Нарастает эпидемия хроники. Ясно, что естествознание упирается в непонимание каких-то более глубоких организаций жизни. И этот фронт нового представления (не отрицания биохимии, а понимания биофизических конструкций, «топографических» организаций) идет в мировой науке.
В нашей стране аналогичные исследования интенсивно велись где-то до тридцатых годов, а еще раньше – русскими учеными в конце прошлого века. Сталинизм вел тотальное уничтожение этих направлений, подчас вместе с самими учеными. А сама сущность биофизики была извращена. Все это сужает возможность нашего ответа на те вопросы, которые задает жизнь. Эти причины лежат в плоскости науки.
С другой стороны – неудовлетворенность населения нашей химической, скорее захимической медициной, страх перед ней. Вот почему восстанавливается знахарство, происходит взрыв мистики, недобрых религиозных традиций, некоего их суррогата. Минздрав не в состоянии их контролировать, а экономика по организации кооперативов способствует.
Нынешний всплеск так называемого шаманства очень напоминает то, что было в Европе и Америке примерно двадцать пять лет назад. Тот же кризис, неудовлетворение плюс дороговизна медицины. Но законы в Штатах оказались жестче и не дали раздуться пожару. К тому же западная медицина нашла свою «колею», где человеческое здоровье, труд, продукт, потребительская стоимость и обратная связь сбалансированы. В Советском Союзе идет гигантский разбаланс. Он взрывом пахнет. Поэтому наши средневековые мистерии, повторяющие прошлое Штатов и Европы, захлебнутся, так как они попадают на колоссальное депонирование денег, неудовлетворенность медициной и несут в себе не культурную, а в подавляющем большинстве мистическую, синкретическую подоплеку. Остается удивляться малокультурию населения. Казалось бы, взрослые, зачастую с высшим образованием люди, а открывают телевизор Кашпировскому. Тот, кто разрешает, не ведает, что творит.
9. «Человек возник не по Дарвину».
– Вы много занимаетесь аномальными явлениями. Что в этой связи вам видится самой большой загадкой жизни?
– Как ученый я формулирую гипотезу и утверждаю? Около четырех миллионов лет на Земле как космическом теле появляется несколько форм живого вещества. Они реализуются в белково-нуклеиновых структурах, а также в полевых формах организации жизни, столь же сложных. Их взаимодействие и есть эволюция жизни на Земле. Рассматривая ее как белково-нуклеиновую, мы глубоко ошибаемся, видимо, мы еще на заре наших знаний. И это трагично, так как наше безрассудное самоуничтожение может привести не только к уничтожению белково-нуклеиновой экологии, а к более глубокому воздействию на полевые формы.
Если человек возникает на поверхности Земли, то не по эволюции Дарвина, а как взрыв организации топографических полевых структур интеллекта. Люди на заре своего возникновения, объединенные этим интеллектом, на поверхности Земли жить не могли. И в процессе адаптации приходят к языку. Так что наш семантический язык – вторичная форма адаптации интеллектуального живого вещества на поверхности Земли.
На поверхности Земли, в самой Земле, в ее окружении сохраняется общечеловеческий интеллект в виде топографических структур. Другими словами, все вокруг – живое и мыслящее. Человек весьма самонадеянно считает себя единственным носителем интеллекта на Земле. У нас, в советских лабораториях, есть такие конструкции.
С этой интеллектуальной топографической жизнью Земли отдельные люди, наделенные особой психикой, могут вступать в полевые контакты. Это было с Блавацкой, Еленой Рерих… Есть много и других примеров. Такие свойства изначально были основой человеческой сути. Люди, которые эти свойства не затормозили, выявляются в виде экстрасенсов или, скажем, Ванги. Это наша обычная природа, но только заторможенная эволюцией, социальными конкретностями.
– Не кажется ли вам, что наука утратила такое целостное видение феномена человека в космическом потоке жизни?
– Восстановлению такого видения поможет опора на духовное наследие русских религиозных философов Флоренского, Федорова, широко мыслящих ученых-натуралистов Вернадского, Тейяра де Шардена.
Здесь я хочу подробнее остановиться на религии…
Религия – это базисный процесс культуры. Это не надстройка. Религия, так же как и другие институты культуры и науки, – это «обереги» человечества. Не в научном, но в очень далеко смотрящем догматическом, априорном мышлении. А сейчас религию мы разрушили. Если мы сумеем восстановить в стране христианскую православную веру, то скорее всего в том виде, в каком она была в конце девятнадцатого века. Между тем в тот период православная Россия стояла на грани реформации церкви. О необходимости этого писали Толстой, Достоевский… Этика церкви сейчас – великое дело, но ее надо сегодня акцентировать на Нагорную проповедь, на Новый Завет. Культуре, науке, церкви нужно стремиться к сближению в решении стоящих перед ними гуманитарных задач.
10. «Каждый ученый должен знать, что он знает мало».
– Влаиль Петрович, если оглянуться на жизнь, прожитую в науке, и задаться вопросом: что главного удалось сделать и чего сделать не удалось? Вы говорите, что как шестидесятник не поняты. Насколько этот драматический итог вы относите к своей биографии не как организатора науки, а как собственно ученого со своими планами, замыслами, работами?
– Видите ли, после того, как я вернулся с фронта, после того, как почти год пролежал в госпиталях, взгляды на сущность и на жизнь, как и у многих фронтовиков, у меня, конечно, изменились. Поэтому, может быть, доверие к людям, содействие им в каком-то добром деле стали доминировать. Если я кому-то помог – это уже много, это уже итог. Но успел я сделать и многое из того, что мог сделать в те трудные годы. Досадно, я уже говорил, что наши взаимосвязи с иностранными партнерами наладились очень поздно. Думаю, мировое признание придет потом. Не лично меня, а этих работ, которые, как мне кажется, составят колоссальный фундамент для многих новаций. Наверное, именно здесь грань удовлетворения и неудовлетворения.
Качество ученого все-таки состоит в том, чтобы он каждую минуту ощущал и понимал в себе, что он очень мало знает. Это относится к позиции в целом, потому что раскаяться в ошибках, сказать людям откровенно о них – значит понять, куда идти дальше…
ЮРИЙ ТКАЧЕНКО
Корреспондент «Правды» К.Аксенов недавно рассказал об удивительном случае на даче Сталина….
Не утомляя читателя догадками, сразу скажу: все ехали на дачу И.В.Сталина. Именно здесь должно было произойти сенсационное событие, о котором в последнее время в городе-курорте шли самые невероятные пересуды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
В нашей стране аналогичные исследования интенсивно велись где-то до тридцатых годов, а еще раньше – русскими учеными в конце прошлого века. Сталинизм вел тотальное уничтожение этих направлений, подчас вместе с самими учеными. А сама сущность биофизики была извращена. Все это сужает возможность нашего ответа на те вопросы, которые задает жизнь. Эти причины лежат в плоскости науки.
С другой стороны – неудовлетворенность населения нашей химической, скорее захимической медициной, страх перед ней. Вот почему восстанавливается знахарство, происходит взрыв мистики, недобрых религиозных традиций, некоего их суррогата. Минздрав не в состоянии их контролировать, а экономика по организации кооперативов способствует.
Нынешний всплеск так называемого шаманства очень напоминает то, что было в Европе и Америке примерно двадцать пять лет назад. Тот же кризис, неудовлетворение плюс дороговизна медицины. Но законы в Штатах оказались жестче и не дали раздуться пожару. К тому же западная медицина нашла свою «колею», где человеческое здоровье, труд, продукт, потребительская стоимость и обратная связь сбалансированы. В Советском Союзе идет гигантский разбаланс. Он взрывом пахнет. Поэтому наши средневековые мистерии, повторяющие прошлое Штатов и Европы, захлебнутся, так как они попадают на колоссальное депонирование денег, неудовлетворенность медициной и несут в себе не культурную, а в подавляющем большинстве мистическую, синкретическую подоплеку. Остается удивляться малокультурию населения. Казалось бы, взрослые, зачастую с высшим образованием люди, а открывают телевизор Кашпировскому. Тот, кто разрешает, не ведает, что творит.
9. «Человек возник не по Дарвину».
– Вы много занимаетесь аномальными явлениями. Что в этой связи вам видится самой большой загадкой жизни?
– Как ученый я формулирую гипотезу и утверждаю? Около четырех миллионов лет на Земле как космическом теле появляется несколько форм живого вещества. Они реализуются в белково-нуклеиновых структурах, а также в полевых формах организации жизни, столь же сложных. Их взаимодействие и есть эволюция жизни на Земле. Рассматривая ее как белково-нуклеиновую, мы глубоко ошибаемся, видимо, мы еще на заре наших знаний. И это трагично, так как наше безрассудное самоуничтожение может привести не только к уничтожению белково-нуклеиновой экологии, а к более глубокому воздействию на полевые формы.
Если человек возникает на поверхности Земли, то не по эволюции Дарвина, а как взрыв организации топографических полевых структур интеллекта. Люди на заре своего возникновения, объединенные этим интеллектом, на поверхности Земли жить не могли. И в процессе адаптации приходят к языку. Так что наш семантический язык – вторичная форма адаптации интеллектуального живого вещества на поверхности Земли.
На поверхности Земли, в самой Земле, в ее окружении сохраняется общечеловеческий интеллект в виде топографических структур. Другими словами, все вокруг – живое и мыслящее. Человек весьма самонадеянно считает себя единственным носителем интеллекта на Земле. У нас, в советских лабораториях, есть такие конструкции.
С этой интеллектуальной топографической жизнью Земли отдельные люди, наделенные особой психикой, могут вступать в полевые контакты. Это было с Блавацкой, Еленой Рерих… Есть много и других примеров. Такие свойства изначально были основой человеческой сути. Люди, которые эти свойства не затормозили, выявляются в виде экстрасенсов или, скажем, Ванги. Это наша обычная природа, но только заторможенная эволюцией, социальными конкретностями.
– Не кажется ли вам, что наука утратила такое целостное видение феномена человека в космическом потоке жизни?
– Восстановлению такого видения поможет опора на духовное наследие русских религиозных философов Флоренского, Федорова, широко мыслящих ученых-натуралистов Вернадского, Тейяра де Шардена.
Здесь я хочу подробнее остановиться на религии…
Религия – это базисный процесс культуры. Это не надстройка. Религия, так же как и другие институты культуры и науки, – это «обереги» человечества. Не в научном, но в очень далеко смотрящем догматическом, априорном мышлении. А сейчас религию мы разрушили. Если мы сумеем восстановить в стране христианскую православную веру, то скорее всего в том виде, в каком она была в конце девятнадцатого века. Между тем в тот период православная Россия стояла на грани реформации церкви. О необходимости этого писали Толстой, Достоевский… Этика церкви сейчас – великое дело, но ее надо сегодня акцентировать на Нагорную проповедь, на Новый Завет. Культуре, науке, церкви нужно стремиться к сближению в решении стоящих перед ними гуманитарных задач.
10. «Каждый ученый должен знать, что он знает мало».
– Влаиль Петрович, если оглянуться на жизнь, прожитую в науке, и задаться вопросом: что главного удалось сделать и чего сделать не удалось? Вы говорите, что как шестидесятник не поняты. Насколько этот драматический итог вы относите к своей биографии не как организатора науки, а как собственно ученого со своими планами, замыслами, работами?
– Видите ли, после того, как я вернулся с фронта, после того, как почти год пролежал в госпиталях, взгляды на сущность и на жизнь, как и у многих фронтовиков, у меня, конечно, изменились. Поэтому, может быть, доверие к людям, содействие им в каком-то добром деле стали доминировать. Если я кому-то помог – это уже много, это уже итог. Но успел я сделать и многое из того, что мог сделать в те трудные годы. Досадно, я уже говорил, что наши взаимосвязи с иностранными партнерами наладились очень поздно. Думаю, мировое признание придет потом. Не лично меня, а этих работ, которые, как мне кажется, составят колоссальный фундамент для многих новаций. Наверное, именно здесь грань удовлетворения и неудовлетворения.
Качество ученого все-таки состоит в том, чтобы он каждую минуту ощущал и понимал в себе, что он очень мало знает. Это относится к позиции в целом, потому что раскаяться в ошибках, сказать людям откровенно о них – значит понять, куда идти дальше…
ЮРИЙ ТКАЧЕНКО
Корреспондент «Правды» К.Аксенов недавно рассказал об удивительном случае на даче Сталина….
Не утомляя читателя догадками, сразу скажу: все ехали на дачу И.В.Сталина. Именно здесь должно было произойти сенсационное событие, о котором в последнее время в городе-курорте шли самые невероятные пересуды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156