Они не посмеют остановить меня.
– Они не будут останавливать тебя. Они просто расправятся с тобой. Они так сказали?
– Si.
– Кто сказал так?
– Ребята.
– Какие?
– Мама, это тебя не касается, – жалобно произнес Альфредо. – Это...
– Зачем? Зачем им это надо?
Альфредо не ответил. Не отрывая взгляда от матери, он продолжал молчать.
– Почему, Альфредо?
Неожиданно у него в глазах блеснули слезы. Он чувствовал, что не может совладеть с собой, и быстро отвернулся от матери, чтобы она не видела его слез. Он опять повалился на кровать, спрятав лицо в подушку. Всхлипывая, его плечи вздрагивали, когда до него дотронулась мать.
– Плачь, не стесняйся, – произнесла она.
– Мама, я...
– Это очень полезно – поплакать. Иногда плакал и твой отец. В этом нет никакого греха для мужчин.
– Мама, мама, пожалуйста, ты не понимаешь...
– Я понимаю только то, что ты мой сын, – с железной логикой произнесла миссис Гомес. – Я понимаю, что ты хороший, а те, кто хочет тебе зла, плохие. Миром правит доброта, Альфредо. Но когда ты говоришь, что должен идти в одиннадцать часов в церковь, как ты это обычно делаешь, зная, что тебя подстерегает опасность, вот этого я не понимаю.
Он опять сел на кровать и теперь уже начал кричать:
– Я не имею права быть трусом!
– Ты не имеешь права... быть трусом? – изумилась она.
– Мама, я не должен бояться. Я не имею права быть каким-то ничтожеством. Тебе этого не понять. Пожалуйста, позволь мне делать то, что я обязан сделать.
Стоя у кровати своего сына, мать с изумлением смотрела на него, как будто видела впервые. Сейчас она никак не могла узнать в нем того дитя, которого прижимала к сердцу, который сосал молоко из ее груди. Его лицо, слова, даже глаза казались ей далекими и незнакомыми. Смотря на него, она силой взгляда как бы старалась побыстрее восстановить так мгновенно оборвавшуюся кровную связь.
Наконец, произнесла:
– Сегодня я ходила в полицию.
– Что? – вскрикнул он.
– Si.
– Зачем ты это сделала? Ты думаешь, я нужен полиции? Я, Альфредо Гомес. Разве ты не знаешь полицейских в нашем районе?
– Есть полицейские хорошие и есть плохие. Я ходила к Фрэнку Эрнандесу.
– Он такой же, как и все остальные. Мама, зачем ты это сделала? Почему не остановилась?
– Фрэнк поможет тебе. Он из barrio.
– Но учти, он полицейский, детектив. Он...
– Он вырос здесь, среди нас. Он испанец и помогает своим людям. Он поможет и нам.
– И все равно, ты не должна была туда идти, – покачал головой Альфредо.
– Никогда раньше в своей жизни я не была в полицейском участке. Сегодня первый раз. Мой сын в опасности, и я обратилась за помощью. – Помолчав, добавила: – Он пообещал прийти. Я дала ему адрес. Он сказал, что придет и поговорит с тобой.
– Я ничего не скажу ему, – прошептал Альфредо.
– Ты скажешь ему все, что нужно сказать.
– Который час? – неожиданно спросил он.
– У тебя еще есть время.
– Мне нужно одеться, чтобы идти в церковь.
– Не раньше, чем ты поговоришь с Франком Эрнандесом. Он подскажет тебе, что делать. Он знает...
– Он знает, несомненно, это так, – в его голосе насмешка смешалась с горечью и неотвратимой грустью.
– Он знает, что нужно делать, – уверенно произнесла миссис Гомес.
Глава 4
Моряка звали Джефф Талбот. Когда алкогольный туман почти рассеялся, он посмотрел в окно и, глядя на открывшийся вид, очень удивился: каким образом эта местность могла ему понравиться и почему он назвал ее красивой. Даже в яркий солнечный день здесь не было ничего привлекательного. Солнечные лучи можно было сравнить с мощным прожектором, спроектированным на свалку и усиливающим гнетущее впечатление. Щурясь на солнце, моряк вдруг произнес:
– А я протрезвел, – и в этот момент до него дошло, что это было действительно так.
– Отлично, – произнес Луис. – Ну и как выглядит мир?
– Мерзко. – Он отшвырнул стул к стойке. – У меня болит голова. Здесь довольно скверный район, не так ли?
– Все зависит от того, как ты на него посмотришь, – ответил Зип. – Лично мне здесь нравится.
– Неужели?
– Это место, где я живу. И если я здесь – все кругом поет.
– Ну и что же все поют? – поинтересовался Джефф. Вдруг в его голове пронеслось: «Почему он завел разговор с незнакомыми людьми и почему так сильно напился вечером?»
– Все поют рок-н-ролл, – ответил Луис.
– Старик во всем знает толк. Он разбирается...
Зип замолчал. Устремив взгляд на улицу, он вдруг весь напрягся.
– Что там такое? – спросил Джефф.
– Полиция, – стараясь сохранить спокойствие, произнес Зип.
Полиция, о которой он говорил, была представлена в лице детектива Энди Паркера, шагающего по улице чинно, с высокомерным безразличием ко всем окружающим. В уголке губ у него небрежно болталась сигарета. На мир он смотрел так, как смотрит лодырь, не имеющий ни копейки за душой, но зато крепко выспавшийся у одного из дверных проемов. Его яркая гавайская рубашка была помята и забрызгана кофейными пятнами. Лениво почесывая свою грудь, он зорко следил за всем происходящим.
– Единственно, кому я привык подчиняться, так это береговому патрулю. – Потеснив Зипа, стоявшего у окна, Джефф поставил чашку на стойку и попросил налить еще кофе. Хотел усмехнуться, но сморщился от боли. – Ох, голова болит даже тогда, когда улыбаюсь.
У дверей уже стоял Энди Паркер и, помахав Луису рукой, крикнул:
– Que pase, maricon?
– Привет, Энди, – улыбнулся Луис. – Хочешь кофе?
– Не откажусь, – ответил Паркер. – Только погорячей. – Он вошел в кафе и сел рядом с Джеффом. Остановив взгляд на Луисе, Паркер обратился к Зипу: – С каких это пор ты начал заниматься контрабандой?
– Я зашел сюда, чтобы выпить чашку кофе, – произнес Зип. – Разве это запрещено, лейтенант?
– Я не лейтенант, и не слишком огорчаюсь по этому поводу.
– А я думал, вас произвели в капитаны после той драки, которую вы разняли в Гровер-парке.
– Послушай, щенок...
– Это детектив Энди Паркер, – просветил моряка Зип. – Он слывет здесь за самого сурового полицейского. Бесстрашного. Всего лишь за два цента он арестовал свою собственную бабку. – Он улыбнулся и тотчас перед Джеффом предстал образ Зипа – белозубого, с обезоруживающей улыбкой, которая давала ему право на успех.
Его улыбка излучала столько энергии, что на нее невозможно было не ответить. Даже Паркер не мог устоять перед ней и улыбнулся в ответ.
– За два цента я вас всех приведу в чувство, – ответил он, но в его словах не слышалось угрозы – обезоруженная улыбкой, она была пустым звуком.
– Видишь? – не унимался Зип. – Могу поспорить, здесь он готов пришить всех малолеток.
– Давай, давай, продолжай в том же духе. – И опять в его голосе не слышалось угрозы, улыбка, как и раньше, обезоружила его. Переключив внимание на моряка, он внимательно посмотрел на него. – Что ты здесь делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Они не будут останавливать тебя. Они просто расправятся с тобой. Они так сказали?
– Si.
– Кто сказал так?
– Ребята.
– Какие?
– Мама, это тебя не касается, – жалобно произнес Альфредо. – Это...
– Зачем? Зачем им это надо?
Альфредо не ответил. Не отрывая взгляда от матери, он продолжал молчать.
– Почему, Альфредо?
Неожиданно у него в глазах блеснули слезы. Он чувствовал, что не может совладеть с собой, и быстро отвернулся от матери, чтобы она не видела его слез. Он опять повалился на кровать, спрятав лицо в подушку. Всхлипывая, его плечи вздрагивали, когда до него дотронулась мать.
– Плачь, не стесняйся, – произнесла она.
– Мама, я...
– Это очень полезно – поплакать. Иногда плакал и твой отец. В этом нет никакого греха для мужчин.
– Мама, мама, пожалуйста, ты не понимаешь...
– Я понимаю только то, что ты мой сын, – с железной логикой произнесла миссис Гомес. – Я понимаю, что ты хороший, а те, кто хочет тебе зла, плохие. Миром правит доброта, Альфредо. Но когда ты говоришь, что должен идти в одиннадцать часов в церковь, как ты это обычно делаешь, зная, что тебя подстерегает опасность, вот этого я не понимаю.
Он опять сел на кровать и теперь уже начал кричать:
– Я не имею права быть трусом!
– Ты не имеешь права... быть трусом? – изумилась она.
– Мама, я не должен бояться. Я не имею права быть каким-то ничтожеством. Тебе этого не понять. Пожалуйста, позволь мне делать то, что я обязан сделать.
Стоя у кровати своего сына, мать с изумлением смотрела на него, как будто видела впервые. Сейчас она никак не могла узнать в нем того дитя, которого прижимала к сердцу, который сосал молоко из ее груди. Его лицо, слова, даже глаза казались ей далекими и незнакомыми. Смотря на него, она силой взгляда как бы старалась побыстрее восстановить так мгновенно оборвавшуюся кровную связь.
Наконец, произнесла:
– Сегодня я ходила в полицию.
– Что? – вскрикнул он.
– Si.
– Зачем ты это сделала? Ты думаешь, я нужен полиции? Я, Альфредо Гомес. Разве ты не знаешь полицейских в нашем районе?
– Есть полицейские хорошие и есть плохие. Я ходила к Фрэнку Эрнандесу.
– Он такой же, как и все остальные. Мама, зачем ты это сделала? Почему не остановилась?
– Фрэнк поможет тебе. Он из barrio.
– Но учти, он полицейский, детектив. Он...
– Он вырос здесь, среди нас. Он испанец и помогает своим людям. Он поможет и нам.
– И все равно, ты не должна была туда идти, – покачал головой Альфредо.
– Никогда раньше в своей жизни я не была в полицейском участке. Сегодня первый раз. Мой сын в опасности, и я обратилась за помощью. – Помолчав, добавила: – Он пообещал прийти. Я дала ему адрес. Он сказал, что придет и поговорит с тобой.
– Я ничего не скажу ему, – прошептал Альфредо.
– Ты скажешь ему все, что нужно сказать.
– Который час? – неожиданно спросил он.
– У тебя еще есть время.
– Мне нужно одеться, чтобы идти в церковь.
– Не раньше, чем ты поговоришь с Франком Эрнандесом. Он подскажет тебе, что делать. Он знает...
– Он знает, несомненно, это так, – в его голосе насмешка смешалась с горечью и неотвратимой грустью.
– Он знает, что нужно делать, – уверенно произнесла миссис Гомес.
Глава 4
Моряка звали Джефф Талбот. Когда алкогольный туман почти рассеялся, он посмотрел в окно и, глядя на открывшийся вид, очень удивился: каким образом эта местность могла ему понравиться и почему он назвал ее красивой. Даже в яркий солнечный день здесь не было ничего привлекательного. Солнечные лучи можно было сравнить с мощным прожектором, спроектированным на свалку и усиливающим гнетущее впечатление. Щурясь на солнце, моряк вдруг произнес:
– А я протрезвел, – и в этот момент до него дошло, что это было действительно так.
– Отлично, – произнес Луис. – Ну и как выглядит мир?
– Мерзко. – Он отшвырнул стул к стойке. – У меня болит голова. Здесь довольно скверный район, не так ли?
– Все зависит от того, как ты на него посмотришь, – ответил Зип. – Лично мне здесь нравится.
– Неужели?
– Это место, где я живу. И если я здесь – все кругом поет.
– Ну и что же все поют? – поинтересовался Джефф. Вдруг в его голове пронеслось: «Почему он завел разговор с незнакомыми людьми и почему так сильно напился вечером?»
– Все поют рок-н-ролл, – ответил Луис.
– Старик во всем знает толк. Он разбирается...
Зип замолчал. Устремив взгляд на улицу, он вдруг весь напрягся.
– Что там такое? – спросил Джефф.
– Полиция, – стараясь сохранить спокойствие, произнес Зип.
Полиция, о которой он говорил, была представлена в лице детектива Энди Паркера, шагающего по улице чинно, с высокомерным безразличием ко всем окружающим. В уголке губ у него небрежно болталась сигарета. На мир он смотрел так, как смотрит лодырь, не имеющий ни копейки за душой, но зато крепко выспавшийся у одного из дверных проемов. Его яркая гавайская рубашка была помята и забрызгана кофейными пятнами. Лениво почесывая свою грудь, он зорко следил за всем происходящим.
– Единственно, кому я привык подчиняться, так это береговому патрулю. – Потеснив Зипа, стоявшего у окна, Джефф поставил чашку на стойку и попросил налить еще кофе. Хотел усмехнуться, но сморщился от боли. – Ох, голова болит даже тогда, когда улыбаюсь.
У дверей уже стоял Энди Паркер и, помахав Луису рукой, крикнул:
– Que pase, maricon?
– Привет, Энди, – улыбнулся Луис. – Хочешь кофе?
– Не откажусь, – ответил Паркер. – Только погорячей. – Он вошел в кафе и сел рядом с Джеффом. Остановив взгляд на Луисе, Паркер обратился к Зипу: – С каких это пор ты начал заниматься контрабандой?
– Я зашел сюда, чтобы выпить чашку кофе, – произнес Зип. – Разве это запрещено, лейтенант?
– Я не лейтенант, и не слишком огорчаюсь по этому поводу.
– А я думал, вас произвели в капитаны после той драки, которую вы разняли в Гровер-парке.
– Послушай, щенок...
– Это детектив Энди Паркер, – просветил моряка Зип. – Он слывет здесь за самого сурового полицейского. Бесстрашного. Всего лишь за два цента он арестовал свою собственную бабку. – Он улыбнулся и тотчас перед Джеффом предстал образ Зипа – белозубого, с обезоруживающей улыбкой, которая давала ему право на успех.
Его улыбка излучала столько энергии, что на нее невозможно было не ответить. Даже Паркер не мог устоять перед ней и улыбнулся в ответ.
– За два цента я вас всех приведу в чувство, – ответил он, но в его словах не слышалось угрозы – обезоруженная улыбкой, она была пустым звуком.
– Видишь? – не унимался Зип. – Могу поспорить, здесь он готов пришить всех малолеток.
– Давай, давай, продолжай в том же духе. – И опять в его голосе не слышалось угрозы, улыбка, как и раньше, обезоружила его. Переключив внимание на моряка, он внимательно посмотрел на него. – Что ты здесь делаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41