изумлением спросил его Чобы.
– Конечно! – пожал плечами Пыха. – А ты разве нет?
– Я так… – засмущался антипримат. – Типа, немножко…
Пламя светильника заметалось.
– А ну, разойдись, на! – Кожаный сердито посмотрел на товарищей. – Ишь, столпились!
Но странное дело: стоило только людям податься назад, надпись снова пришла в движение, расползаясь бессмысленными пиявками.
– Опять, на, ничего не разобрать, – разочарованно протянул Кожаный.
– Эй, босота, все сюда! – внезапно воскликнул альбинос. – Я понял! Когда народу вокруг книжки много, она становится понятной!
– Читай! – подтолкнули Пыху.
– Погодите… – смоукер, щурясь, вглядывался в ряды строчек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Ах так! – Свистоль вскочил, кипя гневом. – Ну, значит, мы объявляем вам конкурентную войну! Посмотрим, что вы сможете без нас!
Джро неожиданно улыбнулся:
– Не горячись так, смокер. Ну посуди сам – вы, в общем-то, нелегальные иммигранты. Прищучить вас не такая уж большая проблема; денег-то у вас нету! А без денег здесь любой – ноль без палочки. Постой, – он жестом остановил возмущённого Папу. – Это просто инфомейшен к размышлению. Я-то как раз не собираюсь с вами воевать или конкурировать. Сотрудничать гораздо выгоднее. Десять процентов – это очень хорошие деньги! Ведь вы практически ничего не вкладываете в предприятие.
– Как это – не вкладываем?! А наш труд?! Наши знания?! А…
– Я имею в виду опять-таки деньги…
– Но десять! Всего лишь десять процентов дохода!
– Чистого дохода! – поднял палец стибок. – То есть после того, как мы выплатим все зарплаты и налоги и дадим откупного мафии и страже.
– Ещё и страже?! Давай уж что-нибудь одно – либо тем, либо этим…
– Похоже, вы совсем не понимаете жизненных реалий Биг Бэби, парни…
– Каких таких реалий?!
– Каждый хочет отхватить свой кусок пирога, – пояснил Джро. – Наша сила ещё и в том, что мы знаем, кому можно показать жирный кукиш, а с кем делиться обязательно.
– Но десять процентов! Всего десять!
– Вам не нравятся круглые суммы? Хорошо, пусть будет пятнадцать. Это моё последнее слово, смокерс. Решайтесь…
– Двадцать пять! – вдруг брякнул Папа, лишив Свистоля дара речи.
Сошлись на восемнадцати с половиной процентах. Кроме того, хитроумный шаман выторговал смоукерам право открывать собственные курительные салоны. Доход с этих заведений должен был идти только в карман племени – на, так сказать, насущные нужды.
* * *
В бараке было жарко и душно. Сквозь щели в крыше просвечивали крупные яркие звёзды. Под нарами суетились и шуршали мыши.
Хуже всего смоукеру приходилось без табака. Последние крошки бывшего в кисете зелья он скурил ещё на этапе, чтобы заглушить сосущее чувство голода, и с тех пор мучился несказанно. В первую же ночь одного из каторжан, маленького альбиноса, едва не побили: тот начал вслух вспоминать свой последний кутёж в какой-то «шикарной ресторации» – и вспоминал долго, сочно и с многочисленными подробностями, покуда остальные не потеряли терпения.
– Уж больно ты красноречив! – резонно заметил Чобы обиженному белобрысому. – Я сам чуть слюной не захлебнулся!
Работать приходилось помногу. Хотя Пыхины мускулы и окрепли за время путешествия, ежедневный, от зари до зари труд на хлопковых полях выматывал совершенно.
– Я так долго не выдержу! – признался Пыха спустя неделю своему приятелю.
– Надо держаться, старик, – посоветовал Чобы, но как-то вяло. – Иначе пропадёшь. Сбежать отсюда невозможно – да ты и сам видел, какие чудища нас сторожат!
Он имел в виду собак – здоровенных, с короткой шерстью и мощными складками кожи. Эта порода специально выводилась для охоты за беглыми рабами. На ночь их выпускали бегать между бараков. Была ещё колючая проволока на столбах, огораживающих плантации, и надсмотрщики, и стража…
Как-то ночью, после отбоя, повернувшегося носом к стене смоукера похлопали по плечу. Он приподнялся на ложе – альбинос приветливо щерился в полумраке.
– Пошли, это самое, того…
– Чего того?
– Дёрнем кумарчика! У тебя, я слыхал, бумага есть…
– Какая бумага? – Пыха соображал медленно.
– А книга-то! – хихикнул альбинос. – Про книгу-то забыл?
Про книгу Пыха и в самом деле забыл – спрятал её под жесткий матрас и не вспоминал больше. Он тяжело вздохнул и нащупал кожаный переплёт.
Огня в жилище каторжанам иметь не полагалось. Тем не менее в глубине барака чуть теплился чадный язычок – кто-то умудрился раздобыть крохотную плошку светильного масла. Пыха, всё ещё сонный, подошёл поближе. Вокруг светильника собралось несколько каторжан. Кумаром угощал седой морщинистый старик, которого все звали Кожаный – такое прозвище он получил за большие складки кожи на груди и животе. Настоящее его имя давно забылось за ненадобностью.
– Ну вот, и бумажка есть! – Чобы сунул книгу старику. – Всё честь по чести, как обещали! Теперь кумар давай!
Старик, однако же, не спешил. Он внимательно рассмотрел переплёт, потом открыл его и перелистнул несколько страниц. Добытая Пыхой книга была, по-видимому, довольно старой – обложка покрылась многочисленными царапинами и выглядела весьма потрёпанной, уголки страниц засалились.
– Чего ждёшь, Кожаный? Где кумар-то? – нетерпеливо шмыгая носом, спросил альбинос.
Старик аккуратно положил книгу на нары.
– Это курить нельзя, на, – с расстановкой сказал он.
– Почему нельзя?! – возмутился Чобы. – Прекрасная бумага! Вот, смотри… – и он потянулся к томику.
Старик неожиданно резво хлопнул его по руке.
– Это не простая книга, – пояснил он.
– Что значит не простая? – озадаченно почесался в паху альбинос.
– Посмотри на буквы. Ничего не замечаешь, на?
– Так ведь это не по-нашему! – хихикнул кто-то.
– Ты-то откуда знаешь, куки? Ты же читать не умеешь!
– Ну и что?
– Ух ты! Смотри, смотри: буквицы-то ползают!
Пыха подался вперёд и стукнулся лбом с альбиносом. Действительно, непонятные, похожие на пиявок буквы двигались на странице!
Каторжане один за другим поднимались с нар: судя по возгласам, в освещенном углу происходило нечто необычное.
Чем больше народу подходило к кучке кумаристов, тем быстрее ползали странные знаки. Внезапно Пыха понял, что они складываются в знакомые сызмальства буквы, а из букв образовывались слова.
– Бормотология! – изумлённо выдохнул Чобы Стисм и опасливо подался назад. – Книжка-то, типа, волшебная!
Кожаный шевелил толстыми губами:
– Мы… а… ны…
– «Манифест освобождения», – громко прочёл Пыха.
– Так ты грамотный?! – с изумлением спросил его Чобы.
– Конечно! – пожал плечами Пыха. – А ты разве нет?
– Я так… – засмущался антипримат. – Типа, немножко…
Пламя светильника заметалось.
– А ну, разойдись, на! – Кожаный сердито посмотрел на товарищей. – Ишь, столпились!
Но странное дело: стоило только людям податься назад, надпись снова пришла в движение, расползаясь бессмысленными пиявками.
– Опять, на, ничего не разобрать, – разочарованно протянул Кожаный.
– Эй, босота, все сюда! – внезапно воскликнул альбинос. – Я понял! Когда народу вокруг книжки много, она становится понятной!
– Читай! – подтолкнули Пыху.
– Погодите… – смоукер, щурясь, вглядывался в ряды строчек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100