Он просунул в щель обе руки, и яростно рванул доски. Я увидел, что он успел изодрать себе руки в кровь.
— Я вас сейчас выпущу, — сказал я. — Так что поберегите силы.
— Я до тебя доберусь! — прорычал он. Ишь ты, какой упорный!
— Да, конечно, — сказал я. — А теперь слушайте. Вам это должно быть интересно.
Он ждал. Глаза его полыхали яростью из темноты.
— Вы считаете, что мой брат надул вас с какими-то компьютерными программами, — сказал я. — Ну, начнем с того, что они не ваши, но это мы обсуждать не будем. Сейчас у меня есть эти программы. Они здесь, в доме.
Мне понадобилось довольно много времени, чтобы их достать, потому я и продержал вас так долго в этом чулане. Я вам отдам эти программы. Вы меня слушаете?
Он ничего не ответил, но видно было, что слушает он очень внимательно.
— Вы четырнадцать лет думали о том состоянии, которое вы потеряли. Я его вам возвращаю. Четырнадцать лет вы клялись убить моего брата. Он умер.
Вы пришли сюда с насилием — за это вас могут снова посадить в тюрьму. Я не хочу доносить на вас. Я верну вам программы и свободу, а вы за это должны убраться отсюда и навсегда оставить меня в покое.
Он исподлобья смотрел на меня сквозь щель. Выражение его лица особо не изменилось. Во всяком случае, радости он не выказывал. Я сказал:
— Возможно, вы столько лет мечтали о мести, что теперь просто не можете без этого жить. Вам будет не хватать цели в жизни. — Я пожал плечами.
— Но если я дам вам свободу и это сокровище, к которому вы так стремитесь, я потребую взамен, чтобы все, что произошло между нами, было забыто. Это понятно?
Я сделал паузу. Он по-прежнему молчал.
— Если вас мое предложение устраивает, — продолжал я, — можете выбросить сюда нож, который вы вытащили из щеколды, а я отдам вам три кассеты и ключи от машины. Машина стоит там, где вы ее бросили.
Молчание.
— Ну, а если вы не согласны, так я позвоню в полицию, чтобы они приехали и забрали вас. Я расскажу им, что вы сломали руку моей подруге.
— Они и тебя заберут за то, что ты меня тут держал!
— Возможно. Но в таком случае вы этих кассет не получите никогда.
Никогда! Понятно? Я немедленно их уничтожу.
Он отошел от двери, но через некоторое время появился снова.
— Ты меня надуешь, — сказал он. — Как твой братец.
Я покачал головой.
— Дело того не стоит. Я просто хочу, чтобы вы убрались из моей жизни раз и навсегда.
Он яростно дернул небритым подбородком. При желании этот жест можно было истолковать как согласие.
— Ладно, — сказал он. — Давай их сюда.
Я кивнул. Повернулся к нему спиной. Вышел в гостиную и отобрал по одному экземпляру каждой кассеты, а три запасные сунул в комод. Когда я вернулся, Анджело по-прежнему стоял у двери, все такой же настороженный и подозрительный.
— Вот кассеты, — я показал ему кассеты. — Вот ключи от машины. Где нож?
Он поднял руку и показал мне его: столовый нож, не слишком острый, но все-таки достаточно опасный, чтобы с ним не считаться.
Я положил кассеты на подносик и протянул ему. Он просунул руку в дыру и схватил их.
— Теперь нож, — сказал я.
Он бросил его на поднос. Я взял его и бросил на его место ключи.
— Хорошо, — сказал я. — Теперь спуститесь вниз. Я сейчас разберу баррикаду. Вы сможете выйти отсюда и уйти. А если вы собираетесь наброситься на меня, не забывайте о том, что вас отпустили на поруки.
Он угрюмо кивнул.
— У вас сохранился тот компьютер, который вы купили четырнадцать лет назад?
— Папаша его раздолбал. Когда меня посадили. От злости.
Яблочко от яблони...
— Программы написаны все на том же языке, — сказал я. — «Бейсик» для «Грэнтли». Сам язык здесь, на первой стороне. Он вам понадобится.
Он только оскалился. Нет, на него ничем не угодишь! Это ниже его достоинства!
— Спускайтесь вниз, — сказал я. — Я сейчас открою дверь.
Он исчез из импровизированного окна. Я вытащил спасительные доски, отодвинул стол и стулья и встал за ними так, чтобы ему было не дотянуться.
— Выходите! — сказал я. — Откройте щеколду и ступайте на все четыре стороны.
Он поспешно выскочил наружу. В одной окровавленной руке он сжимал кассеты, в другой ключи. Коротко глянул на меня — я заметил, что в его взгляде уже не было прежней угрозы, — и бросился к двери. Я последовал за ним и смотрел, как он быстро, почти бегом идет к дороге и как, свернув на проселок, рысью мчится к тому месту, где оставил машину. Вскоре он уехал на такой бешеной скорости, словно боялся, что я каким-то образом сумею его задержать; но я на самом деле хотел только одного: избавиться от него раз и навсегда.
В пустом чулане воняло, как в зверином логове. Я мельком заглянул туда и решил, что тут придется поработать совковой лопатой, шлангом, щеткой и хлоркой. Пока я собирал все это хозяйство, пришли из паба Банан и Касси.
— Мы видели, как ты приехал и как он уехал, — сказала она. — Я хотела пойти сюда, но Банан сказал, что это может тебе помешать.
— Банан был прав. — Я громко чмокнул ее в губы, отчасти от любви, отчасти от отпустившего напряжения. — Анджело терпеть не может терять лицо.
— Ты ему отдал кассеты? — спросила Касси. — Ага.
— Пусть подавится!
Я улыбнулся.
— Нет, не подавится! По-моему, Тед Питтс теперь миллионер.
— В самом деле? — Она вскинула брови. — Тогда почему бы нам?..
— Это требует времени и сил. Тед Питтс живет у лондонского конца магистрали М-1, в полумиле от главной артерии страны. И я так понимаю, что он непрерывно мотается по этой магистрали на север, обходит там брокерские конторы и потихоньку собирает свой мед, как трудолюбивая пчелка. Вот вчера, если верить его жене, он ездил куда-то в Манчестер. И каждый день — в другой город, чтобы его не запомнили.
— А какая разница? — спросил Банан. Я объяснил ему, что бывает с теми, кто постоянно выигрывает.
— Готов поручиться, что ни один букмекер не знает Теда Питтса в лицо.
— Да, — задумчиво сказал Банан, — если бы этим занялся ты, тебя бы сразу признали.
Я покачал головой.
— Только если делать ставки прямо на скачках. А если зайти в букмекерскую контору где-нибудь в большом городе, там я буду просто обычным лохом.
Они оба выжидательно уставились на меня.
— Ага, — сказал я. — Всю жизнь мечтал посвятить себя этому занятию.
— Зато какие деньги! — сказал Банан.
— И никаких налогов, — сказала Касси. Я подумал о великолепном доме Теда Питтса и о том, что у меня самого никогда не было дома. Подумал о том, как он бродит по склонам Швейцарских Альп, отдыхает душой, скитается, но всегда возвращается домой. Подумал о том, что моей жизни явно не хватает упорядоченности, и о том, что я всю жизнь терпеть не мог, когда меня что-то связывало. Подумал о том, сколько радости доставили мне эти последние месяцы: принятие решений, управление делами, — и о том, что я все время помнил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75