— выдохнул я, исполненный какого-то благоговения. Их, должно быть, тысячи!
Старушка взглянула на меня без особого интереса.
— Каждый год расцветают. Лайэму все было мало. Можете срезать, какие хотите.
— Гм... — я прокашлялся. — Наверно, мне следует признаться, что я не из церкви...
Она взглянула на меня с тем же изумлением, в которое лишь недавно вогнала меня самого.
— Тогда зачем же вы попросили показать вам пионы?
— Я хотел с вами поговорить. Я боялся, что, когда вы услышите, о чем я хочу говорить, вы просто уйдете в дом и захлопнете дверь.
— Молодой человек! — строго сказала она. — Я ничего не покупаю. Я не жертвую на благотворительность. Я не люблю политиков. Что вам надо?
— Я хочу знать, — медленно ответил я, — что за бумаги украл у вас Крис Норвуд.
Она открыла рот. Дикие глаза обшарили мое лицо, словно большие водянистые прожектора. Хрупкая фигурка содрогнулась от сильного, хотя и непонятного чувства.
— Пожалуйста, не беспокойтесь! — поспешно сказал я. — Я не причиню вам вреда. Вам нечего бояться.
— Я не боюсь. Я просто ужасно зла.
— Ведь у вас действительно были бумаги, а Крис Норвуд их украл?
— Бумаги Лайэма! Да.
— И вы ездили в «Кухню богов», чтобы пожаловаться на него?
— Полиция ничего не сделала. Абсолютно ничего! Тогда я поехала в «Кухню богов», чтобы заставить этого подонка отдать их обратно. А мне сказали, что его нет. Они мне солгали! Я это знаю!
Старушка была в страшном гневе, но я-то здесь был ни при чем. Поэтому спокойно сказал:
— Извините, не могли бы мы присесть и... — Я огляделся, ища что-нибудь вроде садовой скамейки, но не увидел ничего похожего. — Я вовсе не хотел вас расстраивать. Возможно, я даже мог бы вам помочь.
— Я вас не знаю. Это небезопасно.
Еще несколько томительных мгновений она смотрела на меня все тем же пронзительным взором, потом повернулась и пошла обратно по тропинке, по которой мы пришли сюда. Я неохотно последовал за ней, сознавая, что все получилось ужасно неловко, но начисто не зная, что делать. «Все пропало, — думал я. — Сейчас она скроется за кустом сирени и захлопнет дверь у меня перед носом».
Снова сквозь изгородь, мимо тачки с пеплом, мимо хрустальной гробницы оранжереи... Но, к моему изумлению, у боковой двери она остановилась и повернула ручку. Я вздохнул с облегчением.
— Сюда, — сказала она, входя в дом. — Проходите. Пожалуй, вам можно доверять. Вы выглядите порядочным человеком. Я все-таки рискну.
В доме было темно и пахло запустением. Мы шли по узкому коридору. Она не слышно двигалась впереди в своих шлепанцах, легкая, как воробушек.
— Если пожилая женщина живет одна, — сказала она, — ей не следует впускать в свой дом людей, которых она не знает.
Поскольку адресовалось это в пустоту, похоже было, что наставление обращено к ней самой. Мы прошли мимо нескольких закрытых дверей, выкрашенных темной краской, и наконец коридор вывел нас в зал, освещенный светом, проникавшим в высокие окна с узорчатыми цветными стеклами.
— Эпохи Эдуарда, — сказала она, проследив мой взгляд. — Сюда.
Я последовал за ней в просторную комнату. Вычурный эркер смотрел в великолепный сад. Внутри обстановка была не столь яркой: темно-синие бархатные шторы, цветные коврики поверх серебристо-серого большого ковра, диваны и кресла, обтянутые синим бархатом, — и десятки, десятки морских пейзажей. От пола до потолка. Раздувающиеся паруса. Четырехмачтовые корабли.
Бури, чайки, соленая пена.
— Это — Лайэма, — коротко сказала она, видя, как я повернулся к ним.
«Да, — подумал я мимоходом, — если Лайзму О'Рорке что-то нравилось, он любил, чтобы этого было много».
— Садитесь, — сказала она, указывая на кресло. — Расскажите, кто вы такой и зачем пришли.
Сама она подошла к дивану, на котором сидела до моего прихода, судя по книге и стакану на стоящем рядом столике, и легко присела на краешек, словно готовая взлететь.
Я рассказал о знакомстве Питера с Крисом Норвудом и сказал, что, возможно, Крис отдал бумаги ее мужа Питеру, чтобы тот составил компьютерные программы. Я сказал, что Питер сделал это и записал программы на пленку.
Она отмела сложные технические подробности и сразу взяла быка за рога.
— Вы хотите сказать, — спросила она, — что мои бумаги у вашего друга Питера?
И лицо ее осветилось надеждой.
— Боюсь, что нет. Я не знаю, где они теперь.
— Так спросите у своего друга!
— Он погиб в аварии.
— О-о! — Она воззрилась на меня, ужасно разочарованная.
— Но я знаю, где находятся кассеты, — продолжал я. — По крайней мере, я знаю, где есть копии с них. Если сведения, которые в них содержатся, принадлежат вам, я мог бы вам их вернуть.
Она вновь вспыхнула надеждой, смешанной с озадаченностью.
— Это было бы чудесно! Но эти кассеты, где бы они ни были, — вы их не привезли?
Я покачал головой.
— Я всего час назад узнал о вашем существовании. Мне про вас рассказала девушка по имени Кэрол. Она работает в «Кухне богов», в офисе.
— Ах, да! — миссис 0'Рорке смущенно пожала плечами. — Я на нее наорала... Но я была так зла! Они не хотели объяснить мне, где во всех этих цехах и складах можно найти Криса Норвуда. Я говорила, что глаза ему выцарапаю. Ирландский темперамент, знаете ли. Я стараюсь сдерживаться, но не всегда получается...
Я подумал, какое зрелище должно было предстать глазам девушек, и решил, что «навела шороху» — это еще мягко сказано.
— Беда в том, — медленно произнес я, — что за этими кассетами охотится кто-то еще.
Я пересказал ей смягченную версию визита вооруженных гостей. Она слушала, приоткрыв рот от напряженного внимания.
— Не знаю, кто они такие и откуда взялись, — закончил я. — И мне начинает казаться, что подобное невежество может оказаться опасным. Поэтому я решил попытаться разузнать, что происходит.
— А если узнаете, тогда что?
— Тогда я буду знать, чего не стоит делать. В смысле, я могу наделать глупостей, которые, возможно, будут иметь самые неприятные последствия, просто потому, что не знаю какой-то мелочи.
Она посмотрела на меня в упор, и на ее лице впервые проявилось что-то вроде улыбки.
— Ну, знаете ли, молодой человек! Вы желаете всего-то навсего открыть тайну, которая оставалась таковой для homo sapiens с первого дня творения.
Я был ошарашен даже не столько самой мыслью, сколько словами, какими она ее выразила. Старушка же, словно почувствовав мое изумление, сухо заметила:
— Вы знаете, с возрастом не глупеют. Если человек смолоду был дураком, может случиться, что он и к старости не поумнеет. Но если вы в молодости были умны, отчего бы уму вдруг пропасть?
— Я вас недооценил, — медленно произнес я.
— Не вы первый, не вы последний, — равнодушно ответила она. — Я смотрюсь в зеркало. И вижу старческое лицо. Морщины. Желтая кожа. А общество нынче устроено так, что, увидев такое лицо, вам немедленно наклеивают соответствующий ярлык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Старушка взглянула на меня без особого интереса.
— Каждый год расцветают. Лайэму все было мало. Можете срезать, какие хотите.
— Гм... — я прокашлялся. — Наверно, мне следует признаться, что я не из церкви...
Она взглянула на меня с тем же изумлением, в которое лишь недавно вогнала меня самого.
— Тогда зачем же вы попросили показать вам пионы?
— Я хотел с вами поговорить. Я боялся, что, когда вы услышите, о чем я хочу говорить, вы просто уйдете в дом и захлопнете дверь.
— Молодой человек! — строго сказала она. — Я ничего не покупаю. Я не жертвую на благотворительность. Я не люблю политиков. Что вам надо?
— Я хочу знать, — медленно ответил я, — что за бумаги украл у вас Крис Норвуд.
Она открыла рот. Дикие глаза обшарили мое лицо, словно большие водянистые прожектора. Хрупкая фигурка содрогнулась от сильного, хотя и непонятного чувства.
— Пожалуйста, не беспокойтесь! — поспешно сказал я. — Я не причиню вам вреда. Вам нечего бояться.
— Я не боюсь. Я просто ужасно зла.
— Ведь у вас действительно были бумаги, а Крис Норвуд их украл?
— Бумаги Лайэма! Да.
— И вы ездили в «Кухню богов», чтобы пожаловаться на него?
— Полиция ничего не сделала. Абсолютно ничего! Тогда я поехала в «Кухню богов», чтобы заставить этого подонка отдать их обратно. А мне сказали, что его нет. Они мне солгали! Я это знаю!
Старушка была в страшном гневе, но я-то здесь был ни при чем. Поэтому спокойно сказал:
— Извините, не могли бы мы присесть и... — Я огляделся, ища что-нибудь вроде садовой скамейки, но не увидел ничего похожего. — Я вовсе не хотел вас расстраивать. Возможно, я даже мог бы вам помочь.
— Я вас не знаю. Это небезопасно.
Еще несколько томительных мгновений она смотрела на меня все тем же пронзительным взором, потом повернулась и пошла обратно по тропинке, по которой мы пришли сюда. Я неохотно последовал за ней, сознавая, что все получилось ужасно неловко, но начисто не зная, что делать. «Все пропало, — думал я. — Сейчас она скроется за кустом сирени и захлопнет дверь у меня перед носом».
Снова сквозь изгородь, мимо тачки с пеплом, мимо хрустальной гробницы оранжереи... Но, к моему изумлению, у боковой двери она остановилась и повернула ручку. Я вздохнул с облегчением.
— Сюда, — сказала она, входя в дом. — Проходите. Пожалуй, вам можно доверять. Вы выглядите порядочным человеком. Я все-таки рискну.
В доме было темно и пахло запустением. Мы шли по узкому коридору. Она не слышно двигалась впереди в своих шлепанцах, легкая, как воробушек.
— Если пожилая женщина живет одна, — сказала она, — ей не следует впускать в свой дом людей, которых она не знает.
Поскольку адресовалось это в пустоту, похоже было, что наставление обращено к ней самой. Мы прошли мимо нескольких закрытых дверей, выкрашенных темной краской, и наконец коридор вывел нас в зал, освещенный светом, проникавшим в высокие окна с узорчатыми цветными стеклами.
— Эпохи Эдуарда, — сказала она, проследив мой взгляд. — Сюда.
Я последовал за ней в просторную комнату. Вычурный эркер смотрел в великолепный сад. Внутри обстановка была не столь яркой: темно-синие бархатные шторы, цветные коврики поверх серебристо-серого большого ковра, диваны и кресла, обтянутые синим бархатом, — и десятки, десятки морских пейзажей. От пола до потолка. Раздувающиеся паруса. Четырехмачтовые корабли.
Бури, чайки, соленая пена.
— Это — Лайэма, — коротко сказала она, видя, как я повернулся к ним.
«Да, — подумал я мимоходом, — если Лайзму О'Рорке что-то нравилось, он любил, чтобы этого было много».
— Садитесь, — сказала она, указывая на кресло. — Расскажите, кто вы такой и зачем пришли.
Сама она подошла к дивану, на котором сидела до моего прихода, судя по книге и стакану на стоящем рядом столике, и легко присела на краешек, словно готовая взлететь.
Я рассказал о знакомстве Питера с Крисом Норвудом и сказал, что, возможно, Крис отдал бумаги ее мужа Питеру, чтобы тот составил компьютерные программы. Я сказал, что Питер сделал это и записал программы на пленку.
Она отмела сложные технические подробности и сразу взяла быка за рога.
— Вы хотите сказать, — спросила она, — что мои бумаги у вашего друга Питера?
И лицо ее осветилось надеждой.
— Боюсь, что нет. Я не знаю, где они теперь.
— Так спросите у своего друга!
— Он погиб в аварии.
— О-о! — Она воззрилась на меня, ужасно разочарованная.
— Но я знаю, где находятся кассеты, — продолжал я. — По крайней мере, я знаю, где есть копии с них. Если сведения, которые в них содержатся, принадлежат вам, я мог бы вам их вернуть.
Она вновь вспыхнула надеждой, смешанной с озадаченностью.
— Это было бы чудесно! Но эти кассеты, где бы они ни были, — вы их не привезли?
Я покачал головой.
— Я всего час назад узнал о вашем существовании. Мне про вас рассказала девушка по имени Кэрол. Она работает в «Кухне богов», в офисе.
— Ах, да! — миссис 0'Рорке смущенно пожала плечами. — Я на нее наорала... Но я была так зла! Они не хотели объяснить мне, где во всех этих цехах и складах можно найти Криса Норвуда. Я говорила, что глаза ему выцарапаю. Ирландский темперамент, знаете ли. Я стараюсь сдерживаться, но не всегда получается...
Я подумал, какое зрелище должно было предстать глазам девушек, и решил, что «навела шороху» — это еще мягко сказано.
— Беда в том, — медленно произнес я, — что за этими кассетами охотится кто-то еще.
Я пересказал ей смягченную версию визита вооруженных гостей. Она слушала, приоткрыв рот от напряженного внимания.
— Не знаю, кто они такие и откуда взялись, — закончил я. — И мне начинает казаться, что подобное невежество может оказаться опасным. Поэтому я решил попытаться разузнать, что происходит.
— А если узнаете, тогда что?
— Тогда я буду знать, чего не стоит делать. В смысле, я могу наделать глупостей, которые, возможно, будут иметь самые неприятные последствия, просто потому, что не знаю какой-то мелочи.
Она посмотрела на меня в упор, и на ее лице впервые проявилось что-то вроде улыбки.
— Ну, знаете ли, молодой человек! Вы желаете всего-то навсего открыть тайну, которая оставалась таковой для homo sapiens с первого дня творения.
Я был ошарашен даже не столько самой мыслью, сколько словами, какими она ее выразила. Старушка же, словно почувствовав мое изумление, сухо заметила:
— Вы знаете, с возрастом не глупеют. Если человек смолоду был дураком, может случиться, что он и к старости не поумнеет. Но если вы в молодости были умны, отчего бы уму вдруг пропасть?
— Я вас недооценил, — медленно произнес я.
— Не вы первый, не вы последний, — равнодушно ответила она. — Я смотрюсь в зеркало. И вижу старческое лицо. Морщины. Желтая кожа. А общество нынче устроено так, что, увидев такое лицо, вам немедленно наклеивают соответствующий ярлык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75