Негодница. Тревора, без всяких натяжек, едва ли можно причислить к скучным надоедам.
— Продолжайте, — сказала она. — Почему?
— Безопасность. Стабильная работа. Хороший заработок. Обычные стимулы.
Она скривила губы.
— Вы лжете.
— Почему вы так решили? — Люди, которые просто так рискуют свернуть себе шею на скачках с препятствиями, не бывают помешаны на безопасности, стабильной работе и деньгах.
— Тогда из-за мамы, — небрежно уронил я.
— Она хотела, чтобы вы выбрали эту профессию?
— Нет. — Я заколебался. Я никогда и никому не рассказывал, почему вырос одержимый пламенным рвением, таким же сильным, как истинное призвание. Джосси ждала с насмешливым вниманием.
— У нее был паршивый бухгалтер, — сказал я. — Я обещал ей, что сам займусь нашими делами, когда вырасту. В сущности, все довольно банально.
— Вы так и сделали?
— Нет. Она умерла.
— Душещипательная история.
— Да, я предупреждал. Абсолютно банальная.
Она помешала фрукты соломинкой, иронии в ней немного поубавилось.
— Боитесь, что буду смеяться над вами.
— Уверен, — сказал я.
— Так испытайте меня.
— Ну... она была не очень практичной женщиной, моя мама. Отец погиб во время нелепого несчастного случая, и ей пришлось одной воспитывать меня.
Ей было около тридцати. Мне девять. — Я замолчал.
Джосси действительно не смеялась, поэтому я продолжал, сделав над собой усилие:
— Она арендовала дом почти у самой набережной в Райде и открыла в нем пансион — всего на ступеньку выше обычных меблированных комнат. Удобный, но без права подавать напитки, что-то в этом роде. Таким образом она могла находиться дома, когда я возвращался из школы или наступали каникулы.
— Мужественная женщина, — промолвила Джосси. — Продолжайте.
— Легко догадаться, что случилось дальше.
Джосси допила коктейль до дна бокала, издав чавкающий звук соломинкой.
— Конечно, — сказала она. — Ваша мама умела хорошо готовить и принять людей, и понятия не имела, как подсчитывать и назначать справедливую цену.
— Она также платила налоги с сумм, которые следовало отнести к расходам.
— А это много?
— Безумно.
— Продолжайте же, — поторопила она меня. — Вытянуто из вас что-нибудь труднее, чем искать грибы.
— Иногда я заставал ее в слезах. В основном она плакала зимой, когда совсем не было постояльцев. Десятилетнему ребенку очень больно видеть, как плачет мать. Наверное, мне хотелось защитить ее. Правда, сначала я думал, что она все еще оплакивает смерть отца. Потом я понял, что она плакала всегда после встреч с мистером Джонсом, своим бухгалтером. Я пытался убедить ее поделиться неприятностями, но она говорила, что я слишком мал.
Я снова замолчал. Джосси вздохнула с раздражением и сказала:
— Рассказывайте дальше.
— Я посоветовал ей отделаться от мистера Джонса и нанять кого-нибудь другого. Она ответила, что я ничего не понимаю. Я пообещал ей, что стану бухгалтером, когда вырасту, и приведу в порядок ее дела. — Я криво улыбнулся. — Когда мне исполнилось тринадцать лет, она однажды утром отправилась в Бутс и купила двести таблеток аспирина. Она размешала их в стакане воды и выпила. Я нашел ее, когда вернулся домой из школы. Она лежала на постели. И она оставила мне записку.
— Что она написала?
— Она написала: «Дорогой Ро. Прости. Люблю. Мама».
— Бедняжка. — Джосси заморгала. И не засмеялась.
— Она составила завещание, — продолжал я. — Простенькое завещание на обычном канцелярском бланке. Она завещала мне все. В сущности, ничего, кроме ее личных вещей. Я сохранил все бухгалтерские книги и банковские ведомости. В течение нескольких лет меня перебрасывали от одних дядюшек и тетушек к другим, но я сберег в целости и сохранности эти книги и позже попросил одного знакомого бухгалтера взглянуть на них. Он сказал мне, что, наверное, мистер Джонс думал, будто работает на налоговую комиссию, а не на своего клиента. Я сообщил своему знакомому, что собираюсь стать бухгалтером, и заставил показать конкретно, что мистер Джонс сделал не правильно.
Вот и все. Конец истории.
— И вы до сих пор убиваете мистера Джонса, чтобы осушить слезы матери? — насмешливый тон вернулся, но в смягченном варианте.
Я улыбнулся:
— Мне нравится бухгалтерское дело. Вероятно, я никогда бы о нем и не подумал, если бы не мистер Джонс.
— Благослови Бог негодяев.
— Он был сверхправедным. Самодовольный, напыщенный осел. Вокруг по-прежнему полно мистеров Джонсов, которые не указывают своим клиентам все законные способы избежать налогов.
— Что?
— Глупо платить налоги, когда это не нужно.
— Но это очевидно.
— Многие люди платят по невежеству или руководствуясь дурными советами.
Я заказал нам еще по бокалу и сказал Джосси, что теперь ее очередь раскрывать семейные тайны.
— Моя мама? — изумилась она. — Мне казалось, весь мир знает мою маму. Она плавает на каноэ вверх и вниз по Амазонке и выискивает древние племена. И шлет домой донесения в виде серьезных статей для заумных журналов; Мы с отцом не видели ее много лет. В январе мы получаем поздравительные рождественские телеграммы.
Меня осенила догадка.
— Кристабель Сэффрей Финч! Бесстрашная женщина-исследователь, штурмующая непроходимую сельву?
— Именно, — кивнула Джосси.
— Боже мой.
— Скорее черт возьми.
— Тревор никогда не говорил мне, — сказал я. — Впрочем, полагаю, он и не должен был.
Джосси усмехнулась.
— Тревор осуждает. Еще Тревор строго осуждает милые папины утешения.
Тети, как я привыкла их называть. Теперь я называю их Лида и Сэнди.
— Он очень осмотрителен. — Даже на ипподроме, где сплетни являются вторым основным занятием, я никогда не слышал о Лиде и Сэнди. Или о том, что Кристабель Сэффрей Финч, излюбленная героиня документальных фильмов об антропологии, была женой Уильяма.
— Сэнди — это его вечно больная секретарша, — пояснила Джорси, у нее постоянно то бронхит, то прострел, то аборт.
Я рассмеялся.
— А Лида?
Джосси скорчила гримаску, и неожиданно девушка показалась трогательно уязвимой под блестящими доспехами бравады.
— Лида впилась в него, точно ленточный червь. Терпеть ее не могу.
Поговорим лучше о еде. Я умираю от голода.
Мы изучили меню, сделали заказ, прикончили выпивку и отправились обедать в столовую, повидавшую не одно столетие: каменные стены, обнаженные дубовые балки, красный бархат и приглушенный свет.
Джосси ела так, словно проблемы полнеющих талий не существует вовсе, что явилось приятным разнообразием после одной привередливой особы, клевавшей как птичка, которую я водил в ресторан в последний раз.
— Мне повезло, — сказала она самодовольно, накладывая целую горку масла на картофель, запеченный в мундире.
Я подумал, что ей повезло не только с хорошим обменом веществ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66