— спросил Игорь.
— Он же тебе даром достался, — сказала Иванна.
— Говорят, сейчас в лотерею можно «Волгу» выиграть, — поддакнул я.
— Я замерзла, — сказала Иванна. Она была в пальто с рыжим воротником, в щегольских сапожках и толстых клетчатых чулках. Иванна как-то повзрослела за последние месяцы.
— Придется ехать на такси, — сокрушенно сказал Игорь. Он уже было направился к машине, но я остановил его.
— Что это стоит у пакгауза?
— Где?
— Подойдем поближе…
Мы направились к пакгаузу.
— В Смоленске жуткий мороз, — сказала Иванна. — А все равно ходила на каток!
— Как он тут очутился? — изумился Игорь, глядя на свой «Запорожец».
— Ты просто забыл, где его поставил, — сказала Иванна.
Игорь обошел машину вокруг и заметил помятое крыло и вогнутый бампер.
— Идиот, садится за руль, а сам ездить не умеет! — возмущенно сказал он.
— Гм, — кашлянул я.
— Крыло — черт с ним. Мог бы в машину врезаться!
— Не думаю, — сказал я.
— Она заведется? — спросила Иванна. Она уже не могла стоять на одном месте: приплясывала, оставляя на снегу глубокие треугольные дырочки.
Игорь забрался в кабину и с одного оборота стартером завел машину. Увидев мое удивленное лицо, подмигнул и сказал:
— А ты что думал?
Иванна села рядом с ним. Я положил на заднее сиденье чемодан. Эта рассеянная парочка могла его и забыть.
— Поехали с нами, поужинаем? — предложил Игорь. К нему снова вернулось хорошее настроение. Правда, на лице его не отразилось большого горя, когда он узнал о пропаже машины.
— Мне тетка дала две банки крабов, — похвасталась Иванна.
Когда мы выехали на шоссе, он сказал:
— Раз ты теперь депутат…
— Андрейка депутат? — удивилась Иванна. — С ума можно сойти!
— Так вот, депутат, пора наконец положить конец этим безобразиям… Среди бела дня у граждан угоняют машины.
— С этим будет покончено, — заверил я.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Мне надоело стоять у автобусной остановки. Уже три автобуса прошло мимо, а ее все нет.
Напротив остановки знакомый сквер. Железобетонный парень в трусах размахнулся, готовясь запустить в меня обломком диска. Причем для этого у него есть все основания. Месяц назад на сессии горсовета я предложил очистить город от нелепых железобетонных скульптур, которые понатыкали в скверах и парках сразу после войны. Председатель горсовета сказал, что это задача не первой важности, но меня поддержали остальные депутаты.
Когда над парком пролетает ветер, обледенелые ветви начинают стукаться друг о дружку, и этот стеклянно-костяной стук, то веселый, то печальный в зависимости от силы ветра, долго не умолкает. Но люди, которые всегда куда-то спешат, не слушают этот удивительный звон приближающейся весны.
Солнце коснулось железной крыши дома, и это напомнило мне хлопотливые весенние дни, обжигающую крышу общежития, кипы непрочитанных книг. Что ж, весна будет такой же хлопотливой. В июне я сдаю государственные экзамены и получаю диплом об окончании исторического факультета университета. Я уже дал Вольту согласие на два месяца поехать на Тянь-Шань.
— Грустишь?
Я и не заметил, как подошла Оля.
— Зато ты очень веселая, — сказал я.
— Андрей, родной, я так соскучилась по тебе…
— Оно и видно, — сказал я и постучал по циферблату часов. Она опоздала на тридцать пять минут.
— Не ворчи, пожалуйста! И не хмурься…
Но я ворчу, хотя уже и не сержусь. Ворчу так, для порядка. Дело в том, что мы с Олей Мороз поженились. Под конвоем Игоря Овчинникова и Иванны я доставил ее в загс, где нас по всем правилам зарегистрировали. А потом отправились к ее родителям…
Была свадьба, где все хором кричали: «Горько!»… После того как я проиграл Олиному отцу две партии в шахматы, он расчувствовался и предложил поселиться с молодой женой у них. Но я вежливо отказался, чем немало удивил его. Я изрек какую-то прописную истину насчет того, что молодая семья должна сама устраиваться в жизни, без родительской опеки. Так поступали мой дед, отец, и вот я. Это у нас, наверное, в крови. Мои речи понравились тестю, но я видел по глазам, что он не верит мне…
Одну неделю мы жили в свое полное удовольствие в общежитии, а потом Оле пришлось покинуть мою просторную комнату. Комендант подселил ко мне одного парнишку. Хороший такой паренек, Федя Золотухин.
Оля вернулась к родителям, а я вот живу с Федей Золотухиным.
После работы пулей лечу к автобусной остановке. В пять часов у Оли заканчиваются все дела в институте, и мы встречаемся. Первые дни нас это забавляло: муж, жена — и вдруг свидание! С пяти до одиннадцати мы не расстаемся: обедаем где-нибудь, ходим в гости к моим друзьям или ее подругам. Случалось, по два сеанса подряд сидели в кино.
Самым нелепым в нашей теперешней жизни было то, что начиналось после одиннадцати часов: мы расставались у парадного ее дома. Она поднималась к себе на третий этаж, а я — железный хранитель семейных традиций — поворачивал оглобли в общежитие, где меня ждал верный Федя Золотухин.
Даже Лимпопо больше не встречал меня радостным лаем. В день свадьбы грязный, нечесаный Лимпопо был торжественно передан Ольге, которая лишилась дара речи. Я ее понимаю: в такой радостный день вдруг узнать, что тот самый подозрительный субъект в рыжей шапке и есть твой законный муж!
Мы шагаем по улице. Оля такая красивая и желанная, что я то и дело останавливаюсь и, повернув ее к себе, целую. А мимо идут люди и, наверное, думают о нас плохо. Они ведь не знают, что мы муж и жена. А если бы им сказали — не поверили.
Где это видано, чтобы муж так часто целовал свою собственную жену на улице?
— Я хочу тебя показать своим девчонкам, — говорит Оля.
— Это опасно…
— Влюбишься в кого-нибудь?
— Вдруг я им не понравлюсь? — говорю я. — Возьмут и уговорят тебя развестись.
— Они все время пристают ко мне.
— Ладно, — говорю я. — Показывай…
Мне все еще не верится, что эта высокая красивая девушка моя жена. Я, наверное, очень счастлив. Даже на работе ребята стали подшучивать над моим сияющим видом. Оказывается, я могу не услышать, когда ко мне кто-либо обращается, могу без всякой причины улыбаться. И совсем разучился сердиться. А при моей бригадирской должности это иногда необходимо.
— Я не могла дождаться, когда закончится последняя лекция, — говорит Оля, прижимаясь ко мне.
— А я гудка, — говорю я.
Мы проходим мимо нового здания, я беру ее за руку и отворяю дверь. Какое-то учреждение. Длинный освещенный коридор и двери с табличками.
Я крепко прижимаю Олю к себе и целую. Она что-то хочет сказать, показывает глазами на коридор, но потом тоже умолкает. И я вижу, как жарко блестят ее огромные глаза…
— Нашли место, — слышим мы суровый голос. Перед нами солидный мужчина в коричневом костюме и галстуке в горошек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Он же тебе даром достался, — сказала Иванна.
— Говорят, сейчас в лотерею можно «Волгу» выиграть, — поддакнул я.
— Я замерзла, — сказала Иванна. Она была в пальто с рыжим воротником, в щегольских сапожках и толстых клетчатых чулках. Иванна как-то повзрослела за последние месяцы.
— Придется ехать на такси, — сокрушенно сказал Игорь. Он уже было направился к машине, но я остановил его.
— Что это стоит у пакгауза?
— Где?
— Подойдем поближе…
Мы направились к пакгаузу.
— В Смоленске жуткий мороз, — сказала Иванна. — А все равно ходила на каток!
— Как он тут очутился? — изумился Игорь, глядя на свой «Запорожец».
— Ты просто забыл, где его поставил, — сказала Иванна.
Игорь обошел машину вокруг и заметил помятое крыло и вогнутый бампер.
— Идиот, садится за руль, а сам ездить не умеет! — возмущенно сказал он.
— Гм, — кашлянул я.
— Крыло — черт с ним. Мог бы в машину врезаться!
— Не думаю, — сказал я.
— Она заведется? — спросила Иванна. Она уже не могла стоять на одном месте: приплясывала, оставляя на снегу глубокие треугольные дырочки.
Игорь забрался в кабину и с одного оборота стартером завел машину. Увидев мое удивленное лицо, подмигнул и сказал:
— А ты что думал?
Иванна села рядом с ним. Я положил на заднее сиденье чемодан. Эта рассеянная парочка могла его и забыть.
— Поехали с нами, поужинаем? — предложил Игорь. К нему снова вернулось хорошее настроение. Правда, на лице его не отразилось большого горя, когда он узнал о пропаже машины.
— Мне тетка дала две банки крабов, — похвасталась Иванна.
Когда мы выехали на шоссе, он сказал:
— Раз ты теперь депутат…
— Андрейка депутат? — удивилась Иванна. — С ума можно сойти!
— Так вот, депутат, пора наконец положить конец этим безобразиям… Среди бела дня у граждан угоняют машины.
— С этим будет покончено, — заверил я.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Мне надоело стоять у автобусной остановки. Уже три автобуса прошло мимо, а ее все нет.
Напротив остановки знакомый сквер. Железобетонный парень в трусах размахнулся, готовясь запустить в меня обломком диска. Причем для этого у него есть все основания. Месяц назад на сессии горсовета я предложил очистить город от нелепых железобетонных скульптур, которые понатыкали в скверах и парках сразу после войны. Председатель горсовета сказал, что это задача не первой важности, но меня поддержали остальные депутаты.
Когда над парком пролетает ветер, обледенелые ветви начинают стукаться друг о дружку, и этот стеклянно-костяной стук, то веселый, то печальный в зависимости от силы ветра, долго не умолкает. Но люди, которые всегда куда-то спешат, не слушают этот удивительный звон приближающейся весны.
Солнце коснулось железной крыши дома, и это напомнило мне хлопотливые весенние дни, обжигающую крышу общежития, кипы непрочитанных книг. Что ж, весна будет такой же хлопотливой. В июне я сдаю государственные экзамены и получаю диплом об окончании исторического факультета университета. Я уже дал Вольту согласие на два месяца поехать на Тянь-Шань.
— Грустишь?
Я и не заметил, как подошла Оля.
— Зато ты очень веселая, — сказал я.
— Андрей, родной, я так соскучилась по тебе…
— Оно и видно, — сказал я и постучал по циферблату часов. Она опоздала на тридцать пять минут.
— Не ворчи, пожалуйста! И не хмурься…
Но я ворчу, хотя уже и не сержусь. Ворчу так, для порядка. Дело в том, что мы с Олей Мороз поженились. Под конвоем Игоря Овчинникова и Иванны я доставил ее в загс, где нас по всем правилам зарегистрировали. А потом отправились к ее родителям…
Была свадьба, где все хором кричали: «Горько!»… После того как я проиграл Олиному отцу две партии в шахматы, он расчувствовался и предложил поселиться с молодой женой у них. Но я вежливо отказался, чем немало удивил его. Я изрек какую-то прописную истину насчет того, что молодая семья должна сама устраиваться в жизни, без родительской опеки. Так поступали мой дед, отец, и вот я. Это у нас, наверное, в крови. Мои речи понравились тестю, но я видел по глазам, что он не верит мне…
Одну неделю мы жили в свое полное удовольствие в общежитии, а потом Оле пришлось покинуть мою просторную комнату. Комендант подселил ко мне одного парнишку. Хороший такой паренек, Федя Золотухин.
Оля вернулась к родителям, а я вот живу с Федей Золотухиным.
После работы пулей лечу к автобусной остановке. В пять часов у Оли заканчиваются все дела в институте, и мы встречаемся. Первые дни нас это забавляло: муж, жена — и вдруг свидание! С пяти до одиннадцати мы не расстаемся: обедаем где-нибудь, ходим в гости к моим друзьям или ее подругам. Случалось, по два сеанса подряд сидели в кино.
Самым нелепым в нашей теперешней жизни было то, что начиналось после одиннадцати часов: мы расставались у парадного ее дома. Она поднималась к себе на третий этаж, а я — железный хранитель семейных традиций — поворачивал оглобли в общежитие, где меня ждал верный Федя Золотухин.
Даже Лимпопо больше не встречал меня радостным лаем. В день свадьбы грязный, нечесаный Лимпопо был торжественно передан Ольге, которая лишилась дара речи. Я ее понимаю: в такой радостный день вдруг узнать, что тот самый подозрительный субъект в рыжей шапке и есть твой законный муж!
Мы шагаем по улице. Оля такая красивая и желанная, что я то и дело останавливаюсь и, повернув ее к себе, целую. А мимо идут люди и, наверное, думают о нас плохо. Они ведь не знают, что мы муж и жена. А если бы им сказали — не поверили.
Где это видано, чтобы муж так часто целовал свою собственную жену на улице?
— Я хочу тебя показать своим девчонкам, — говорит Оля.
— Это опасно…
— Влюбишься в кого-нибудь?
— Вдруг я им не понравлюсь? — говорю я. — Возьмут и уговорят тебя развестись.
— Они все время пристают ко мне.
— Ладно, — говорю я. — Показывай…
Мне все еще не верится, что эта высокая красивая девушка моя жена. Я, наверное, очень счастлив. Даже на работе ребята стали подшучивать над моим сияющим видом. Оказывается, я могу не услышать, когда ко мне кто-либо обращается, могу без всякой причины улыбаться. И совсем разучился сердиться. А при моей бригадирской должности это иногда необходимо.
— Я не могла дождаться, когда закончится последняя лекция, — говорит Оля, прижимаясь ко мне.
— А я гудка, — говорю я.
Мы проходим мимо нового здания, я беру ее за руку и отворяю дверь. Какое-то учреждение. Длинный освещенный коридор и двери с табличками.
Я крепко прижимаю Олю к себе и целую. Она что-то хочет сказать, показывает глазами на коридор, но потом тоже умолкает. И я вижу, как жарко блестят ее огромные глаза…
— Нашли место, — слышим мы суровый голос. Перед нами солидный мужчина в коричневом костюме и галстуке в горошек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100