– этих ожиданий он не оправдал. Митя подвел командование, выдавшее ему путевку в жизнь. На предварительных сборах в местечке Комарове под Питером, тайком глотнув самогона, Митя вдруг расстрелял в упор собственного тренера, заподозрив его в неуважении то ли к нему лично, то ли к своей престарелой матушке, крестьянке Орловской губернии. Протрезвев в КПЗ, он ничего не помнил и искренне уверял следователя, что за всю жизнь мухи не обидел, а тем более не способен на такое страшное злодеяние, как убийство любимого наставника. После трехмесячного обследования, сначала в обыкновенной клинике, а впоследствии в институте им. Сербского, ему поставили редкий и сложный диагноз, который на простой язык можно было перевести так: неадекватная психопатическая реакция на спиртное. Иными словами, выпив чарку водки, Митя Кизяков мгновенно превращался в неукротимого дикаря. Через шесть лет его выпустили на волю, как выздоровевшего и отбывшего наказание, но предупредили, что если он хоть раз нарушит табу на алкоголь, то заберут в психушку уже навсегда.
Запрет на спиртное он принял беззаботно, но никак не мог смириться с тем, что его лишили оружия. Не имея никакой специальности, подрабатывая то тут, то там, лишь бы не околеть с голоду, все свободное время Митя околачивался в тирах, где прославился тем, что за многие годы ни разу не промахнулся по бегущим зайчикам и где ему давали стрелять при условии, что он не потребует никаких призов. В одном из тиров его как-то и отловили вербовщики Благовестова, и с этого момента началась его новая счастливая жизнь…
Услышав о гибели владыки, Костя Шмырь насупился, а Калач горько заплакал.
– Папа! Папочка дорогой! – пролепетал сквозь слезы.
– Какой я тебе папа, – не сдержал утреннего раздражения Иннокентий Львович. – Сколько раз повторять, не отец я тебе. Это нелепая, мерзкая сплетня.
– Он тоже был папа, родной, единственный, – безутешно всхлипывал Митя. – Замочили папочку, падлы!
– Молчать! – рявкнул Грум. – Да, убили папочку, не пожалели. Теперь твой сыновний долг – отомстить негодяям. – Грум повернулся к Косте Шмырю:
– С тобой что такое, Костя? Чего-то ты мне сегодня не нравишься.
– Да нет, ничего. Голова немного болит… Ну и кто же постарался?
– Не догадываешься? Его превосходительство Крест.
Пока мы с ним в бирюльки играли, он и подсуетился.
Костя Шмырь с удивлением отметил, что Грум вдруг начал как-то неуловимо подражать Благовестову – в манере говорить, в знакомом резком вскидывании подбородка и даже в интонации. Но выходило это у него не грозно, а забавно. "Нет, Кеша, – подумал Шмырь, – далеко тебе до Елизара. Замах не тот". Тут же он проклял и Любку с ее вечной ненасытностью, и вчерашнюю пьянку. Денек, видно, предстоял хлопотный, а мозги, скованные спиртом и недосыпом, проворачивались с натугой несмазанных мельничных жерновов.
– Главное, – сказал Иннокентий Львович, – не промедлить. Алешка теперь не остановится. Он в эйфории.
Или мы его немедленно урезоним, или – война. Живой он больше никому не нужен, это ты понимаешь?
– Приказывайте, – усмехнулся Шмырь. – Наше дело исполнять.
Зазвонил телефон, и пока Грум коротко что-то отвечал в трубку, Шмырь закурил, пытаясь табачком разогнать свинцовую одурь. Уже около года Михайлов при оказии подсылал к нему гонцов с соблазнительными предложениями, и прошлым месяцем он повидался с Мишкой Губиным и распил с ним чашу дружбы в коммерческом притоне на Моховой. Прямого разговора, разумеется, не было, но умный и культурный Губин обиняком намекнул, что ничто не вечно под луной и в случае возможных потрясений лично для него, для Шмыря, приготовлена Крестом козырная карта. Уважительно посидели, и Шмырь, не давая, естественно, никаких гарантий, принял-таки от Миши небольшой аванс, обыкновенный знак приязни – две штуки зелененьких.
Но он Губину не доверял и Креста не боялся, потому что нутром чуял – перед Елизаром они все щенки. Теперь положение иное: Елизара больше нет и его, Шмыря, судьба поставлена на кон. Сейчас промахнуться – потом не поправишь.
Грум повесил трубку:
– Алешка сорвался из дому. Твои-то за ним не уследили. Что предлагаешь, командир?
Костя Шмырь отбросил на время сомнения и начал рассуждать оперативно;
– Вернется обязательно по трассе… Можно поставить засаду. Возле его дома есть удобный поворот. Пока гуляет, можно и квартиру пощупать.
Калач перестал наконец хныкать, громко высморкался.
– Чего мне делать, папаня?
– . Грум взял стрелка за руку и вывел из кабинета. Передал горничной Марине, велев напоить чаем и не выпускать с кухни.
– У малыша нашего горе большое. Батяню у него шлепнули. Приласкай его, пожалуйста.
Многоопытная горничная с сомнением оглядела пухлого коротышку:
– Сперва его помыть бы надо..
– Это уж твои заботы.
Со Шмырем они еще с полчаса обсуждали в подробностях предстоящую операцию.
– Передай ребятам, – сказал Грум. – Кто отличится – десять кусков на рыло премиальных.
На эту пору Шмыря схватил колотун. Видя его бедственное состояние, хозяин собственноручно налил ему полстакана митаксы. Они оба сомневались в успехе.
– Еще вот что, – заметил Грум. – Если тебя какие-то потайные мысли будоражат, ты про них забудь.
Шмырь сделал вид, что не понял намека:
– При любом раскладе шуму много получится. Он ведь тоже настороже. Будем надеяться. Калач его на повороте снимет.
– Все, Костя, действуй. Не пей больше, прошу тебя, Справишься – озолочу. Не справишься – пеняй на себя.
Последним предупреждением Шмырь остался доволен. Он любил, когда без недомолвок…
Глава 23
Только прикемарил перед рассветом, старик потряс за плечо:
– Вставай, хлопче! Аида рыбу удить.
Губин собрался мигом. Ему было все равно, что делать, лишь бы не думать. Старик нагрузил его сетью.
Долгим мокрым лугом спустились к смутно черневшему озерку. Было зябко, укутанная туманом земля нагоняла скуку.
– Ты че, парень, – втолковывал старик, по-гусиному прихрамывая сбоку. – Рази можно в деревне зорьку продрыхать. Счас возьмем карликов да окуньков ведерка три, Таисья ухи заправит к завтраку… Она, слышь-ка, кстати сказать, не в уме стала бабенка.
– Что с ней такое?
– Дак ты рази не слыхал? Зовет на вечное поселение, уговаривает вплоть до венчания. Во курва старая, а? Говорят же про их: седина в бороду, бес в ребро.
– Ну а ты что, дедусь?
– Как что? Душевно я не против, предложение заманчивое. Но с другой стороны, на мне хозяйство, карьер, собаки, вагончик обустроенный. Твой Алешка деньжат иной раз подкидывает. Опять же и сожительница есть, тоже бабка справная. Это все ведь за плечо не кинешь. Ты сам бы как посоветовал?
– Моего ли ума дело.
– Тоже верно. У вас, молодых, ума нынче искать не приходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99