Его глаза выглядели громадными на бледном исхудалом личике, а черные кудряшки развились и потускнели. Мне показалось, что из-за худобы он стал еще больше походить на мать, и когда я время от времени бросала на него взгляд, мне чудилось, что это Мери Говард я кормила и укрывала все эти дни и что это она сидит там на матрасе и гложет косточку своими мелкими острыми зубками.
Матти тоже побледнела, глаза у нее запали. Куда делись ее крутые бедра и румяные, словно яблоки, щеки. Все, что ей удавалось достать на кухне у своего дружка – а теперь у мятежников и самих с едой было плохо, – она приносила Дику и детям.
Весь день я провела в дремоте, перескакивая из одного кошмарного сна в другой; Дик, свернувшись калачиком словно собачонка, устроился у меня в ногах, а Матти, примостившись у окна, не отводила глаз от тумана, который после дождя принялся заволакивать все внизу, пряча в молочных клубах палатки и лошадей.
Только что пробило два часа, когда внезапно меня разбудил стук копыт. Матти, открыв окно, выглянула наружу. Десяток офицеров и кавалерийский эскорт проскакали под аркой и въехали во двор, сообщила она, их командир в темно-сером плаще восседал на огромном черном жеребце. Она тут же выскользнула из комнаты и побежала во внутренний двор, а вернувшись, рассказала, что лорд Робартс собственной персоной вышел из дома, чтобы принять гостей, и что затем все они прошествовали в столовую, где расположен штаб, а у дверей выставили часовых.
Несмотря на усталость и тупую боль в висках, я поняла, что противник собирается на последний совет и что на него приехал сам граф Эссекс. Сжав голову руками, чтобы хоть немного утихла боль, я позвала Матти и попросила:
– Пойди найди своего дружка на кухне. Делай что хочешь, но выведай у него, что они затевают.
Она кивнула, поджала губы, но перед тем как уйти, достала из каких-то своих запасов еще одну косточку для Дика, и с ее помощью заманила его, словно щенка, в каморку под контрфорсом.
Пробило три, четыре, а в пять, когда уже стемнело, – из-за тумана и дождя вечерело быстро, – я вновь услышала, как под аркой в сторону парка проскакал отряд. В половине шестого вернулась Матти. Я не стала спрашивать ее тогда, не спросила и позже, чем она занималась все эти часы. Матти сообщила мне, что ее друг ждет за дверью, чтобы переговорить со мной. Когда она зажгла свечу, – до ее прихода я лежала в темноте, – я, приподнявшись на локте, бросила на нее вопросительный взгляд, и она мотнула головой в сторону коридора.
– Если дать ему денег, – зашептала она, – он сделает все, что вы прикажете.
По моей просьбе она принесла мне кошелек, а затем, подойдя к двери, пригласила парня войти.
Он вошел и остановился, щурясь в полумраке комнаты, на губах у него застыла глуповатая улыбка, лицо, как и у нас, было осунувшимся и изможденным. Я кивком пригласила его подойти поближе. Украдкой бросив взгляд через плечо, он подошел, и я протянула ему золотой, который он тотчас же опустил в карман.
– Что ты можешь мне рассказать? – спросила я.
Он взглянул на Матти, она кивнула ему. Тогда, облизав пересохшие губы, он произнес:
– Это только слухи… но во дворе поговаривают, что сегодня ночью начнется отступление. – Он замолчал, вновь покосившись на дверь. – Как только стемнеет, пятьсот человек отправятся в сторону моря. Если вы прислушаетесь, то, наверняка, услышите их. Они пойдут к Придмуту и Пол-керрису, там их будут ждать лодки.
– Лошадей на лодки не погрузишь, – заметила я. – Что ваши генералы собираются делать с двухтысячной кавалерией?
Он покачал головой и вновь взглянул на Матти. Я дала ему еще один золотой.
– Конюх сэра Уильяма Бэлфура сказал мне, что, когда пехота уйдет, они попробуют прорвать ряды роялистов и вырваться из окружения. Только не знаю, правда ли это?
– А что будет с тобой и остальными поварами?
– Уйдем морем, вместе со всеми.
– А ты уверен? Послушай, какой ветер.
Мы все прислушались к шуму деревьев на заднем дворе, в окно по-прежнему колотил дождь.
– Могу рассказать, что вас ждет, – продолжала я. – Вы соберетесь все на берегу и будете стоять там на ледяном ветру под проливным дождем и ждать лодок, но они не придут. В такую штормовую погоду, когда огромные волны разбиваются о прибрежные скалы Придмута, им к берегу не причалить. Зато утром туда заявятся местные жители, вооруженные вилами. Корнуэльцы, когда им нечего есть, не самые приятные люди.
Парень молчал, затем вновь облизал пересохшие губы.
– Почему ты не дезертируешь? Уезжай сегодня же ночью. Я дам тебе записку к предводителю роялистов.
– И я ему о том же твержу, – вступила в разговор Матти. – Одно слово от вас сэру Ричарду, и он спокойно перейдет линию фронта.
Парень стоял, в сомнении переводя взгляд с меня на Матти, в глазах у него вновь загорелся жадный огонек. Я протянула ему третий золотой.
– Если ты через час будешь у роялистов и расскажешь все, что рассказал мне – о том, что конница ночью собирается прорваться сквозь их ряды, – они отсыпят тебе еще золотых, да и накормят до отвала в придачу.
Он почесал голову и опять взглянул на Матти.
– В худшем случае, – продолжала я, – тебя возьмут в плен, но, согласись, это все же лучше, чем если корнуэльцы выпустят тебе кишки.
Это его убедило.
– Я отправляюсь, давайте вашу записку.
Я быстро набросала Ричарду несколько слов, не совсем уверенная, что они до него дойдут – как я узнала позже, он действительно не получил моей записки, – и затем посоветовала парню пробираться перелесками в Фой, потом, под покровом ночи, на лодке доплыть до Бодинника, занятого роялистами, и предупредить о готовящемся прорыве конницы мятежников.
Скорее всего, эти сведения попадут в руки наших генералов слишком поздно, чтобы можно было предотвратить прорыв, но попытаться не мешало. Когда, подгоняемый Матти, он наконец ушел, я откинулась на подушки, прислушалась к тому, как стучит в мое окно дождь, и сквозь его шум до меня донесся издалека – с большой дороги, проходящей за парком, – мерный звук тяжелых солдатских шагов. Час проходил за часом, а он все не затихал – топ-топ, топ-топ – медленно тянулась ночь. По временам, перекрывая завывание ветра, тонко и чисто вскрикивал горн. Наступило утро, туманное, серое, дождливое, а они все шли и шли по дороге, промокшие, заляпанные грязью; сотни и сотни проходили разбитыми рядами через парк, направляясь в сторону моря.
К полудню в субботу от дисциплины не осталось и следа, а когда сквозь мчащиеся по небу облака выглянуло умытое дождем солнце, до нас из Лоствитила докатились первые глухие раскаты орудийных выстрелов – это наступала армия Ричарда. Забыв о голоде, мы собрались у окна, подставляя свои изможденные лица дождю, а мятежники все шли и шли через парк – унылая вереница людей, повозок, лошадей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Матти тоже побледнела, глаза у нее запали. Куда делись ее крутые бедра и румяные, словно яблоки, щеки. Все, что ей удавалось достать на кухне у своего дружка – а теперь у мятежников и самих с едой было плохо, – она приносила Дику и детям.
Весь день я провела в дремоте, перескакивая из одного кошмарного сна в другой; Дик, свернувшись калачиком словно собачонка, устроился у меня в ногах, а Матти, примостившись у окна, не отводила глаз от тумана, который после дождя принялся заволакивать все внизу, пряча в молочных клубах палатки и лошадей.
Только что пробило два часа, когда внезапно меня разбудил стук копыт. Матти, открыв окно, выглянула наружу. Десяток офицеров и кавалерийский эскорт проскакали под аркой и въехали во двор, сообщила она, их командир в темно-сером плаще восседал на огромном черном жеребце. Она тут же выскользнула из комнаты и побежала во внутренний двор, а вернувшись, рассказала, что лорд Робартс собственной персоной вышел из дома, чтобы принять гостей, и что затем все они прошествовали в столовую, где расположен штаб, а у дверей выставили часовых.
Несмотря на усталость и тупую боль в висках, я поняла, что противник собирается на последний совет и что на него приехал сам граф Эссекс. Сжав голову руками, чтобы хоть немного утихла боль, я позвала Матти и попросила:
– Пойди найди своего дружка на кухне. Делай что хочешь, но выведай у него, что они затевают.
Она кивнула, поджала губы, но перед тем как уйти, достала из каких-то своих запасов еще одну косточку для Дика, и с ее помощью заманила его, словно щенка, в каморку под контрфорсом.
Пробило три, четыре, а в пять, когда уже стемнело, – из-за тумана и дождя вечерело быстро, – я вновь услышала, как под аркой в сторону парка проскакал отряд. В половине шестого вернулась Матти. Я не стала спрашивать ее тогда, не спросила и позже, чем она занималась все эти часы. Матти сообщила мне, что ее друг ждет за дверью, чтобы переговорить со мной. Когда она зажгла свечу, – до ее прихода я лежала в темноте, – я, приподнявшись на локте, бросила на нее вопросительный взгляд, и она мотнула головой в сторону коридора.
– Если дать ему денег, – зашептала она, – он сделает все, что вы прикажете.
По моей просьбе она принесла мне кошелек, а затем, подойдя к двери, пригласила парня войти.
Он вошел и остановился, щурясь в полумраке комнаты, на губах у него застыла глуповатая улыбка, лицо, как и у нас, было осунувшимся и изможденным. Я кивком пригласила его подойти поближе. Украдкой бросив взгляд через плечо, он подошел, и я протянула ему золотой, который он тотчас же опустил в карман.
– Что ты можешь мне рассказать? – спросила я.
Он взглянул на Матти, она кивнула ему. Тогда, облизав пересохшие губы, он произнес:
– Это только слухи… но во дворе поговаривают, что сегодня ночью начнется отступление. – Он замолчал, вновь покосившись на дверь. – Как только стемнеет, пятьсот человек отправятся в сторону моря. Если вы прислушаетесь, то, наверняка, услышите их. Они пойдут к Придмуту и Пол-керрису, там их будут ждать лодки.
– Лошадей на лодки не погрузишь, – заметила я. – Что ваши генералы собираются делать с двухтысячной кавалерией?
Он покачал головой и вновь взглянул на Матти. Я дала ему еще один золотой.
– Конюх сэра Уильяма Бэлфура сказал мне, что, когда пехота уйдет, они попробуют прорвать ряды роялистов и вырваться из окружения. Только не знаю, правда ли это?
– А что будет с тобой и остальными поварами?
– Уйдем морем, вместе со всеми.
– А ты уверен? Послушай, какой ветер.
Мы все прислушались к шуму деревьев на заднем дворе, в окно по-прежнему колотил дождь.
– Могу рассказать, что вас ждет, – продолжала я. – Вы соберетесь все на берегу и будете стоять там на ледяном ветру под проливным дождем и ждать лодок, но они не придут. В такую штормовую погоду, когда огромные волны разбиваются о прибрежные скалы Придмута, им к берегу не причалить. Зато утром туда заявятся местные жители, вооруженные вилами. Корнуэльцы, когда им нечего есть, не самые приятные люди.
Парень молчал, затем вновь облизал пересохшие губы.
– Почему ты не дезертируешь? Уезжай сегодня же ночью. Я дам тебе записку к предводителю роялистов.
– И я ему о том же твержу, – вступила в разговор Матти. – Одно слово от вас сэру Ричарду, и он спокойно перейдет линию фронта.
Парень стоял, в сомнении переводя взгляд с меня на Матти, в глазах у него вновь загорелся жадный огонек. Я протянула ему третий золотой.
– Если ты через час будешь у роялистов и расскажешь все, что рассказал мне – о том, что конница ночью собирается прорваться сквозь их ряды, – они отсыпят тебе еще золотых, да и накормят до отвала в придачу.
Он почесал голову и опять взглянул на Матти.
– В худшем случае, – продолжала я, – тебя возьмут в плен, но, согласись, это все же лучше, чем если корнуэльцы выпустят тебе кишки.
Это его убедило.
– Я отправляюсь, давайте вашу записку.
Я быстро набросала Ричарду несколько слов, не совсем уверенная, что они до него дойдут – как я узнала позже, он действительно не получил моей записки, – и затем посоветовала парню пробираться перелесками в Фой, потом, под покровом ночи, на лодке доплыть до Бодинника, занятого роялистами, и предупредить о готовящемся прорыве конницы мятежников.
Скорее всего, эти сведения попадут в руки наших генералов слишком поздно, чтобы можно было предотвратить прорыв, но попытаться не мешало. Когда, подгоняемый Матти, он наконец ушел, я откинулась на подушки, прислушалась к тому, как стучит в мое окно дождь, и сквозь его шум до меня донесся издалека – с большой дороги, проходящей за парком, – мерный звук тяжелых солдатских шагов. Час проходил за часом, а он все не затихал – топ-топ, топ-топ – медленно тянулась ночь. По временам, перекрывая завывание ветра, тонко и чисто вскрикивал горн. Наступило утро, туманное, серое, дождливое, а они все шли и шли по дороге, промокшие, заляпанные грязью; сотни и сотни проходили разбитыми рядами через парк, направляясь в сторону моря.
К полудню в субботу от дисциплины не осталось и следа, а когда сквозь мчащиеся по небу облака выглянуло умытое дождем солнце, до нас из Лоствитила докатились первые глухие раскаты орудийных выстрелов – это наступала армия Ричарда. Забыв о голоде, мы собрались у окна, подставляя свои изможденные лица дождю, а мятежники все шли и шли через парк – унылая вереница людей, повозок, лошадей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105