– Просто они официально не расписаны и, чтобы про них не говорили всякого, назвались братом и сестрой. К тому же в физиономии сапера угадывается замес азиатских кровей, тогда как в лице Сони кровь преимущественно одна – легкая, славянского окраса.
– Я ем, – ответил Владимир Викторович и, как показалось, еле заметно мне подмигнул. Одним коротким взмахом ресниц.
Ишь, какой негодяй! – с некоторым восторгом изумилась я.
– А что ваш ящик? – спросил сапер, слизывая с губ масляную каплю.
– Какой ящик? – сыграла я удивление.
– Который вам кто-то подкинул?
– Ах, футляр!.. – продолжала я прямо по Станиславскому. – Так нашелся хозяин и забрал его!..
– Нашелся?! – почему-то обрадовался Владимир Викторович. – Ой, как хорошо!.. А что в нем было?
– Так, музыкальный инструмент в нем помещался.
– Что вы говорите! А какой?
И тут я соврала мгновенно, и сколько потом ни размышляла над тем, почему ответила именно так, вразумительного объяснения не находила. Может быть, потому, Евгений, что вы стали для меня чем-то очень важным, и я думаю о вас большую часть своего времени?..
– Саксофон! – ответила я. – И принадлежит он известному московскому музыканту Евгению Молокану!
– Слава Богу, что вещь вновь обрела своего хозяина! – подытожил Владимир Викторович и подмигнул мне так явно, что заметила Соня. Лицо ее в мгновение ока набрякло кровью, она нависла над столом, багровея носом, глаза выкатились из орбит, почтальонша пыталась было вздохнуть, но в горле что-то встало преградой, как будто сама смерть перегородила гортань. Соня заколотила по столу руками, взбрыкнули в конвульсиях ноги, и смешалась речная рыба с жасминовым чаем.
– Она подавилась! – закричала я. – Помогите же ей!
Владимир Викторович поглядел на сестру с недоумением, как на хамелеона, меняющего свой окрас. И действительно, лицо Сони, ее шея в этот миг меняли свой цвет с багрового на синий с очагами желтизны, обещая в дальнейшем определиться в радикально черный.
– У нее кость в горле! – паниковала я. – Она сейчас умрет!
Судорожно припоминая первые уроки медицины в институте, я тараторила Владимиру Викторовичу о том, что нужно вооружиться вилкой и сделать прокол чуть ниже щитовидной железы, освободив воздуху естественный проход. За это время судороги Сони из отчаянных сделались угасающе умеренными, и я поняла, что, если что-то срочно не предпринять, в моем доме случится трагедия.
– Колите!
– Да как же я ее вилкой по горлу?! – удивлялся Владимир Викторович. – Человек все-таки!
Во всем его облике не было ровным счетом никакого волнения. Казалось, что происходит вещь совершенно естественная и его спутнице ничего особенного не грозит. В довершение я увидела, как сапер вновь подмигнул мне, на этот раз нарочито, подчеркивая подмигивание всей гладко выбритой щекой.
– Не могу я ее по горлу! – повторил Владимир Викторович с нежностью.
Неожиданно он распрямил ладонь лопатой, вытянул руку, развернул плечо на сорок пять градусов и со всего маху шарахнул Соню ручищей по спине. Рот у Сони открылся, словно рыбий, кость вылетела из синего зева, как первобытное копье из пещеры. Вслед за этим раздался протяжный стон, почтальонша со свистом задышала, захлопала быстро-быстро глазами и пролила на порозовевшие щеки слезы возрождающейся жизни.
– Зачем же вилкой! – улыбнулся сапер. – Так на чем мы остановились?
– На чем!.. – Я решительно была не способна вернуться в русло предыдущей беседы. – Простите… Может быть, ее отвести домой?
Я с жалостью смотрела то на Соню, то на ее брата или кем он там ей приходится.
– Да все уже в порядке! – отказывался Владимир Викторович. – Она в порядке.
И на самом деле, личико Сони стало почти таким же розовым, как и до косточки. Она даже пыталась улыбаться, хотя дышала пока чаще обычного.
– Вы сказали, что в футляре был саксофон и что принадлежал он известному музыканту Евгению Молокану? Правильно я понял?
– Да-да, – подтвердила я.
– Ну, очень хорошо, что все так благополучно завершилось! – успокоился сапер и попросил еще чаю. – Музыкальный инструмент для музыканта – вещь чрезвычайно важная! – продолжал он, прихлебывая из кружки ароматный напиток. – Это как руки для сапера! Нет инструмента, нет и музыканта!
Владимир Викторович глотал жасминовый чай, смотрел на меня во все глаза, и казалось, приоткрылось в его взгляде что-то до этой секунды спрятанное потаенно, что-то холодное и безжалостное. Или же все это действительно мне казалось.
– Это уже третий раз за неделю! – сказала Соня слабеньким голоском.
– Что – третий раз? – не поняла я.
– Подавилась она в третий раз, – пояснил сапер. – Постоянно, когда ест рыбу – давится.
– А я ему говорю – не лови ты больше эту рыбу! Она уже поперек горла стоит!
– А я люблю рыбу!
– А я через нее когда-нибудь умру! – трагично сообщила Соня.
– А вы не ешьте ее, – предложила я. – Пусть сам питается!
– Он заставляет.
– Зачем? – удивилась я.
– Затем, что полезно от щитовидной железы! – ответил Владимир Викторович.
– Да не помогает речная рыба от щитовидки! – вскричала Соня. – Только морская! Сколько раз повторять!
– А кость-то, смотрите! В дверь шкафа воткнулась! – указал сапер.
Мы с Соней поворотили головы и увидели действительно торчащую из дверки шкафа рыбью кость.
– Сейчас вытащу.
С этими словами Владимир Викторович поднялся со стула, прошел через всю комнату и, схватив кость за кончик двумя пальцами, дернул ее на себя. Каково же было наше удивление, когда, вместо того чтобы выдернуться, кость потащила за собой дверь и открыла на четверть содержимое шкафа. И тут я вспомнила, что в нем лежит футляр с руками, про который я так убедительно врала гостям.
– Закройте немедленно шкаф! – сказала я грубо. – Сейчас же!
Владимир Викторович обратил ко мне удивленное лицо, все еще продолжая держаться за кость:
– Да я вовсе не нарочно его открыл. Он сам!
– Закройте же! – настаивала я, надеясь, что никто не разглядел сокрытого в шкафу футляра.
– Хорошо-хорошо! Вы только не волнуйтесь! – замахал руками сапер и медленно притворил дверь. – Уже закрыл. Вот и нечего волноваться!..
Когда опасность миновала, я попыталась исправить неловкость, намекая, что в шкафу содержатся мои интимные вещи, принадлежности, не предназначенные для мужского постороннего взгляда.
– Там кое-что из женского шелка, – пояснила я кокетливо.
После моих оправданий глаз Владимира Викторовича разгорелся бенгальским огнем, и я опять испытала некую радость победы женского начала над мужским. Теша себя мыслью, что даже в таком недвижимом состоянии представляю интерес для противоположного пола, я проводила гостей до дверей с настойчивым предложением сделать чаепитие нашей доброй традицией и встречаться как можно чаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Я ем, – ответил Владимир Викторович и, как показалось, еле заметно мне подмигнул. Одним коротким взмахом ресниц.
Ишь, какой негодяй! – с некоторым восторгом изумилась я.
– А что ваш ящик? – спросил сапер, слизывая с губ масляную каплю.
– Какой ящик? – сыграла я удивление.
– Который вам кто-то подкинул?
– Ах, футляр!.. – продолжала я прямо по Станиславскому. – Так нашелся хозяин и забрал его!..
– Нашелся?! – почему-то обрадовался Владимир Викторович. – Ой, как хорошо!.. А что в нем было?
– Так, музыкальный инструмент в нем помещался.
– Что вы говорите! А какой?
И тут я соврала мгновенно, и сколько потом ни размышляла над тем, почему ответила именно так, вразумительного объяснения не находила. Может быть, потому, Евгений, что вы стали для меня чем-то очень важным, и я думаю о вас большую часть своего времени?..
– Саксофон! – ответила я. – И принадлежит он известному московскому музыканту Евгению Молокану!
– Слава Богу, что вещь вновь обрела своего хозяина! – подытожил Владимир Викторович и подмигнул мне так явно, что заметила Соня. Лицо ее в мгновение ока набрякло кровью, она нависла над столом, багровея носом, глаза выкатились из орбит, почтальонша пыталась было вздохнуть, но в горле что-то встало преградой, как будто сама смерть перегородила гортань. Соня заколотила по столу руками, взбрыкнули в конвульсиях ноги, и смешалась речная рыба с жасминовым чаем.
– Она подавилась! – закричала я. – Помогите же ей!
Владимир Викторович поглядел на сестру с недоумением, как на хамелеона, меняющего свой окрас. И действительно, лицо Сони, ее шея в этот миг меняли свой цвет с багрового на синий с очагами желтизны, обещая в дальнейшем определиться в радикально черный.
– У нее кость в горле! – паниковала я. – Она сейчас умрет!
Судорожно припоминая первые уроки медицины в институте, я тараторила Владимиру Викторовичу о том, что нужно вооружиться вилкой и сделать прокол чуть ниже щитовидной железы, освободив воздуху естественный проход. За это время судороги Сони из отчаянных сделались угасающе умеренными, и я поняла, что, если что-то срочно не предпринять, в моем доме случится трагедия.
– Колите!
– Да как же я ее вилкой по горлу?! – удивлялся Владимир Викторович. – Человек все-таки!
Во всем его облике не было ровным счетом никакого волнения. Казалось, что происходит вещь совершенно естественная и его спутнице ничего особенного не грозит. В довершение я увидела, как сапер вновь подмигнул мне, на этот раз нарочито, подчеркивая подмигивание всей гладко выбритой щекой.
– Не могу я ее по горлу! – повторил Владимир Викторович с нежностью.
Неожиданно он распрямил ладонь лопатой, вытянул руку, развернул плечо на сорок пять градусов и со всего маху шарахнул Соню ручищей по спине. Рот у Сони открылся, словно рыбий, кость вылетела из синего зева, как первобытное копье из пещеры. Вслед за этим раздался протяжный стон, почтальонша со свистом задышала, захлопала быстро-быстро глазами и пролила на порозовевшие щеки слезы возрождающейся жизни.
– Зачем же вилкой! – улыбнулся сапер. – Так на чем мы остановились?
– На чем!.. – Я решительно была не способна вернуться в русло предыдущей беседы. – Простите… Может быть, ее отвести домой?
Я с жалостью смотрела то на Соню, то на ее брата или кем он там ей приходится.
– Да все уже в порядке! – отказывался Владимир Викторович. – Она в порядке.
И на самом деле, личико Сони стало почти таким же розовым, как и до косточки. Она даже пыталась улыбаться, хотя дышала пока чаще обычного.
– Вы сказали, что в футляре был саксофон и что принадлежал он известному музыканту Евгению Молокану? Правильно я понял?
– Да-да, – подтвердила я.
– Ну, очень хорошо, что все так благополучно завершилось! – успокоился сапер и попросил еще чаю. – Музыкальный инструмент для музыканта – вещь чрезвычайно важная! – продолжал он, прихлебывая из кружки ароматный напиток. – Это как руки для сапера! Нет инструмента, нет и музыканта!
Владимир Викторович глотал жасминовый чай, смотрел на меня во все глаза, и казалось, приоткрылось в его взгляде что-то до этой секунды спрятанное потаенно, что-то холодное и безжалостное. Или же все это действительно мне казалось.
– Это уже третий раз за неделю! – сказала Соня слабеньким голоском.
– Что – третий раз? – не поняла я.
– Подавилась она в третий раз, – пояснил сапер. – Постоянно, когда ест рыбу – давится.
– А я ему говорю – не лови ты больше эту рыбу! Она уже поперек горла стоит!
– А я люблю рыбу!
– А я через нее когда-нибудь умру! – трагично сообщила Соня.
– А вы не ешьте ее, – предложила я. – Пусть сам питается!
– Он заставляет.
– Зачем? – удивилась я.
– Затем, что полезно от щитовидной железы! – ответил Владимир Викторович.
– Да не помогает речная рыба от щитовидки! – вскричала Соня. – Только морская! Сколько раз повторять!
– А кость-то, смотрите! В дверь шкафа воткнулась! – указал сапер.
Мы с Соней поворотили головы и увидели действительно торчащую из дверки шкафа рыбью кость.
– Сейчас вытащу.
С этими словами Владимир Викторович поднялся со стула, прошел через всю комнату и, схватив кость за кончик двумя пальцами, дернул ее на себя. Каково же было наше удивление, когда, вместо того чтобы выдернуться, кость потащила за собой дверь и открыла на четверть содержимое шкафа. И тут я вспомнила, что в нем лежит футляр с руками, про который я так убедительно врала гостям.
– Закройте немедленно шкаф! – сказала я грубо. – Сейчас же!
Владимир Викторович обратил ко мне удивленное лицо, все еще продолжая держаться за кость:
– Да я вовсе не нарочно его открыл. Он сам!
– Закройте же! – настаивала я, надеясь, что никто не разглядел сокрытого в шкафу футляра.
– Хорошо-хорошо! Вы только не волнуйтесь! – замахал руками сапер и медленно притворил дверь. – Уже закрыл. Вот и нечего волноваться!..
Когда опасность миновала, я попыталась исправить неловкость, намекая, что в шкафу содержатся мои интимные вещи, принадлежности, не предназначенные для мужского постороннего взгляда.
– Там кое-что из женского шелка, – пояснила я кокетливо.
После моих оправданий глаз Владимира Викторовича разгорелся бенгальским огнем, и я опять испытала некую радость победы женского начала над мужским. Теша себя мыслью, что даже в таком недвижимом состоянии представляю интерес для противоположного пола, я проводила гостей до дверей с настойчивым предложением сделать чаепитие нашей доброй традицией и встречаться как можно чаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81