В луже буксовал порожний грузовик. Я подумал, что весной обязательно надо будет заасфальтировать дорогу. Это тоже недоделки строителей. Впрочем, они и будут асфальтировать, я об этом уже толковал в горкоме…
Мои мысли снова вернулись к Рыси. Я уже в который раз отчетливо, как на экране, увидел нашу последнюю встречу перед разлукой. Она мне врезалась в память на всю жизнь. Это было в начале лета. Я заехал на мотоцикле за ней, и мы укатили за город. Был жаркий безоблачный день, асфальт плавился, а я все жал и жал на газ. Я любил быструю езду. Наконец Рысь не выдержала и замолотила по спине кулаками.
— Я тоже хочу! — кричала она мне в ухо. — Остановись, Максим!
Я притормозил у белой березы, одиноко стоявшей на обочине, и выключил мотор. Береза была такая белая, что глазам больно смотреть на нее. И хотя еще был день, над ней жужжали майские жуки. И тишина. Благословенная тишина после шума и ветра в ушах и тягучего треска мотоцикла.
Мне хотелось постоять под березой и послушать тишину, но Рысь завела мотоцикл, оседлала его и поехала, а я остался один. Я не боялся за Динку: она научилась ездить не хуже меня. Единственное, что мне не нравилось, так это то, что она не хотела останавливаться. Уж если села за руль, то готова была ехать по прямой, пока бензин не кончится. Поэтому я не пошел за ней, а остался под березой, надеясь, что в ней заговорит совесть и она далеко не уедет. Рысь слилась с мотоциклом и быстро удалялась в сторону Невеля. Она была в трикотажных спортивных брюках и выпущенной поверх тельняшке. Желтым пламенем трепыхались ее густые, растрепанные ветром волосы. Вот она взлетела на пригорок, и мотоцикл, оставив клубок синего дыма, исчез из глаз. Я долго стоял под березой, ожидая ее, потом мне это надоело, и я зашагал по шоссе. Я прошел вперед, наверное, с километр, когда услышал приближающийся треск мотоцикла. Но вот треск оборвался, и стало тихо. Поднявшись на холм, я увидел одиноко стоявший у поворота на проселок мотоцикл, а Рыси нигде не было видно. Когда я подошел к мотоциклу — слышно было, как что-то потрескивало в остывающих цилиндрах, — раздался голос Рыси:
— Максим! Иди-и сюда-а!
Я ее не видел, но голос доносился из березовой рощи.
Я нашел Рысь на берегу озера. Она сидела на поваленной молнией сосне, макушка которой купалась в воде, и смотрела на камыши. И взгляд ее был какой-то отрешенный.
— Там ветер свистит в ушах, — сказала она. — А здесь тихо и рыбы в воде плавают… Как ты думаешь, они умеют разговаривать? Ну, вот одна рыбка понравится другой, как-то они должны об этом сказать друг другу?
— Ты же изучала ботанику, — заметил я.
— Ботаника — это про растения, — серьезно поправила она меня. — А про животных…
— Зоология, — ввернул я, чтобы не показаться ей совсем необразованным.
— В учебниках про это ничего не написано, — сказала она. — Там написано, что самки весной мечут икру, а самцы поливают ее молоками… — и, повернувшись, посмотрела на меня ясными большими глазами. — По-моему, это очень скучно. Вот у животных и людей совсем по-другому… Почему, Максим, природа так обидела бедных рыбок?
Я заерзал на сосне, не зная, что ей ответить. В поду посыпались ошметки коричневой коры, и мелкие рыбешки сначала испуганно стреканули в разные стороны, потом снова собрались у нас под ногами, хватая медленно опускающиеся на дно комочки и тут же их выплевывая.
— Я в рыбах не очень-то разбираюсь, — пробормотал я. На такие темы Рысь со мной еще никогда не разговаривала.
— Максим, когда мы с тобой поженимся (Рысь считала этот вопрос решенным), сколько у нас будет детей?
И снова я растерянно захлопал глазами. Хотя мне Рысь все больше и больше нравилась (то, что ее люблю, я понял позже), мне и в голову не приходила мысль жениться на ней, а уж о том, сколько у нас будет детей, я никогда не задумывался…
— Много детей ни к чему, — не дождавшись от меня ответа, продолжала Рысь, — двух вполне достаточно: мальчика и девочку, — она задумчиво взглянула на меня, будто соображая, подхожу ли я для этого. — А если будут две девочки или два мальчика? Теперь я понимаю, почему у некоторых в семье одни мальчики или девочки. У Васильевых — старший учится в нашем классе — шесть мальчиков. Он говорил, что его родители все время хотели девочку, а у них почему-то рождались одни мальчики. А у других, наоборот, одни девочки. Почему так бывает, Максим? Разно родители сами не могут решить, кого им произвести на свет: мальчика или девочку?
Честнее слово, все это тогда было для меня темный лес! И хотя рядом со мной на поваленной сосне сидела вполне уже сформировавшаяся девушка с оттопырившей застиранную тельняшку острой грудью и округлыми бедрами, я все еще не мог к ней относиться, как к взрослой, хотя из нас двоих, наверное, более взрослой была она. Девчонки в таком возрасте всегда раньше развиваются, но тогда я этого не понимал и смотрел на нее, как на смешную фантазерку. И потом я уже по праву считал себя настоящим мужчиной. Ведь я уже был один раз близок с женщиной. В этой самой березовой роще…
Рысь подвинулась поближе ко мне — я почувствовал своим плечом ее твердое горячее плечо — потом ладонью осторожно дотронулась до моих волос, ущипнула за ухо, рука ее скользнула по моей груди и задержалась на колене. В зеленоватых глазах совершенно мне незнакомое выражение, пухлая нижняя губа ее оттопырилась, я увидел крепко стиснутые зубы и услышал учащенное дыхание. Неожиданно Рысь резко схватила мою руку и прижала к груди, твердой, как каучуковый мячик.
— Сожми, — сказала она. В расширившихся глазах — дьявольский блеск. — Ну? — прикрикнула она. — Крепче!
— Зачем? — обалдело спросил я, чувствуя, как в этой твердой груди испуганной птицей толкается ее сердце. — Тебе холодно? — снова спросил я и сам понял, что сморозил глупость: вовсю светило солнце и было жарко.
— Холодно? — насмешливо фыркнула она. — А что, тебе холодно?
Я не успел ответить. Она вскочила на ствол. На меня она не смотрела. Первое ее движение было перешагнуть через мои ноги и выскочить на берег, но она почему-то раздумала. Быстрым движением стащила через голову тельняшку — никакого лифчика у нее и в помине не было, — пружинисто нагнувшись, сбросила трикотажные брюки, чуть поколебавшись, спустила и белые трусики, переступила через все это и, выпрямившись во весь рост, замерла, вся облитая солнцем. Трудно сказать, что я тогда испытывал, ошеломленно глядя на нее, память не сохранила ощущений, но зато намертво запечатлела образ юной обнаженной девушки. Тоненькую талию можно было пальцами обхватить, молочно белели не тронутые загаром бедра. Такой я запомнил на всю жизнь мою Рысь… В следующее мгновение она взмахнула руками и по-мальчишески головой вперед прыгнула в озеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Мои мысли снова вернулись к Рыси. Я уже в который раз отчетливо, как на экране, увидел нашу последнюю встречу перед разлукой. Она мне врезалась в память на всю жизнь. Это было в начале лета. Я заехал на мотоцикле за ней, и мы укатили за город. Был жаркий безоблачный день, асфальт плавился, а я все жал и жал на газ. Я любил быструю езду. Наконец Рысь не выдержала и замолотила по спине кулаками.
— Я тоже хочу! — кричала она мне в ухо. — Остановись, Максим!
Я притормозил у белой березы, одиноко стоявшей на обочине, и выключил мотор. Береза была такая белая, что глазам больно смотреть на нее. И хотя еще был день, над ней жужжали майские жуки. И тишина. Благословенная тишина после шума и ветра в ушах и тягучего треска мотоцикла.
Мне хотелось постоять под березой и послушать тишину, но Рысь завела мотоцикл, оседлала его и поехала, а я остался один. Я не боялся за Динку: она научилась ездить не хуже меня. Единственное, что мне не нравилось, так это то, что она не хотела останавливаться. Уж если села за руль, то готова была ехать по прямой, пока бензин не кончится. Поэтому я не пошел за ней, а остался под березой, надеясь, что в ней заговорит совесть и она далеко не уедет. Рысь слилась с мотоциклом и быстро удалялась в сторону Невеля. Она была в трикотажных спортивных брюках и выпущенной поверх тельняшке. Желтым пламенем трепыхались ее густые, растрепанные ветром волосы. Вот она взлетела на пригорок, и мотоцикл, оставив клубок синего дыма, исчез из глаз. Я долго стоял под березой, ожидая ее, потом мне это надоело, и я зашагал по шоссе. Я прошел вперед, наверное, с километр, когда услышал приближающийся треск мотоцикла. Но вот треск оборвался, и стало тихо. Поднявшись на холм, я увидел одиноко стоявший у поворота на проселок мотоцикл, а Рыси нигде не было видно. Когда я подошел к мотоциклу — слышно было, как что-то потрескивало в остывающих цилиндрах, — раздался голос Рыси:
— Максим! Иди-и сюда-а!
Я ее не видел, но голос доносился из березовой рощи.
Я нашел Рысь на берегу озера. Она сидела на поваленной молнией сосне, макушка которой купалась в воде, и смотрела на камыши. И взгляд ее был какой-то отрешенный.
— Там ветер свистит в ушах, — сказала она. — А здесь тихо и рыбы в воде плавают… Как ты думаешь, они умеют разговаривать? Ну, вот одна рыбка понравится другой, как-то они должны об этом сказать друг другу?
— Ты же изучала ботанику, — заметил я.
— Ботаника — это про растения, — серьезно поправила она меня. — А про животных…
— Зоология, — ввернул я, чтобы не показаться ей совсем необразованным.
— В учебниках про это ничего не написано, — сказала она. — Там написано, что самки весной мечут икру, а самцы поливают ее молоками… — и, повернувшись, посмотрела на меня ясными большими глазами. — По-моему, это очень скучно. Вот у животных и людей совсем по-другому… Почему, Максим, природа так обидела бедных рыбок?
Я заерзал на сосне, не зная, что ей ответить. В поду посыпались ошметки коричневой коры, и мелкие рыбешки сначала испуганно стреканули в разные стороны, потом снова собрались у нас под ногами, хватая медленно опускающиеся на дно комочки и тут же их выплевывая.
— Я в рыбах не очень-то разбираюсь, — пробормотал я. На такие темы Рысь со мной еще никогда не разговаривала.
— Максим, когда мы с тобой поженимся (Рысь считала этот вопрос решенным), сколько у нас будет детей?
И снова я растерянно захлопал глазами. Хотя мне Рысь все больше и больше нравилась (то, что ее люблю, я понял позже), мне и в голову не приходила мысль жениться на ней, а уж о том, сколько у нас будет детей, я никогда не задумывался…
— Много детей ни к чему, — не дождавшись от меня ответа, продолжала Рысь, — двух вполне достаточно: мальчика и девочку, — она задумчиво взглянула на меня, будто соображая, подхожу ли я для этого. — А если будут две девочки или два мальчика? Теперь я понимаю, почему у некоторых в семье одни мальчики или девочки. У Васильевых — старший учится в нашем классе — шесть мальчиков. Он говорил, что его родители все время хотели девочку, а у них почему-то рождались одни мальчики. А у других, наоборот, одни девочки. Почему так бывает, Максим? Разно родители сами не могут решить, кого им произвести на свет: мальчика или девочку?
Честнее слово, все это тогда было для меня темный лес! И хотя рядом со мной на поваленной сосне сидела вполне уже сформировавшаяся девушка с оттопырившей застиранную тельняшку острой грудью и округлыми бедрами, я все еще не мог к ней относиться, как к взрослой, хотя из нас двоих, наверное, более взрослой была она. Девчонки в таком возрасте всегда раньше развиваются, но тогда я этого не понимал и смотрел на нее, как на смешную фантазерку. И потом я уже по праву считал себя настоящим мужчиной. Ведь я уже был один раз близок с женщиной. В этой самой березовой роще…
Рысь подвинулась поближе ко мне — я почувствовал своим плечом ее твердое горячее плечо — потом ладонью осторожно дотронулась до моих волос, ущипнула за ухо, рука ее скользнула по моей груди и задержалась на колене. В зеленоватых глазах совершенно мне незнакомое выражение, пухлая нижняя губа ее оттопырилась, я увидел крепко стиснутые зубы и услышал учащенное дыхание. Неожиданно Рысь резко схватила мою руку и прижала к груди, твердой, как каучуковый мячик.
— Сожми, — сказала она. В расширившихся глазах — дьявольский блеск. — Ну? — прикрикнула она. — Крепче!
— Зачем? — обалдело спросил я, чувствуя, как в этой твердой груди испуганной птицей толкается ее сердце. — Тебе холодно? — снова спросил я и сам понял, что сморозил глупость: вовсю светило солнце и было жарко.
— Холодно? — насмешливо фыркнула она. — А что, тебе холодно?
Я не успел ответить. Она вскочила на ствол. На меня она не смотрела. Первое ее движение было перешагнуть через мои ноги и выскочить на берег, но она почему-то раздумала. Быстрым движением стащила через голову тельняшку — никакого лифчика у нее и в помине не было, — пружинисто нагнувшись, сбросила трикотажные брюки, чуть поколебавшись, спустила и белые трусики, переступила через все это и, выпрямившись во весь рост, замерла, вся облитая солнцем. Трудно сказать, что я тогда испытывал, ошеломленно глядя на нее, память не сохранила ощущений, но зато намертво запечатлела образ юной обнаженной девушки. Тоненькую талию можно было пальцами обхватить, молочно белели не тронутые загаром бедра. Такой я запомнил на всю жизнь мою Рысь… В следующее мгновение она взмахнула руками и по-мальчишески головой вперед прыгнула в озеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109