Молодой человек в очках еще что-то говорил, но я уже его не слышал. Почувствовав огромную усталость, вышел из музея и, спустившись к Ловати, присел на гладкий серый валун. Обмелевшая летом река снова ожила после дождей. Желтые кустики речной травы, выросшие на отмели, почти полностью скрылись под водой. У берегов образовались островки из опавших листьев. Ветер будоражил мутноватую воду, пытался бороться с течением, вздыбливая посередине волны, но, не сладив, отступал, сорвав с гребней ноздреватые клочки пены.
Только теперь я вспомнил, что последние дни меня все время что-то тревожило и сегодняшнее желание посетить музей не было случайным. Мне давно хотелось увидеть Ягодкина. Этот человек снова, как и в далекой юности, вошел в мое сердце. И вот его не стало. Помнится, на озере мне как-то пришла мысль его повидать, причем это желание было сильным. Еще тогда какое-то нехорошее предчувствие кольнуло меня в сердце… Нужно было все бросить и помчаться в город, может быть, я еще и застал бы его живым?..
Я по берегу Ловати побрел к кладбищу. Напротив Дятлинки нарвал поздних осенних цветов на длинных стеблях и принес их на могилу Германа Ивановича Ягодкина. Могила была свежая, вокруг навалены завядшие венки с черными лентами, на которых друзья и различные организации выразили свои добрые чувства к этому человеку. Гигантские клены, липы и сосны шумели над головой. Шестидесяти восьми лет от роду скончался Герман Иванович Ягодкин.
На Казанском кладбище давно уже никого не хоронили, но Германа Ивановича, как почетного гражданина города Великие Луки, похоронили здесь, у каменной монастырской стены, которая еще помнит нашествие Стефана Батория. Из-за деревьев белеет гораздо позднее построенная церковь с двумя зелеными куполами. На солнце ярко сверкают позолоченные кресты.
10
Бывает такое настроение, когда человеку осточертеет все на свете. Взял бы вскочил на первый попавшийся поезд и уехал куда глаза глядят… Мне надоело вечно ждать Юльку, все еще не решился вопрос о моем назначении, хотя из горкома позвонили и попросили пока никуда не уезжать из города, надоело сидеть в конторе колхоза «Рассвет» и составлять документацию на новый поселок, который неизвестно когда будет построен. Ждать, ждать, ждать… Мне надоело ждать у моря погоды. Надоело бессонной ночью ждать, когда наступит хмурое осеннее утро.
Как-то вечером я набрал номер телефона начальника треста «Севзаптрансжелдорстрой» и снова предложил ему свои услуги. Мой дорогой бывший шеф, ни минуты не раздумывая, сказал, что рад снова принять меня в свои отеческие объятия. Должность прежняя, квартирой со временем обеспечат, а пока поживу в общежитии. И посоветовал, не мешкая, собирать свои манатки и приезжать в Ленинград.
Это меня подбодрило, и я позвонил Бутафорову. Услышав, что я собираюсь уезжать из Великих Лук, Николай вспылил и обозвал меня тряпкой и предателем. Таких трудов стоило восстановить меня на работе (пока еще никто меня не восстановил!), а я дезертирую!.. В общем, мы с ним крепко поругались и оба в раздражении бросили трубки. Я энергично стал готовиться к отъезду. На первое время я решил взять с собой самое необходимое, а потом, когда устроюсь в Ленинграде, вернусь сюда и сдам квартиру, а вещи отправлю контейнером.
Главное, принять какое-нибудь решение, покончить с этой проклятой неопределенностью! Бегом из этого города! Не было и, видно, не будет мне счастья в Великих Луках!
В разгар моих лихорадочных сборов раздался настойчивый звонок в дверь. Я открыл: на пороге стояла Юлька. И была она сегодня на удивление нарядная, в шерстяном с разноцветными полосами платье, светлом, расстегнутом на все пуговицы плаще. На волосах и ресницах блестели мелкие капельки. Косынок и шапочек Юлька не носила.
— Здравствуй, дорогой, — улыбнулась она. — Не ждал?
Я молча пропустил ее в прихожую и закрыл дверь. Юлька сразу увидела чемоданы па полу, вытащенные из шифоньера костюмы и рубашки. В лице ее что-то дрогнуло, глаза потемнели, и в них обозначились зеленые ободки. Однако ничего не сказала, перешагнув через раскрытый чемодан, подошла к Мефистофелю, разлегшемуся на письменном столе, и стала его гладить. Кот приоткрыл один глаз и, узнав ее, соизволил коротко мурлыкнуть в ответ.
— На улице ветер, холодно, а у тебя тепло, — не оборачиваясь, произнесла она. Что-то в ее рослой стройной фигуре неуловимо изменилось. Обычно резкая, самоуверенная Юлька сейчас показалась мне маленькой и беззащитной. Окропленные дождем волосы распались на отдельные пряди. Белый лоб наморщен: Юлька о чем-то напряженно думает. О чем? Я никогда не знаю, о чем она думает. Может быть, это и хорошо? Юлька всегда вызывает у меня глубокий интерес и любопытство. С ней не соскучиться. Всегда что-нибудь новенькое… Интересно, что она мне сегодня приготовила?..
Мне захотелось подойти к ней, обнять и зарыться лицом в пахнущие свежестью и дождем волосы. Глядя на ее профиль, я подумал, что, куда бы я ни уехал, хоть на край света, эта девушка повсюду в мыслях будет со мной. Где бы я ни был и ни жил, я всегда буду думать о ней. И это мучительное ожидание встречи с ней протянется через всю мою жизнь…
Юлька почувствовала мой взгляд и обернулись. На губах улыбка, но я заметил в ее широко раскрытых глазах маленькие горячие искорки. Это были слезы. Я никогда не видел Юльку плачущей. Да и сейчас она, наверное, и не подозревала, что в ее глазах слезы.
Я швырнул в широко распахнутую пасть чемодана скомканный свитер, затем присел на корточки, чтобы поплотнее втиснуть его, по тут крышка чемодана опустилась и ударила меня по пальцам.
— Так тебе н надо, — сказала Юлька. — Вытряхивай свои чемоданы!
— И не подумаю, — сказал я. — Мой поезд отправляется через четыре часа.
— Покажи билет… — не поверила она.
Продолжая возиться с чемоданом, я кивнул на письменный стол. Юлька взяла придавленный бронзовым подсвечником купейный билет до Ленинграда. Долго рассматривала его, даже компостер на свет посмотрела. Потом безвольно опустила руки и растерянно уставилась на меня. Губы ее припухли, как у ребенка, который собирается заплакать, но плакать Юлька не умела. Зеленый ободок в ее чуть раскосых глазах становился все шире. Теперь глаза у нее стали зеленые, как у Рыси…
Глядя в эти глаза, я чувствовал, как моя уверенность в необходимости срочного отъезда тает, как снежный ком… Однако я гнал эти мысли прочь и убеждал себя, что отступать теперь поздно…
— А как же он? — тихо спросила она.
— Кто он? — не понял я.
— Мефистофель.
— Возьму с собой, — сказал я. — А хочешь — подарю тебе.
— Его нельзя подарить, — сердито ответила Юлька. — Мефистофель сам себе выбирает хозяина. И сдается мне, что ему никуда уезжать не хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109