– Кто ты такой?
– Был десятником Бегича.
– Как зовут?
– Ак-Бугай.
– О таком не слышал.
– Разве можно знать всех в Орде?
– Не сомневайся: знаем!
– О!
– Чего ж ты хочешь?
– Если бы я ушел в Орду, меня там убили бы. Я привык убивать. Но убитым быть мне непривычно.
– Чего же ты хочешь?
– Быть в русском войске.
– Почему ж ты боишься своих?
– Могли меня видеть в битве. Я убил Бегича.
– Что ты бормочешь?
Один из воинов подтвердил:
– Истинно речет, княже: слух был, убили Бегичку. Наши дружинники их бой видали.
Пронский сказал Бугаю:
– Ну-ка подь до поры в мой стан.
Пронский забыл об отдыхе. Вскочил в седло и кинулся к Дмитрию.
Дмитрий прохаживался в поле с Андреем Полоцким, сбивая плетью сухие головки цветов. – Слыхал ли, Дмитрий Иванович? Сказывают, Бегич-то убит!
Дмитрий ответил спокойно, будто и не могло быть иначе:
– А чего ж ради мы бились, коли дивишься сему?
– А истинно ль?
– Уж у меня в седле и сабля его.
– У меня один татарин кается: сам, говорит, убил.
– Да, как в Коломне дед пел; стали мы бить татар татарами! Досадно сие; я б оставил Бегича: пойдем, мол, мурза, поглядеть Золотую Орду на зеленом ковыле, на русском поле.
Пронский задумался:
– То ему б горше смерти.
А среди телег находились две женщины, которые не отворачивали лица; они радостно смотрели в глаза победителей.
– Батюшки! Откеда ж вы?
– А вы откедова?
– Из Курчавы-села.
– А и где ж оно?
– На небе! Татары на дым его спустили нонеча ночью. Нас волокли-волокли. За день ко второму хозяину попались.
– И целы?
– Целехоньки! Упаси бог!
– А чего ж вы в татарской ветоши-то?
– Да катуни нас обкатали в свои обноски.
– Ну куды ж вас деть?
– А Курчавы нашей уж нет ноне, берите с собой.
– На Москву?
– А то куда же?
– Ну, там разберем куда, курчавушки.
– Ой, кмет, не блазнись!
– А што?
– От татар упаслись ради тебя, что ли ча?
Окольничий Тимофей из погони воротился едва к ночи, настигнув лишь малое число раненых и пеших – остальные сгинули. И лишь следы по земле да поразбросанные в бегстве пожитки показывали их путь.
Дмитрий улыбнулся Полоцкому:
– Вот как оно вышло, Андрей Ольгердыч.
– Готовясь, рассчитывай на худшее. Это говорил мой дед Гедимин.
– Я эти слова знал! – засмеялся Дмитрий.
– Ими ты и победил. Иначе не был бы так тверд и уверен.
– Это еще в писании: Спаса проси, а себя сам паси…
Стояли на месте битвы три дня.
Попы отпевали павших. В светлое небо поднимался ладанный дым.
Укладывали раненых на телеги.
Собирали разбредшийся по лесам скот. Увязывали добычу в телеги. Рыли ямы братских могил.
Впереди войск Дмитрий отстоял отпевание. Кинул горькую горсть земли в наполненную телами могилу.
Небо было светло. Коршуны низко кружили на плавных крыльях.
Дмитрий приказал трубить поход. Трубачи подняли длинные тяжелые трубы, и это поле в последний раз услышало их долгий звериный рев.
Глава 15
КОЛОМНА
По улице, заросшей травой, мирно вились тропинки. Синеватой плесенью оброс сруб колодца. У колодца стояли женщины. Воды не черпали, бадей возле них не было.
Кирилл шел, оглядывая плетень, частоколы, серые стены изб. Где тут ее стена, ее огород? Вслушивался: не прозвучит ли где-нибудь ее голос.
Одна из баб крикнула:
– Не с торгу ль, удалец?
– А по чем угадала удальца?
– По ухватке да по поглядке.
– Зорка!
– Не с торгу ль?
– Оттоль.
– Что там про войну слыхать?
– Побьют татаровей.
– Ужли ж?
– А нешь нет?
– Кто же знает?
– Знаю, побьют. На торгу татарина поймали.
– Ой, господи!
– Поймали! Минула беда.
– Ну, слава те, господи! А мы все слухаем, не завопит ли кто.
– А тогда что?
– Бежать стаНем. – Куда ж?
– В леса. Там не сыщут.
– А ежли…
– Загрызем! Все одно – не дадимся.
– А не все ль одно – мужик ведь!
– Сказал! Татарин-то?
– А ваши-то где?
– А на татар пошли.
Кирилл подумал: «Будто на медведя пошли али на бобра. Ох, бабы!»
– А где тут Анюта-вдовка живет? Вестно?
– А те на што?
– Да я ей давал порты стирать.
– Ой, молодец, давно, видать, дал!
– А что?
– Да ей тут уж год нету.
– Чего ж так?
– Да она одного молодца на казнь подвела – засрамили.
– А что за молодец?
– К ней один расстрига сватался, а она его – назад в монастырь.
– А! – смекнул Кирилл. – А куда?
– Да не то в Рязань, не то в березань.
– А все ж таки?
– К родителям.
Сердце остановилось: умерла?
Но баба разговорилась:
– У нее отец там гдей-то, на хлебном торгу прикащиком.
– А! Ну счастливо вам жить, бабоньки!
– Да мы и так не тужим. Тебя вот жаль.
– Ну-ка?
– Пропали порты-то – в Рязань увезла!
У колодца засмеялись. А Кирилл подумал: «Истинно: душу мою отстирала от пакости».
Он снова спросил, но суровее:
– Так верно, хохотухи, что уехала?
– Ну верно, верно. Перед Ильиным днем купцы туда с обозом ехали, так и она с ними. Вот уж другой год пошел.
– А где ж ее дом-то?
– А пониже к речке. Эна, отсель видать – крыша соломляная.
Баба подняла руку, указывая туда, и Кирилл приметил: статна молодка.
А может, тоже сейчас вдовкой станет. А может, и не чует, что уж стала вдовой?
Он поклонился ей и пошел. Свернул в боковую улочку и, еле пролезая между двумя заборами, пошел к соломенному верху Анютиной избы.
За тыном под яблоней рылись в земле цыплята и прыснули прочь, когда он распахнул калитку.
Пожилая женщина строго и опасливо смотрела ему навстречу.
– Здравствуй, сестрица!
Женщина молча поклонилась. Нехорошо было сразу приступать к делу, но женщина была одна, смотрела опасливо, дни стояли тревожные, и Кирилл заспешил:
– Я об Анне думал спросить. Где она?
– А почто?
– Она постирать обещалась, так я зашел.
– Давно уж ее тут нету.
– А где ж она?
– Постирать-то и я могу. Приноси, ладно.
Он повернулся, чтоб идти, и, будто нехотя, спросил:
– А куда ж она, Анна-то, делась?
– К брату переехала. На Рязань.
– Он у нее что ж, в самом городе?
– В Затынной слободе. Огородник.
– Он что ж, не жил тут, что ли? Чтой-то я его не знаю. Как звать-то?
– Горденей.
– Не слыхал.
– Да он тут мало и жил. И Анна-то ведь рязаночка. Сюда замуж отдана.
А жизни-то и не вышло.
– Как это?
– Так, милой, какая ж жизнь: полтора года с мужем прожила, мужа убили. И не рассмотрела мужика, а уж овдовела. Третий год вдова. У брата жена теперь померла, поехала за его ребятами приглядеть. В чужой семье молодой бабе разве жизнь?
Сколько годов Кирилл ничего не слышал о ней. Все, чего недоставало, выведал.
– А ты-то, сестрица, чего тут?
– А нас она на постой пустила. Деревню нашу сожгли. Муж – старик. Я у него третья жена. Он на плоту. Игнатий Вожжа. Нешь не знаешь?
– Как не знать!
– Ну то-то!
– Ну прости, сестрица.
– Так приноси, постираю.
– Принесу.
Он вышел. Стало так просторно вдруг. Шел и думал: куда ж идти? Только теперь понял, что для нее сюда шел, что без нее тут нечего делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95