Навела порядок в квартире, вымыла всю посуду, а потом спросила, любит ли Игорь ее. Он сконфузился и пробормотал что-то невразумительное. Иванна сказала — по глазам видит, что он ее любит, а раз так, то им нужно немедленно пожениться. В институт она не поступила, дома все надоело — вечно одно и то же! Через два месяца ей исполнится восемнадцать лет. Она узнавала в загсе, их могут зарегистрировать и сейчас. Тогда Игорь набрался смелости и спросил: а любит ли она его? Иванна без тени смущения заявила, что, дескать, пока не любит, но надеется в будущем привыкнуть. Ее бабушка тоже вышла замуж не по любви, а прожила с мужем пятьдесят лет, и им все завидовали…
На это Игорь сказал, что в принципе он не прочь жениться на Иванне, но к чему такая спешка? Пусть она постепенно привыкает к нему, а там видно будет…
Иванна вспылила и сказала, что если Игорь такой тюлень и отказывается от своего счастья, то пускай потом на себя пеняет. Она найдет другого жениха.
Хлопнула дверью и ушла…
— А чего ты упираешься? — сказал я. — Женись.
— Ты хочешь, чтобы я воспользовался случаем? У девчонки ералаш в голове… Она сама не знает, чего хочет. Нет, я так не могу…
— Я восхищен твоим благоразумием!
— По-моему, она все еще влюблена в Сашку, — сказал Игорь. — С тех пор как он женился, Иванна сама не своя.
— Все это пройдет.
— Я подожду, — сказал Игорь.
— Такая, видно, у нас с тобой судьба: ждать у моря погоды. Даже не верится, что есть счастливые люди, которые встретились, полюбили друг друга, поженились, народили детей и живут себе припеваючи!
— Сейчас и в кино таких не показывают, — сказал Игорь. — Нетипично для нашего века!
— А что же типично?
— Знаешь, чего бы я сейчас хотел? — спросил Игорь. — Элементарно пообедать дома за чистым столом… а не рыскать по городу в поисках столовой самообслуживания… В ресторане дорого и долго ждать.
— У меня аппетит пропал.
— Твои дела плохи, — сказал Игорь.
Мы расстались на площади Павших Борцов. Я проводил его до столовой, которая помещалась в новом пятиэтажном здании.
Еще полчаса назад в снежной мгле тускло желтело зимнее солнце, еще был день, и вот уже на город надвинулись сумерки, снег сначала поголубел, потом стал таким же серым, как фундаменты домов. На какое-то время город погрузился в темноту. Я не видел ни одного освещенного окна. Сумерки застигли город врасплох.
Я не заметил, как оказался в парке. Голубые, искрящиеся сугробы. Длинные тени на снегу. Отсюда хорошо виден дом Оли. В их квартире зажегся свет — сначала в одном окне, потом в другом. В глубине души я хотел, чтобы окна оставались темными, тогда бы я не пошел к ней. Я еще не представлял, что из этого получится, но идти было нужно. Мне надоело ждать у моря погоды.
Я поднялся по лестнице и остановился. Матовый шар освещал выпуклый дерматин знакомой двери и номера квартир. Где-то тут живет бородатый старичок, у которого черный песик со смешной кличкой Лимпопо. Может быть, сначала к нему зайти? Я отгоняю эту недостойную мысль и решительно нажимаю кнопку звонка.
Дверь отворил Бобка. Ничуть не удивившись, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— Легок на помине… Я сегодня тебя вспоминал!
В квартире один Бобка. На столе большой зеленый рюкзак, по комнате разбросаны вещи, фотографии. Бобка в синих трикотажных брюках и футболке.
— Ты служил в армии? — озабоченно спрашивает он.
Вот оно что: парня в армию забрили! Я растолковываю ему, что столько барахла брать с собой не следует. Это одна обуза.
— И спиннинг не нужно брать?
Наивный парень! Собирается в армию, как на рыбалку.
— Вон, у тебя двухпудовая гиря под креслом, — говорю я. — Возьми…
Бобка вытряхивает все из рюкзака и, по моему совету, кладет туда самые необходимые вещи. Фотографии я разрешаю ему взять, пригодятся. А нейлоновые носки лучше оставить дома. В армии не носят модные туфли, там каптенармус выдаст кирзовые сапоги. Вот пара фланелевых портянок — это другое дело.
— Портянки? — удивляется Бобка. — Ни разу не надевал.
— Их не надевают, — говорю я. — Их накручивают.
— В армии будут показывать фильмы?
— Нам показывали.
Квартира у них из трех комнат, хорошо обставлена. Мебель красивая и удобная. На раскрытом пианино брошены ноты.
— Она в институте? — спрашиваю.
— Вообще-то в армии скука, — говорит Бобка. — Загонят в какую-нибудь дыру…
— В армии скучать некогда, — говорю я. — В этом отношении там хорошо.
Звонок! Бобка подходит к телефону, берет трубку и ухмыляется.
— Оля-ля, — слышу я. — Меня родители с детства приучили говорить правду… Одну только правду!
Он вешает трубку и смотрит на меня.
— Я бы на твоем месте давно плюнул, — говорит он.
— На кого бы ты плюнул?
— На этих красоток, — отвечает Бобка. — Корчат из себя принцесс заморских… То ли наши девчонки: свистнешь — пулей примчатся!
— Свистни, я посмотрю на них, — говорю я.
— Неохота, — говорит Бобка и уходит в другую комнату. Немного погодя оттуда доносится: «Сапоги-и, но куда-а от них денешься? И зеленые крылья погон…»
Мне интересно, о чем они говорили по телефону, но из Бобки лишнего слова не вытянешь. Он нагибается над магнитофоном, который тоже, по-видимому, собирается взять с собой, и шуршит лентами.
— Вчера у дружка записал самого короля джаза Луи Армстронга… — говорит он. — Послушай…
Я слушаю хриплый голос короля джаза. А когда запись кончилась, задаю Бобке вопрос:
— Откуда она звонила?
— У нас с сестренкой уговор, — говорит он. — Никогда в дела друг друга не вмешиваться.
Мне ничего другого не оставалось, как толковать с Бобкой о службе в армии и ждать, когда придет Оля.
Когда в прихожей раздался звонок, я вздрогнул. Но оказалось, опять телефон. Я слышал, как Бобка сказал, что Оли нет дома.
Бобка, выведав все, что его интересовало в отношении армии, утратил ко мне интерес и, достав из толстой книжки пачку писем, принялся с увлечением читать. Судя по всему, это были любовные записки. Очень уж вид у него был самодовольный. Надо полагать, эти письма Бобка заберет с собой, чтобы они скрасили ему суровые армейские будни.
Сидеть и смотреть на Бобку надоело. Я поднялся.
— Где же все-таки она? — спросил я.
— Ушла куда-то с Нонной… Ножки у Нонны будь-будь. Я целовался с ней. Не веришь? Седьмого ноября. Она была у нас в гостях. Мы танцевали твист, и я ее поцеловал… На кухне. Не веришь?
— Верю, — сказал я.
— Я бы еще ее поцеловал, но нам помешали…
— Какая жалость, — сказал я.
— Потом Нонна сделала вид, что ничего не помнит, но я-то помню? Подумаешь, старше на три года! Когда я был в военкомате, одну партию допризывников отправляли в армию. Мы стоим, смотрим, как мамаши плачут. Особенно одна тетка громко причитала: «На кого же ты меня оставляешь, родимый…» Ну и все такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
На это Игорь сказал, что в принципе он не прочь жениться на Иванне, но к чему такая спешка? Пусть она постепенно привыкает к нему, а там видно будет…
Иванна вспылила и сказала, что если Игорь такой тюлень и отказывается от своего счастья, то пускай потом на себя пеняет. Она найдет другого жениха.
Хлопнула дверью и ушла…
— А чего ты упираешься? — сказал я. — Женись.
— Ты хочешь, чтобы я воспользовался случаем? У девчонки ералаш в голове… Она сама не знает, чего хочет. Нет, я так не могу…
— Я восхищен твоим благоразумием!
— По-моему, она все еще влюблена в Сашку, — сказал Игорь. — С тех пор как он женился, Иванна сама не своя.
— Все это пройдет.
— Я подожду, — сказал Игорь.
— Такая, видно, у нас с тобой судьба: ждать у моря погоды. Даже не верится, что есть счастливые люди, которые встретились, полюбили друг друга, поженились, народили детей и живут себе припеваючи!
— Сейчас и в кино таких не показывают, — сказал Игорь. — Нетипично для нашего века!
— А что же типично?
— Знаешь, чего бы я сейчас хотел? — спросил Игорь. — Элементарно пообедать дома за чистым столом… а не рыскать по городу в поисках столовой самообслуживания… В ресторане дорого и долго ждать.
— У меня аппетит пропал.
— Твои дела плохи, — сказал Игорь.
Мы расстались на площади Павших Борцов. Я проводил его до столовой, которая помещалась в новом пятиэтажном здании.
Еще полчаса назад в снежной мгле тускло желтело зимнее солнце, еще был день, и вот уже на город надвинулись сумерки, снег сначала поголубел, потом стал таким же серым, как фундаменты домов. На какое-то время город погрузился в темноту. Я не видел ни одного освещенного окна. Сумерки застигли город врасплох.
Я не заметил, как оказался в парке. Голубые, искрящиеся сугробы. Длинные тени на снегу. Отсюда хорошо виден дом Оли. В их квартире зажегся свет — сначала в одном окне, потом в другом. В глубине души я хотел, чтобы окна оставались темными, тогда бы я не пошел к ней. Я еще не представлял, что из этого получится, но идти было нужно. Мне надоело ждать у моря погоды.
Я поднялся по лестнице и остановился. Матовый шар освещал выпуклый дерматин знакомой двери и номера квартир. Где-то тут живет бородатый старичок, у которого черный песик со смешной кличкой Лимпопо. Может быть, сначала к нему зайти? Я отгоняю эту недостойную мысль и решительно нажимаю кнопку звонка.
Дверь отворил Бобка. Ничуть не удивившись, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— Легок на помине… Я сегодня тебя вспоминал!
В квартире один Бобка. На столе большой зеленый рюкзак, по комнате разбросаны вещи, фотографии. Бобка в синих трикотажных брюках и футболке.
— Ты служил в армии? — озабоченно спрашивает он.
Вот оно что: парня в армию забрили! Я растолковываю ему, что столько барахла брать с собой не следует. Это одна обуза.
— И спиннинг не нужно брать?
Наивный парень! Собирается в армию, как на рыбалку.
— Вон, у тебя двухпудовая гиря под креслом, — говорю я. — Возьми…
Бобка вытряхивает все из рюкзака и, по моему совету, кладет туда самые необходимые вещи. Фотографии я разрешаю ему взять, пригодятся. А нейлоновые носки лучше оставить дома. В армии не носят модные туфли, там каптенармус выдаст кирзовые сапоги. Вот пара фланелевых портянок — это другое дело.
— Портянки? — удивляется Бобка. — Ни разу не надевал.
— Их не надевают, — говорю я. — Их накручивают.
— В армии будут показывать фильмы?
— Нам показывали.
Квартира у них из трех комнат, хорошо обставлена. Мебель красивая и удобная. На раскрытом пианино брошены ноты.
— Она в институте? — спрашиваю.
— Вообще-то в армии скука, — говорит Бобка. — Загонят в какую-нибудь дыру…
— В армии скучать некогда, — говорю я. — В этом отношении там хорошо.
Звонок! Бобка подходит к телефону, берет трубку и ухмыляется.
— Оля-ля, — слышу я. — Меня родители с детства приучили говорить правду… Одну только правду!
Он вешает трубку и смотрит на меня.
— Я бы на твоем месте давно плюнул, — говорит он.
— На кого бы ты плюнул?
— На этих красоток, — отвечает Бобка. — Корчат из себя принцесс заморских… То ли наши девчонки: свистнешь — пулей примчатся!
— Свистни, я посмотрю на них, — говорю я.
— Неохота, — говорит Бобка и уходит в другую комнату. Немного погодя оттуда доносится: «Сапоги-и, но куда-а от них денешься? И зеленые крылья погон…»
Мне интересно, о чем они говорили по телефону, но из Бобки лишнего слова не вытянешь. Он нагибается над магнитофоном, который тоже, по-видимому, собирается взять с собой, и шуршит лентами.
— Вчера у дружка записал самого короля джаза Луи Армстронга… — говорит он. — Послушай…
Я слушаю хриплый голос короля джаза. А когда запись кончилась, задаю Бобке вопрос:
— Откуда она звонила?
— У нас с сестренкой уговор, — говорит он. — Никогда в дела друг друга не вмешиваться.
Мне ничего другого не оставалось, как толковать с Бобкой о службе в армии и ждать, когда придет Оля.
Когда в прихожей раздался звонок, я вздрогнул. Но оказалось, опять телефон. Я слышал, как Бобка сказал, что Оли нет дома.
Бобка, выведав все, что его интересовало в отношении армии, утратил ко мне интерес и, достав из толстой книжки пачку писем, принялся с увлечением читать. Судя по всему, это были любовные записки. Очень уж вид у него был самодовольный. Надо полагать, эти письма Бобка заберет с собой, чтобы они скрасили ему суровые армейские будни.
Сидеть и смотреть на Бобку надоело. Я поднялся.
— Где же все-таки она? — спросил я.
— Ушла куда-то с Нонной… Ножки у Нонны будь-будь. Я целовался с ней. Не веришь? Седьмого ноября. Она была у нас в гостях. Мы танцевали твист, и я ее поцеловал… На кухне. Не веришь?
— Верю, — сказал я.
— Я бы еще ее поцеловал, но нам помешали…
— Какая жалость, — сказал я.
— Потом Нонна сделала вид, что ничего не помнит, но я-то помню? Подумаешь, старше на три года! Когда я был в военкомате, одну партию допризывников отправляли в армию. Мы стоим, смотрим, как мамаши плачут. Особенно одна тетка громко причитала: «На кого же ты меня оставляешь, родимый…» Ну и все такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100