Выяснив, кто он такой, омоновец нажал на дверной звонок и что-то тихо произнес, склонившись над узкой, как для газет, щелью. Поливодова впустили.
Девушка в короткой черной юбке проводила его в приемную и, мило улыбнувшись, попросила открыть кейс.
– Террористов боитесь?
– Нет, журналистов, – отшутилась девушка. Нажала кнопку клавиши селектора:
– Из газеты, Елизар Суренович.
В ответ послышалось кряхтение.
– Входите, можно, – пригласила девушка.
Кабинет – бывшая жилая комната – был меблирован двухтумбовым канцелярским столом, книжными стеллажами и несколькими стульями с темно-красной обивкой. Небогато, подумал Поливодов, принимают по десятому разряду. Хозяин кабинета – осанистый старик с лысым, породистым черепом, обрамленным темным пушком, с приятно пронизывающим прокурорским взглядом – сидел не за столом, а у окна, под открытой форточкой, в черном дерматиновом, тоже сугубо канцелярском креслице. Навстречу гостю не поднялся, но руку сидя протянул. Поливодов поспешно приблизился и уважительно ее пожал, ощутив сухой жар старческой ладони.
– Располагайся вон там, – Благовестов указал пальцем на стул. – А хочешь – там. Садись где удобнее, а я уж тут на холодке побуду. Водку будешь пить?
– Спасибо, рановато вроде.
– Надо же, – удивился Благовестов. – Сколько вашего брата перевидал, никто от дармовой выпивки не отказывался. Ты, может, стесняешься, Ника?
– У меня печень пошаливает… – Поливодов открыл кейс.
– Диктофончик нам ни к чему, – остановил его Благовестов. – Зачем нам диктофончик? Хочешь поговорить, давай без диктофончика.
Поливодов послушно захлопнул кейс. Старик настроен был недружелюбно, с первых же слов пытался подковырнуть, но это Нику не смутило. Важно не как встретят, а как проводят. Профессионально любезным, деловым тоном поделился своим замыслом провести на страницах газеты встречи с влиятельными, известными людьми. Политика, этика, экономика, общий взгляд на положение дел в стране. Читателю будет любопытно из первых рук узнать, какой опыт еще над ним произведут в ближайшем будущем. Предполагается искренний, доверительный разговор, как бы у домашнего камина, без всей этой набившей оскомину политической трескотни, от которой предостерегал еще вождь революции.
– И кто же у тебя в списочке? – спросил Благовестов.
– О-о, хотелось бы охватить круг пошире. Егор Гайдар, артист Ульянов, Аркадий Вольский, лидер центристов, может быть, удастся заинтересовать самого президента.
– Действительно, серьезная публика, но ты ведь немного лукавишь, да, Ника? Там у тебя еще Алеша Михайлов, по кличке Крест, Омар Кавторадзе, грузинский "папа", Сережа Антонов, ну и другие подельщики, верно?
Поливодов почувствовал себя так, будто его толкнули в спину и он очутился в ледяной проруби. Точность вопроса была сверхъестественной.
– Если даже так, какой в этом криминал?
– Да ты не тушуйся, что соврал. Все журналисты врут, вам за это платят. Важно, чтобы совсем не завраться. Вот тут может случиться и криминал.
Благовестов дернул шнурок над головой, и в комнату вбежала девушка-секретарша.
Через мгновение девушка, сверкая загорелыми коленками, подкатила столик на колесиках – водка, минеральная вода, кофейник, чашки. Попыталась и дальше ухаживать, ухватилась за графинчик, но Благовестов ее шуганул. Сам разлил по рюмкам, крякнул и выпил. Вопросительно смотрел на Поливодова. Ника к рюмке не прикоснулся. Его вдруг потянуло бежать куда глаза глядят. Дымок опасности, почти осязаемой, проник в ноздри терпким запахом французского лосьона.
– Теперь выкладывай правду, – потребовал Благовестов. – Чего надо от меня? Хочешь денег? Могу дать.
– Я чего-то не понимаю. Не желаете давать интервью, зачем согласились?
– Действительно не понимаешь, – усмехнулся Елизар Суренович, – и это очень плохо. Я не Ульянов и не Гайдар. Надумай я выступить в вашей вонючей газетенке, то, скорее всего, сначала купил бы ее вместе с твоим Иваном Ивановичем и с тобой. Товар недорогой.
– Почему вы так упорно стараетесь меня оскорбить?
Елизар Суренович сделал вид, что ему скучно и что у него зачесалась нога.
– Оскорбить газетчика? Это что-то новенькое. Разве такое возможно?.. Вот что, паренек, у меня очень мало времени. Говори, чего ищешь и кто на меня науськал?
Заодно назови цену. Тысячи зеленых хватит на новые штаны?
Ника Поливодов решил психануть. Вскочил на ноги, бледный, одухотворенный:
– Если бы не ваш возраст, милейший!..
Благовестов коротко хохотнул, как рыкнул:
– Ну-ка сядь, не трясись, тут тебе не дискотека. Хорошо, сам скажу, а ты послушай. Почуяли, крысы, что запахло паленым, новых хозяев ищете. Прежние уже не по нутру, демократики вы мои хрустальные. Поздно спохватился, Ника. Полгода назад я бы еще взял тебя на службу, сейчас своих борзописцев некуда девать. Вдобавок чересчур ты наглый и прыткий. Старина Грум сразу тебя раскусил. Но за наглость положено наказывать.
Загипнотизированный его отеческим взглядом, Ника промямлил:
– Да в чем же моя наглость, не пойму?
– Как в чем? Сунулся без вызова – это раз. Правды не сказал – два. И вообще весь какой-то ты изворотливый, скрытный. Водки даже не выпил со старичком. Нет, дорогой, все вместе тянет на высшую меру. Но мы не в суде, поэтому даю тебе две минуты для оправдания.
Страх Ники достиг высшей точки, голопузым детством вдруг потянуло из прошлого, и в ту же секунду он обрел присутствие духа.
– Куражиться изволите? Ох, какие мы всемогущие!
Но недалек день, когда и таких, как вы, размажут по стенке. На сей счет не заблуждайтесь, милейший.
– Пошел вон! – равнодушно бросил Благовестов, Он не дергал шнурок, никого не звал, но в комнате, как по гудку, возник омоновец, недавно дежуривший снаружи, бережно подхватил Поливодова под локоть и помог ему выбраться из помещения. Все происходило, как во сне. Девушка-секретарша болтала по телефону и не обратила на них внимания.
Ника поехал в редакцию и весь день провел как бы в полудреме. Ничто его не огорчало и не радовало. Суматошная редакционная канитель текла мимо. В его крохотный кабинетик то и дело заглядывали друзья и сослуживцы и выходили от него обескураженные. Общительный, всегда готовый поддержать шутку и посудачить о новостях, Ника, похоже, заболел или вложил деньги куда-нибудь не туда. Петро Захарчур, репортер из спортивного отдела, не смог расшевелить его даже известием о новых похождениях Марадоны и, соболезнуя, предложил слетать в магазин за лекарством.
– Не мучайся, старина, – сказал он. – Похмелье – еще не конец света. В нем главное – постепенность на выходе. Принимаешь стопочку "Смирновской", пару пива, а потом обязательно девочка. Хочешь, пришлю Кирку Погребельскую?
Ника немного встрепенулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Девушка в короткой черной юбке проводила его в приемную и, мило улыбнувшись, попросила открыть кейс.
– Террористов боитесь?
– Нет, журналистов, – отшутилась девушка. Нажала кнопку клавиши селектора:
– Из газеты, Елизар Суренович.
В ответ послышалось кряхтение.
– Входите, можно, – пригласила девушка.
Кабинет – бывшая жилая комната – был меблирован двухтумбовым канцелярским столом, книжными стеллажами и несколькими стульями с темно-красной обивкой. Небогато, подумал Поливодов, принимают по десятому разряду. Хозяин кабинета – осанистый старик с лысым, породистым черепом, обрамленным темным пушком, с приятно пронизывающим прокурорским взглядом – сидел не за столом, а у окна, под открытой форточкой, в черном дерматиновом, тоже сугубо канцелярском креслице. Навстречу гостю не поднялся, но руку сидя протянул. Поливодов поспешно приблизился и уважительно ее пожал, ощутив сухой жар старческой ладони.
– Располагайся вон там, – Благовестов указал пальцем на стул. – А хочешь – там. Садись где удобнее, а я уж тут на холодке побуду. Водку будешь пить?
– Спасибо, рановато вроде.
– Надо же, – удивился Благовестов. – Сколько вашего брата перевидал, никто от дармовой выпивки не отказывался. Ты, может, стесняешься, Ника?
– У меня печень пошаливает… – Поливодов открыл кейс.
– Диктофончик нам ни к чему, – остановил его Благовестов. – Зачем нам диктофончик? Хочешь поговорить, давай без диктофончика.
Поливодов послушно захлопнул кейс. Старик настроен был недружелюбно, с первых же слов пытался подковырнуть, но это Нику не смутило. Важно не как встретят, а как проводят. Профессионально любезным, деловым тоном поделился своим замыслом провести на страницах газеты встречи с влиятельными, известными людьми. Политика, этика, экономика, общий взгляд на положение дел в стране. Читателю будет любопытно из первых рук узнать, какой опыт еще над ним произведут в ближайшем будущем. Предполагается искренний, доверительный разговор, как бы у домашнего камина, без всей этой набившей оскомину политической трескотни, от которой предостерегал еще вождь революции.
– И кто же у тебя в списочке? – спросил Благовестов.
– О-о, хотелось бы охватить круг пошире. Егор Гайдар, артист Ульянов, Аркадий Вольский, лидер центристов, может быть, удастся заинтересовать самого президента.
– Действительно, серьезная публика, но ты ведь немного лукавишь, да, Ника? Там у тебя еще Алеша Михайлов, по кличке Крест, Омар Кавторадзе, грузинский "папа", Сережа Антонов, ну и другие подельщики, верно?
Поливодов почувствовал себя так, будто его толкнули в спину и он очутился в ледяной проруби. Точность вопроса была сверхъестественной.
– Если даже так, какой в этом криминал?
– Да ты не тушуйся, что соврал. Все журналисты врут, вам за это платят. Важно, чтобы совсем не завраться. Вот тут может случиться и криминал.
Благовестов дернул шнурок над головой, и в комнату вбежала девушка-секретарша.
Через мгновение девушка, сверкая загорелыми коленками, подкатила столик на колесиках – водка, минеральная вода, кофейник, чашки. Попыталась и дальше ухаживать, ухватилась за графинчик, но Благовестов ее шуганул. Сам разлил по рюмкам, крякнул и выпил. Вопросительно смотрел на Поливодова. Ника к рюмке не прикоснулся. Его вдруг потянуло бежать куда глаза глядят. Дымок опасности, почти осязаемой, проник в ноздри терпким запахом французского лосьона.
– Теперь выкладывай правду, – потребовал Благовестов. – Чего надо от меня? Хочешь денег? Могу дать.
– Я чего-то не понимаю. Не желаете давать интервью, зачем согласились?
– Действительно не понимаешь, – усмехнулся Елизар Суренович, – и это очень плохо. Я не Ульянов и не Гайдар. Надумай я выступить в вашей вонючей газетенке, то, скорее всего, сначала купил бы ее вместе с твоим Иваном Ивановичем и с тобой. Товар недорогой.
– Почему вы так упорно стараетесь меня оскорбить?
Елизар Суренович сделал вид, что ему скучно и что у него зачесалась нога.
– Оскорбить газетчика? Это что-то новенькое. Разве такое возможно?.. Вот что, паренек, у меня очень мало времени. Говори, чего ищешь и кто на меня науськал?
Заодно назови цену. Тысячи зеленых хватит на новые штаны?
Ника Поливодов решил психануть. Вскочил на ноги, бледный, одухотворенный:
– Если бы не ваш возраст, милейший!..
Благовестов коротко хохотнул, как рыкнул:
– Ну-ка сядь, не трясись, тут тебе не дискотека. Хорошо, сам скажу, а ты послушай. Почуяли, крысы, что запахло паленым, новых хозяев ищете. Прежние уже не по нутру, демократики вы мои хрустальные. Поздно спохватился, Ника. Полгода назад я бы еще взял тебя на службу, сейчас своих борзописцев некуда девать. Вдобавок чересчур ты наглый и прыткий. Старина Грум сразу тебя раскусил. Но за наглость положено наказывать.
Загипнотизированный его отеческим взглядом, Ника промямлил:
– Да в чем же моя наглость, не пойму?
– Как в чем? Сунулся без вызова – это раз. Правды не сказал – два. И вообще весь какой-то ты изворотливый, скрытный. Водки даже не выпил со старичком. Нет, дорогой, все вместе тянет на высшую меру. Но мы не в суде, поэтому даю тебе две минуты для оправдания.
Страх Ники достиг высшей точки, голопузым детством вдруг потянуло из прошлого, и в ту же секунду он обрел присутствие духа.
– Куражиться изволите? Ох, какие мы всемогущие!
Но недалек день, когда и таких, как вы, размажут по стенке. На сей счет не заблуждайтесь, милейший.
– Пошел вон! – равнодушно бросил Благовестов, Он не дергал шнурок, никого не звал, но в комнате, как по гудку, возник омоновец, недавно дежуривший снаружи, бережно подхватил Поливодова под локоть и помог ему выбраться из помещения. Все происходило, как во сне. Девушка-секретарша болтала по телефону и не обратила на них внимания.
Ника поехал в редакцию и весь день провел как бы в полудреме. Ничто его не огорчало и не радовало. Суматошная редакционная канитель текла мимо. В его крохотный кабинетик то и дело заглядывали друзья и сослуживцы и выходили от него обескураженные. Общительный, всегда готовый поддержать шутку и посудачить о новостях, Ника, похоже, заболел или вложил деньги куда-нибудь не туда. Петро Захарчур, репортер из спортивного отдела, не смог расшевелить его даже известием о новых похождениях Марадоны и, соболезнуя, предложил слетать в магазин за лекарством.
– Не мучайся, старина, – сказал он. – Похмелье – еще не конец света. В нем главное – постепенность на выходе. Принимаешь стопочку "Смирновской", пару пива, а потом обязательно девочка. Хочешь, пришлю Кирку Погребельскую?
Ника немного встрепенулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99