Теперь, сидя в уютной кабинке "то йоты" рядом с матерым сержантом-афганцем Власюком, он испытывал то желанное опустошение, освобождение от серых пут обыденки, которые приносила только бешеная погоня за ускользающей мишенью.
– Что, Власюк, достанем гадов?! – Суржиков возбужденно посмеивался.
– Куда же они денутся, шеф, – ответил сержант.
Когда серая "вольво" вырулила на Минское шоссе, стало ясно, что деться беглецам действительно некуда.
Дожим объекта на загородном шоссе – забава для новичков, вроде охоты на кролика. По рации Суржиков вызвал на подмогу вертолет, а также предупредил о повышенном внимании милицейские посты. Потом спохватился, что второпях, в суете после звонка "благодетеля" не удосужился запросить оперативку на того парня, который крутил баранку убегающей "вольво" и которого по указанию заказчика следовало почему-то не трогать, а отсечь. "Умники дерьмовые, – смешливо подумал Суржиков. – Придумают же такое – отсечь! Тыквы бы вам всем отсечь, вместе с куриными мозгами!"
Смутное время, которое корежило страну, вполне устраивало подполковника, словно для него было обустроено. В этой лихой ломке он чувствовал себя как рыба в воде, а раньше прозябал и еле сводил концы с концами. Теперь он размахнулся на полную катушку.
Ему нравилось догонять, рвать в клочья, цедить сквозь зубы команды, отстегивать крупные бабки красивым шлюхам и выколачивать гонорар сразу из трех контор.
За буйство и удаль ему платили наличными, а не пугали служебным расследованием. Все, что раньше было противозаконным, стало естественным, как дыхание.
Множество былых нелепых ограничений и установок, путавших ноги и руки, рассыпалось в прах, и жизнь для быстрого, сметливого человека засверкала всеми цветами радуги. Наконец-то укоренилось так, как и должно быть, как заведено от веку: нытику и рохле выпали слезы, а вольному и неустрашимому – победа.
Подполковник спросил у Власюка:
– Тебе такая фамилия – Губин ничего не говорит?
Сержант ухмыльнулся:
– Наверное, шибко губастый, раз Губин. Нет, товарищ подполковник, про такого не слыхал.
– Палить не разучился?
– Обижаете, гражданин начальник.
– Этого Губина, если что, возьмешь на себя. Но только, если рыпнется.
– Понятно, – кивнул сержант. Жар погони томил его не меньше, чем командира, он беспрестанно курил.
На тридцатом километре Губин свернул к песчаным карьерам, до которых еще было минут десять ходу. Он сознавал, что мясорубка предстоит нешуточная. Давно вычислил упорную "тойоту", умело следующую на одном и том же расстоянии, и неожиданно спланировавший на шоссе ментовский вертолет. Два "жигуленка" с ею собственными бойцами прилипли к потоку на выезде из Москвы, и Губин по рации послал их вперед на лесную развилку возле карьеров и затем намеренно сбрасывал скорость, чтобы дать им время для маневра.
По общей раскладке выходило, что перевес сил пока на его стороне, но долго это не продлится. Он понимал, что обложен со всех сторон и уходить придется внатяжку.
Тане приходилось туго, хотя она крепилась из последних сил. На Минском шоссе, отутюженном немецкой техникой, еще было терпимо, но на разбитой асфальтовой колее ее встряхивало на всех колдобинах, и перед глазами разрывались оранжевые круги.
– Не гони, негодяй, – сказала она. – Убей прямо здесь, дальше спасайся один. У тебя есть лопата?
– Зачем тебе лопата?
– Сама вырою могилку. Останови, вон хорошая полянка. Цветочки.
– Послушай, Таня, – голос у Губина был странно мягок. – Соберись немного. Видишь машину сзади?
– Ничего больше не хочу видеть.
– Увязались какие-то мерзавцы. Черт знает что у них на уме. Когда тормозну, ляжешь на сиденье – и носа не высовывай. Хорошо?
– Я знаю только одного мерзавца.
– Скоро узнаешь и других.
Уже они скакали по грунтовке, впереди – широкая развилка. Оба "жигуленка" светились голубыми капотами из зарослей бузины. Чуть левее, почти неподвижно, низко, как люстра, раскачивался в небе вертолет. Диспозиция хорошая: ребята успели замаскироваться, рассредоточась среди деревьев вдоль обочины. Губин остановил машину и не стал разворачиваться.
– Прошу тебя, – сказал он, – не дури.
Ее глаза полыхнули, как две зеленоватые плошки. Губин достал из бардачка люгер, сунул под рубашку.
– Миша, обними меня!
Он дотянулся, поцеловал сухие, воспаленные губы.
Конечно, это бред, наваждение, но желание пронзило его с такой же силой, как если бы они лежали дома в постели.
– Видишь, – заметила Таня самодовольно, – любишь меня. Природу-то не обманешь.
– Грош цена такой любви.
Он распахнул дверцу и выпрыгнул. "Тойота" остановилась шагах в двадцати. Оттуда шли к нему двое мужчин: один повыше, коренастый, средних лет, другой – в самом соку, гибкий тополек с льняными кудрями.
У обоих в руках короткоствольные, с округлым цевьем автоматы – новейшая модификация "Калашникова", отличные безотказные игрушки. Губин предостерегающе поднял руку:
– Стой, мужики, поговорим!
Мужчины послушались, остановились. Старший засмеялся:
– Губин, мы тебя знаем. Беги в лес, никто не тронет. Нам девчонка нужна.
– Кто вы?
– Особый отдел. Подполковник Суржиков. Хочешь, документы покажу? Шагай отсюда.
Мужчины синхронно сдвинулись. Губин снова поднял руку:
– На месте, я сказал! Зачем тебе девчонка, Суржиков?
– Ты любопытный, Губин?! Путевку на курорт ей выпишем. В Минводы. Доволен?
Губин видел, что опасаться надо не подполковника, тот вполне владел собой, а вот его молодой напарник так и дергался со своей скорострельной машинкой. Вертолет завис над головой и так гудел, что приходилось кричать, надрывая связки, но можно было уже и не кричать, потому что все было сказано.
– Девчонку не получишь, – проорал Губин, – но уцелеть еще можешь.
Первым стрелять, как и следовало ожидать, начал молодой, и одновременно Губин кувырнулся в кювет, на лету рвя из-за пояса люгер. Схватка получилась короткой. Мгновенно ожили деревья, и двух одиноких стрелков на дороге скосило, как деревянные столбики.
Они не успели толком ничего понять. Из подкравшегося вертолета потекли на землю стальные смертельные нити. Губин, лежа на спине, выпустил весь заряд, целя в топливные баки. Бойцы тоже с азартом пуляли из укрытий. Кто-то попал удачно. Вертолет, словно в раздумье, закашлялся и резко взмыл в вышину. Но и там, пока был на виду, продолжал перхать, харкать и недоуменно раскачиваться.
Губин подошел к лежащим в живописных позах подполковнику Суржикову и его подпаску. По тому, как изумленно они улыбались, было понятно, что оба не ожидали, что вся эта катавасия, которая называется жизнь, так быстро и нелепо закончится. Сержант в смерти не успокоился, горбился над своим автоматом и продолжал посылать короткие очереди в грудь свирепому врагу, зато его старший товарищ только прикидывался мертвым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99