По какой-то совершенно недоступной мне логике вслед за этим Дейл спросила, как-то робко и даже застенчиво, а какую оценку я поставил бы ей, если бы меня попросили об этом. Без малейших колебаний я ответил, что она, конечно, получила бы двадцать баллов только за свои внешние данные и дополнительные двадцать баллов за свой интеллект. В ответ на мои слова Дейл сказала: «Врунишка», но прижалась ко мне теснее (мы разговаривали, лежа в ее кровати).
Не закончив украшение прически тесьмой, Салли подошла ко мне.
– Не знала, что ей нужна такая прическа, – извинилась она. – Пока все закончу, пройдет не меньше часа. Неудобно заставлять вас ждать, поговорим лучше сейчас.
Мы перебрались в уголок салона, подальше от кресел, сушилок для волос и раковин для мытья головы. На низком столике между нашими креслами пестрели обложки журналов «Вог», «Харперс Базар» и «Эбони». Салли предложила мне сигарету и закурила сама.
– Вот какие дела, – сказала она.
У Салли удивительно красивые глаза, янтарный блеск которых оттеняет светло-коричневая кожа. Левый глаз слегка косит, – это легкое косоглазие придает ее лицу какое-то задумчивое выражение, почему-то делая его чрезвычайно сексуальным. У нее неплохая фигурка, рост около пяти футов шести дюймов. Она сидела рядом со мной, скрестив ноги, и рубиновые серьги гармонировали с босоножками на высоких каблуках.
– Встречаешься с человеком, а потом случается вот такое, – произнесла она, покачав головой, и затянулась сигаретой.
– Вы были хорошо знакомы с Мишель? – спросил я.
– Довольно хорошо. Ладила с ней больше, чем с другими соседками. Вы же знаете, она жила всего через три дома от нас. Единственная белая женщина в нашем квартале.
– И она была для вас только соседкой?
– Ну, подругой. Наверное, мы были друзьями, если учитывать все обстоятельства.
– Какие обстоятельства?
– Мишель – белая, а я – черная. Много найдется в этом городе белых, у которых есть близкие друзья среди черных?
– А вы именно так относились к ней? Как к настоящему другу?
– Скажем так: подставляла ей свое плечо, чтобы выплакаться.
– Это как же?
– Когда Кинг-Конг принимался за свое, она звонила мне.
– Кинг-Конг?
– Джордж. Ее муж.
– Как понять: «принимался»?
– Ну как… всякие там разборки, ясно?
– Что вы под этим подразумеваете?
– Чудовище ревнивое, вот кто он.
– Вы хотите сказать, что он ее ревновал?
– Это еще мягко сказано. Вы только представьте себе сами. Вот такая женщина, как Мишель, – такая красавица, и выходит замуж за обезьяну, – разве не станет он подозревать ее, даже если и захочет верить? Разве не так?
– Кажется, я не совсем понимаю вас. Что именно он подозревал?
– Просто ненормальный, вот и все.
– Ненормальный, – в каком смысле?
– Ну, – сказала Салли, – понимаете: этот человек чересчур чувствительно относился к каждому, на кого смотрела Мишель.
– А она смотрела на других?
– Нет, нет, Мишель была чиста, как лилия. Это он все напридумывал, понимаете?
– Вы сказали, что Харпер обвинял ее…
– «Обвинял», может, слишком сильно сказано.
– А как вы сказали бы?
– Скажем так: он подозревал, что она уделяет слишком много внимания другим мужчинам.
– Это она так говорила?
– Мишель обычно прибегала ко мне вся в слезах, жаловалась, что он все время ее лупит.
– Ясно. Значит, делилась с вами своими горестями, верно?
– Доверяла мне, верно.
– И как часто такое случалось?
– Что случалось?
– Когда она вам жаловалась, что муж обвиняет ее…
– Нет, не обвиняет.
– Салли, – сказал я, – мне никак не удается понять: обвинял или не обвинял Харпер свою жену в том, что она уделяет слишком много внимания другим мужчинам?
– Мишель мне говорила, что он подозревает ее в этом… вот как правильно.
– И за это он ее бил?
– Верно.
– Так он все-таки обвинял ее, так получается?
– Если хотите, можно и так сказать, – согласилась Салли, пожав плечами.
– Как часто это случалось?
– Хотите знать точно?
– Хотелось бы.
– По меньшей мере, раза три-четыре.
– Итак, по меньшей мере, раза три-четыре Мишель приходила к вам домой…
– Верно.
– В слезах…
– Верно.
– Чтобы рассказать по секрету, что муж обвиняет ее в излишнем внимании к другим мужчинам.
– Так она мне говорила.
– Случалось ли вам хоть раз быть свидетельницей этого?
– Свидетельницей чего?
– Что Мишель уделяет внимание другим мужчинам?
– Нет, нет. Я вам уже сказала: Джордж все это напридумывал.
– Случалось вам бывать с ними вместе в компаниях?
– Бывало.
– А как вел себя на этих вечеринках Харпер?
– Как всегда.
– Как именно?
– Никогда ни с кем и словом не обмолвится, просто рта не раскроет. Он иногда приходил к нам вместе с Мишель, так и просидит, не сходя с места, всю ночь напролет, будто его что-то грызет изнутри. Понимаете, мы иногда устраивали вечеринки, собиралось человек шесть-семь. А он сидит себе в углу, никому словечка не скажет. Будто в рот воды набрал, представляете? Говорю вам, я нисколечко не удивилась, что он убил ее. Те, кто все копят внутри, потом такое учинят, что и в страшном сне не приснится.
– А Харпер казался вам жестоким человеком?
– Так ведь он же бил ее, верно?
– Это только со слов Мишель.
– О чем это вы?
– Когда Мишель пришла к вам утром, в прошлый понедельник, вы услышали из ее уст историю о том, как зверски избил ее муж.
– И нисколько этому не удивилась, говорю вам.
– Что она рассказала вам?
– Что он дошел до ручки, избил ее. Она всегда этого боялась. Как-то в припадке ревности он набросился на нее.
– Это Мишель вам сказала?
– Да, он однажды набросился на нее. Между прочим… – Она покачала в задумчивости головой.
– Да?
– Мишель сказала мне, что боится, как бы в один прекрасный день он не убил ее.
– Когда она вам это сказала?
– Это было вечером, на Хэллоуин. Мне это запомнилось, потому что когда она постучала в дверь, я решила, что это ряженые. А оказалось – опять Мишель, вся в слезах, рассказала мне, что Конг опять в ярости, орал на нее, угрожал ей…
– Угрожал ей?
– Верно, говорил, что если она посмеет только поглядеть на другого мужчину, он ей все кости переломает.
– И она поняла это в том смысле, что он убьет ее?
– Так она и сказала.
– Что он убьет ее?
– Или изуродует. Когда она пришла ко мне в то утро, в прошлый понедельник, у нее вся грудь была в синяках, нос сломан, зубы выбиты. Вот как он ее избил, знаете? Чтобы другим мужчинам она не казалась привлекательной.
– Понятно. Но вы слышали это только от Мишель, верно?
– Верно.
– А это показания, основанные на слухах.
– Что это значит?
– Это значит, что вы сами никогда ничего не видели и не слышали, что нет свидетелей, в присутствии которых происходило что-нибудь подобное. Никто не может доказать, что Харпер на самом деле был ревнивцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Не закончив украшение прически тесьмой, Салли подошла ко мне.
– Не знала, что ей нужна такая прическа, – извинилась она. – Пока все закончу, пройдет не меньше часа. Неудобно заставлять вас ждать, поговорим лучше сейчас.
Мы перебрались в уголок салона, подальше от кресел, сушилок для волос и раковин для мытья головы. На низком столике между нашими креслами пестрели обложки журналов «Вог», «Харперс Базар» и «Эбони». Салли предложила мне сигарету и закурила сама.
– Вот какие дела, – сказала она.
У Салли удивительно красивые глаза, янтарный блеск которых оттеняет светло-коричневая кожа. Левый глаз слегка косит, – это легкое косоглазие придает ее лицу какое-то задумчивое выражение, почему-то делая его чрезвычайно сексуальным. У нее неплохая фигурка, рост около пяти футов шести дюймов. Она сидела рядом со мной, скрестив ноги, и рубиновые серьги гармонировали с босоножками на высоких каблуках.
– Встречаешься с человеком, а потом случается вот такое, – произнесла она, покачав головой, и затянулась сигаретой.
– Вы были хорошо знакомы с Мишель? – спросил я.
– Довольно хорошо. Ладила с ней больше, чем с другими соседками. Вы же знаете, она жила всего через три дома от нас. Единственная белая женщина в нашем квартале.
– И она была для вас только соседкой?
– Ну, подругой. Наверное, мы были друзьями, если учитывать все обстоятельства.
– Какие обстоятельства?
– Мишель – белая, а я – черная. Много найдется в этом городе белых, у которых есть близкие друзья среди черных?
– А вы именно так относились к ней? Как к настоящему другу?
– Скажем так: подставляла ей свое плечо, чтобы выплакаться.
– Это как же?
– Когда Кинг-Конг принимался за свое, она звонила мне.
– Кинг-Конг?
– Джордж. Ее муж.
– Как понять: «принимался»?
– Ну как… всякие там разборки, ясно?
– Что вы под этим подразумеваете?
– Чудовище ревнивое, вот кто он.
– Вы хотите сказать, что он ее ревновал?
– Это еще мягко сказано. Вы только представьте себе сами. Вот такая женщина, как Мишель, – такая красавица, и выходит замуж за обезьяну, – разве не станет он подозревать ее, даже если и захочет верить? Разве не так?
– Кажется, я не совсем понимаю вас. Что именно он подозревал?
– Просто ненормальный, вот и все.
– Ненормальный, – в каком смысле?
– Ну, – сказала Салли, – понимаете: этот человек чересчур чувствительно относился к каждому, на кого смотрела Мишель.
– А она смотрела на других?
– Нет, нет, Мишель была чиста, как лилия. Это он все напридумывал, понимаете?
– Вы сказали, что Харпер обвинял ее…
– «Обвинял», может, слишком сильно сказано.
– А как вы сказали бы?
– Скажем так: он подозревал, что она уделяет слишком много внимания другим мужчинам.
– Это она так говорила?
– Мишель обычно прибегала ко мне вся в слезах, жаловалась, что он все время ее лупит.
– Ясно. Значит, делилась с вами своими горестями, верно?
– Доверяла мне, верно.
– И как часто такое случалось?
– Что случалось?
– Когда она вам жаловалась, что муж обвиняет ее…
– Нет, не обвиняет.
– Салли, – сказал я, – мне никак не удается понять: обвинял или не обвинял Харпер свою жену в том, что она уделяет слишком много внимания другим мужчинам?
– Мишель мне говорила, что он подозревает ее в этом… вот как правильно.
– И за это он ее бил?
– Верно.
– Так он все-таки обвинял ее, так получается?
– Если хотите, можно и так сказать, – согласилась Салли, пожав плечами.
– Как часто это случалось?
– Хотите знать точно?
– Хотелось бы.
– По меньшей мере, раза три-четыре.
– Итак, по меньшей мере, раза три-четыре Мишель приходила к вам домой…
– Верно.
– В слезах…
– Верно.
– Чтобы рассказать по секрету, что муж обвиняет ее в излишнем внимании к другим мужчинам.
– Так она мне говорила.
– Случалось ли вам хоть раз быть свидетельницей этого?
– Свидетельницей чего?
– Что Мишель уделяет внимание другим мужчинам?
– Нет, нет. Я вам уже сказала: Джордж все это напридумывал.
– Случалось вам бывать с ними вместе в компаниях?
– Бывало.
– А как вел себя на этих вечеринках Харпер?
– Как всегда.
– Как именно?
– Никогда ни с кем и словом не обмолвится, просто рта не раскроет. Он иногда приходил к нам вместе с Мишель, так и просидит, не сходя с места, всю ночь напролет, будто его что-то грызет изнутри. Понимаете, мы иногда устраивали вечеринки, собиралось человек шесть-семь. А он сидит себе в углу, никому словечка не скажет. Будто в рот воды набрал, представляете? Говорю вам, я нисколечко не удивилась, что он убил ее. Те, кто все копят внутри, потом такое учинят, что и в страшном сне не приснится.
– А Харпер казался вам жестоким человеком?
– Так ведь он же бил ее, верно?
– Это только со слов Мишель.
– О чем это вы?
– Когда Мишель пришла к вам утром, в прошлый понедельник, вы услышали из ее уст историю о том, как зверски избил ее муж.
– И нисколько этому не удивилась, говорю вам.
– Что она рассказала вам?
– Что он дошел до ручки, избил ее. Она всегда этого боялась. Как-то в припадке ревности он набросился на нее.
– Это Мишель вам сказала?
– Да, он однажды набросился на нее. Между прочим… – Она покачала в задумчивости головой.
– Да?
– Мишель сказала мне, что боится, как бы в один прекрасный день он не убил ее.
– Когда она вам это сказала?
– Это было вечером, на Хэллоуин. Мне это запомнилось, потому что когда она постучала в дверь, я решила, что это ряженые. А оказалось – опять Мишель, вся в слезах, рассказала мне, что Конг опять в ярости, орал на нее, угрожал ей…
– Угрожал ей?
– Верно, говорил, что если она посмеет только поглядеть на другого мужчину, он ей все кости переломает.
– И она поняла это в том смысле, что он убьет ее?
– Так она и сказала.
– Что он убьет ее?
– Или изуродует. Когда она пришла ко мне в то утро, в прошлый понедельник, у нее вся грудь была в синяках, нос сломан, зубы выбиты. Вот как он ее избил, знаете? Чтобы другим мужчинам она не казалась привлекательной.
– Понятно. Но вы слышали это только от Мишель, верно?
– Верно.
– А это показания, основанные на слухах.
– Что это значит?
– Это значит, что вы сами никогда ничего не видели и не слышали, что нет свидетелей, в присутствии которых происходило что-нибудь подобное. Никто не может доказать, что Харпер на самом деле был ревнивцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61