сколько времени понадобится, чтобы добраться до Ломина, как скоро подоспеет пехота из Горных Ворот и Ломина… Он закрыл глаза и перестал слушать.
День все тянулся, промозглый и тоскливый. Пажи, герольды и квартирмейстеры беспрестанно подбегали к генералу Лаху, но сообщения, видимо, не интересовали и не удивляли его; генерал каждый раз отвечал точно и немногословно. В самом начале похода пажи помоложе обычно следовали некоторое время за генералом, не зная, отпустил он их или нет. Когда же он оглядывался и приказывал уходить, пажи бледнели и уносились прочь.
Везна засыпал генерала вопросами, выясняя мельчайшие детали, и все ради того, чтобы подольше побыть рядом с Изаком.
Удивительно, но Изака это не раздражало: слушать красивый голос Везны было куда приятнее, чем чавканье копыт по грязи. Юноша лениво подумал, что для будущего Везны важнее всего, стремится ли граф добиться успехов в политике, стяжательстве или и в том и в другом сразу. Этой мысли хватило, чтобы разбудить в крайне мальчишку-погонщика – он презрительно сплюнул, открыл глаза и хмуро посмотрел на мокрые деревья вдоль дороги.
Приближался полдень, все больше людей появлялось на обочинах. Голодные, измученные, они с завистью смотрели на богатые одежды, здоровых лошадей, ярко расцвеченные знамена. На парадном марше колонна будет выглядеть еще более внушительно: свитские пока несли знамена, закинув их за спину, а рыцари – на шелковых лентах, закрепленных на плечах, шлемах, локтях и на спине. Когда войско будет следовать парадным маршем, все эти знамена станут развеваться непрерывным великолепным потоком.
Но уже и сейчас войско производило большое впечатление на местных: крестьяне, тащившие тележки со своим скарбом, взирали на все это великолепие, затаив дыхание. На их лицах Изак видел негодование и облегчение: вид армии уменьшал страх перед врагом, зато показывал, какая огромная пропасть отделяет грязных, валившихся с ног от усталости крестьян от аристократов. Тяжкий труд в полях не шел ни в какое сравнение с яркой жизнью рыцаря. Большинство благородных господ проезжали мимо, даже не замечая крестьян.
– Почему эти люди здесь собрались? – спросил кранн.
– Беженцы, милорд. Крестьяне покидают земли вокруг Ломина. Они прекрасно знают, что такое попасть в лапы к врагу.
Генерал почти сочувствовал этим покорным, голодным беднягам, которым пришлось сойти с дороги, чтобы пропустить конников. Почти. На самом деле крестьяне ничего не значили для белоглазого, как, впрочем, ничего не значили для него и все остальные, мелькавшие по обочинам его пустой жизни.
Изак наблюдал за беженцами и чувствовал, как меняется их настроение по мере того, как местных становится все больше.
Кранн увидел, что впереди группы людей превращаются в толпы, и заерзал в седле. Скорее всего, его осуждали здесь за то, что он так поздно пришел на помощь. Но, глядя людям в глаза, он видел там и страх, и благоговение, и облегчение.
Фарланы – суеверный народ, и даже в сердцах самых ярых врагов кранна жили легенды о короле Арине Бвре. Правда, время зачастую творит чудеса. Боги наказали Арина Бвра, приговорили к пребыванию в Генне, но своей отвагой и умом он завоевал особое место в народном фольклоре. Его никогда не любили, но считали слишком ярким человеком, чтобы презирать. И вот теперь люди снова столкнулись с этим противоречием, и оно никому не нравилось.
– Что для них делается? – невнятно буркнул Изак.
– Милорд?
– Мы даем им одежду? Еду? Сейчас же зима, Ларат вас забери! Неужели о них никак не позаботились? Они что, должны просто умирать в ожидании, пока мы сумеем вернуть их дома?
– Для них ничего не делается, милорд.
И снова голос генерала прозвучал совершенно бесстрастно. Изак готов был к отпору, к отповеди – хоть к какому-то доказательству, что генерал все-таки живой человек.
– А почему не делается?
– Главный распорядитель Лезарль дал нам четкие распоряжения, милорд. Мы не должны ничего делать, пока от вас не поступят приказы. Ваши люди должны любить ваше правление и бояться вашей силы.
Не замечая изумленного взгляда Изака, генерал громовым голосом окликнул полковника дворцовой гвардии:
– Господин Серс, милорд желает, чтобы мы раздали еду его подданным!
Изак онемел от ярости.
Рыцарь послушно поклонился и скомандовал лейтенанту выполнять приказ. И сразу чудесным образом появились повозки с продуктами, а рядом с ними ехал целый отряд воинов, которые раздавали припасы всем желающим.
Изак никак не мог прийти в себя. Снова его обошли, снова им манипулировали. Он сжал рукой в металлической перчатке эфес меча. В нем кипел гнев – он снова оказался игрушкой в руках Лезарля!
– Милорд чем-то недоволен?
– Оставьте, Лах! Если вы или Лезарль думаете, что я стану терпеть ваши штучки… Я не убил вас на месте только потому, что вы понадобитесь мне в бою.
– Понимаю, милорд. Белоглазые не выносят подобного обращения.
– А вы знаете, каково быть мной? Вас тоже посещают сны? Боги играют вами, словно куклой? Лезарль позволяет себе вольничать с вами?
– Мы все – куклы богов, милорд. Единственная разница между вами и прочими – это то, что боги замечают, что с вами происходит, тогда как на остальных просто не обращают внимания.
Изак почувствовал угрызения совести, когда генерал невольно прикоснулся к своей покрытой шрамами шее. Неровный рубец начинался сразу за ухом и скрывался под кольчугой Лаха.
Изак не смог найти правильных слов и снова погрузился в задумчивость, пытаясь угадать, что ему самому уготовили боги, – то был извечный вопрос. Став избранником, Изак чувствовал себя еще менее свободным, чем тогда, когда им командовал отец. Ему было противно ощущать себя пешкой в чужой игре, он ненавидел свое теперешнее положение даже больше, чем положение мальчика на побегушках у собственного отца.
Доспехи были ему в самый раз, зато все остальное безмерно раздражало.
Изаку очень хотелось стряхнуть такое настроение, и он ударил себя по нагрудной пластине. Интересная штука – Сюленты. Форма этих доспехов была совершенна, ничего подобного в Ланде больше не существовало. Проводя пальцами по идеально гладкой поверхности, Изак чувствовал магические руны, которые Арин Бвр вплавил в серебро; каждая руна несла заклятие. Изак предполагал, что их должно быть не меньше сотни.
А ведь ныне существует не более дюжины доспехов, в которых есть хотя бы двадцать рун. Лезарль говорил, что стоит свистнуть – и примчатся люди, желающие посвятить всю свою жизнь изучению Сюлентов, а если свистнуть еще раз, их прибежит в два раза больше.
Сказания сделали последнего короля благородным и справедливым, несмотря на затеянную им отвратительную войну. Боги любили его больше всех прочих смертных, хотя Бвр и был всего лишь их слугой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
День все тянулся, промозглый и тоскливый. Пажи, герольды и квартирмейстеры беспрестанно подбегали к генералу Лаху, но сообщения, видимо, не интересовали и не удивляли его; генерал каждый раз отвечал точно и немногословно. В самом начале похода пажи помоложе обычно следовали некоторое время за генералом, не зная, отпустил он их или нет. Когда же он оглядывался и приказывал уходить, пажи бледнели и уносились прочь.
Везна засыпал генерала вопросами, выясняя мельчайшие детали, и все ради того, чтобы подольше побыть рядом с Изаком.
Удивительно, но Изака это не раздражало: слушать красивый голос Везны было куда приятнее, чем чавканье копыт по грязи. Юноша лениво подумал, что для будущего Везны важнее всего, стремится ли граф добиться успехов в политике, стяжательстве или и в том и в другом сразу. Этой мысли хватило, чтобы разбудить в крайне мальчишку-погонщика – он презрительно сплюнул, открыл глаза и хмуро посмотрел на мокрые деревья вдоль дороги.
Приближался полдень, все больше людей появлялось на обочинах. Голодные, измученные, они с завистью смотрели на богатые одежды, здоровых лошадей, ярко расцвеченные знамена. На парадном марше колонна будет выглядеть еще более внушительно: свитские пока несли знамена, закинув их за спину, а рыцари – на шелковых лентах, закрепленных на плечах, шлемах, локтях и на спине. Когда войско будет следовать парадным маршем, все эти знамена станут развеваться непрерывным великолепным потоком.
Но уже и сейчас войско производило большое впечатление на местных: крестьяне, тащившие тележки со своим скарбом, взирали на все это великолепие, затаив дыхание. На их лицах Изак видел негодование и облегчение: вид армии уменьшал страх перед врагом, зато показывал, какая огромная пропасть отделяет грязных, валившихся с ног от усталости крестьян от аристократов. Тяжкий труд в полях не шел ни в какое сравнение с яркой жизнью рыцаря. Большинство благородных господ проезжали мимо, даже не замечая крестьян.
– Почему эти люди здесь собрались? – спросил кранн.
– Беженцы, милорд. Крестьяне покидают земли вокруг Ломина. Они прекрасно знают, что такое попасть в лапы к врагу.
Генерал почти сочувствовал этим покорным, голодным беднягам, которым пришлось сойти с дороги, чтобы пропустить конников. Почти. На самом деле крестьяне ничего не значили для белоглазого, как, впрочем, ничего не значили для него и все остальные, мелькавшие по обочинам его пустой жизни.
Изак наблюдал за беженцами и чувствовал, как меняется их настроение по мере того, как местных становится все больше.
Кранн увидел, что впереди группы людей превращаются в толпы, и заерзал в седле. Скорее всего, его осуждали здесь за то, что он так поздно пришел на помощь. Но, глядя людям в глаза, он видел там и страх, и благоговение, и облегчение.
Фарланы – суеверный народ, и даже в сердцах самых ярых врагов кранна жили легенды о короле Арине Бвре. Правда, время зачастую творит чудеса. Боги наказали Арина Бвра, приговорили к пребыванию в Генне, но своей отвагой и умом он завоевал особое место в народном фольклоре. Его никогда не любили, но считали слишком ярким человеком, чтобы презирать. И вот теперь люди снова столкнулись с этим противоречием, и оно никому не нравилось.
– Что для них делается? – невнятно буркнул Изак.
– Милорд?
– Мы даем им одежду? Еду? Сейчас же зима, Ларат вас забери! Неужели о них никак не позаботились? Они что, должны просто умирать в ожидании, пока мы сумеем вернуть их дома?
– Для них ничего не делается, милорд.
И снова голос генерала прозвучал совершенно бесстрастно. Изак готов был к отпору, к отповеди – хоть к какому-то доказательству, что генерал все-таки живой человек.
– А почему не делается?
– Главный распорядитель Лезарль дал нам четкие распоряжения, милорд. Мы не должны ничего делать, пока от вас не поступят приказы. Ваши люди должны любить ваше правление и бояться вашей силы.
Не замечая изумленного взгляда Изака, генерал громовым голосом окликнул полковника дворцовой гвардии:
– Господин Серс, милорд желает, чтобы мы раздали еду его подданным!
Изак онемел от ярости.
Рыцарь послушно поклонился и скомандовал лейтенанту выполнять приказ. И сразу чудесным образом появились повозки с продуктами, а рядом с ними ехал целый отряд воинов, которые раздавали припасы всем желающим.
Изак никак не мог прийти в себя. Снова его обошли, снова им манипулировали. Он сжал рукой в металлической перчатке эфес меча. В нем кипел гнев – он снова оказался игрушкой в руках Лезарля!
– Милорд чем-то недоволен?
– Оставьте, Лах! Если вы или Лезарль думаете, что я стану терпеть ваши штучки… Я не убил вас на месте только потому, что вы понадобитесь мне в бою.
– Понимаю, милорд. Белоглазые не выносят подобного обращения.
– А вы знаете, каково быть мной? Вас тоже посещают сны? Боги играют вами, словно куклой? Лезарль позволяет себе вольничать с вами?
– Мы все – куклы богов, милорд. Единственная разница между вами и прочими – это то, что боги замечают, что с вами происходит, тогда как на остальных просто не обращают внимания.
Изак почувствовал угрызения совести, когда генерал невольно прикоснулся к своей покрытой шрамами шее. Неровный рубец начинался сразу за ухом и скрывался под кольчугой Лаха.
Изак не смог найти правильных слов и снова погрузился в задумчивость, пытаясь угадать, что ему самому уготовили боги, – то был извечный вопрос. Став избранником, Изак чувствовал себя еще менее свободным, чем тогда, когда им командовал отец. Ему было противно ощущать себя пешкой в чужой игре, он ненавидел свое теперешнее положение даже больше, чем положение мальчика на побегушках у собственного отца.
Доспехи были ему в самый раз, зато все остальное безмерно раздражало.
Изаку очень хотелось стряхнуть такое настроение, и он ударил себя по нагрудной пластине. Интересная штука – Сюленты. Форма этих доспехов была совершенна, ничего подобного в Ланде больше не существовало. Проводя пальцами по идеально гладкой поверхности, Изак чувствовал магические руны, которые Арин Бвр вплавил в серебро; каждая руна несла заклятие. Изак предполагал, что их должно быть не меньше сотни.
А ведь ныне существует не более дюжины доспехов, в которых есть хотя бы двадцать рун. Лезарль говорил, что стоит свистнуть – и примчатся люди, желающие посвятить всю свою жизнь изучению Сюлентов, а если свистнуть еще раз, их прибежит в два раза больше.
Сказания сделали последнего короля благородным и справедливым, несмотря на затеянную им отвратительную войну. Боги любили его больше всех прочих смертных, хотя Бвр и был всего лишь их слугой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143