И слишком много мертвецов… Просто все сразу навалилось на меня, и я не могла с этим справиться.
– А сейчас ты можешь с этим справиться?
– Да, думаю, да.
Томми сжал ее крошечную ручку в своей ладони и ободряюще улыбнулся:
– Я всегда буду рядом, дорогая, знай об этом.
Она ответила благодарным рукопожатием. Томми давно понял, что Бриони не такая жесткая и расчетливая, какой старалась выглядеть. Она просто молодая женщина, несмотря на свой приказной тон и деловую хватку. Ее потрясли смерть Жинелль и последовавшее затем кровопролитие, из-за которых она не спала много ночей. «Я должен помочь ей, поддержать ее. Она – моя женщина, моя мечта, и праведную она ведет жизнь или нет – я все равно отчаянно люблю ее».
– Ты знаешь, где я сейчас была? – весело спросила Брионии. Она рассказала ему о своем визите к Джошуа и его матери, превратив все в шутку, усиливая комический аспект и умалчивая о своих угрозах. После того как они вместе посмеялись, Томми решил, что Бриони смеется слишком уж громко, а ее веселье чересчур нервное, чтобы быть искренним. «Я всегда буду рядом с ней. Буду следить за ней, как ястреб. Никакая опасность не подкрадется к ней незаметно».
Глава 18
Генри Дамас сидел в постели и делал вид, что читает газету. Изабель прибирала его комнату и исподтишка наблюдала за ним.
– Что-нибудь интересное в газете, Генри?
– Да в общем-то нет, – покачал он головой. Изабель расправила стеганое одеяло.
– А как насчет этой новости, отправки людей в Австралию? Мне кажется, идея чудесная.
– Если это поможет избавиться от рабочего класса, тогда и в самом деле чудесная.
Изабель вздохнула. Синеватый шрам начинался со скулы Генри и исчезал в волосах. Когда он злился, как сейчас, шрам становился ослепительно белым. У Генри остались шрамы и на плечах, и на спине. Нападавшие явно стремились его изувечить. Сначала Изабель удивлялась, почему они не забрали его бумажник и часы, но в полиции объяснили, что, вероятно, грабителям кто-то помешал. Теперь сочувствие Изабель к мужу постепенно проходило. По мере того как ему становилось лучше, он превращался в прежнего Генри Дамаса.
– Знаешь, ты очень тяжелый человек. Даже доктора ты заставляешь волноваться. Раны твои зажили, ты достаточно окреп, чтобы встать с постели. Так почему же ты не сойдешь вниз и не пообедаешь в библиотеке? В саду так красиво.
– Изабель, сделай милость, оставь меня в покое. Я все еще чувствую себя плохо, и если предпочитаю быть в постели, так это мое право. Я не желаю сидеть в библиотеке и любоваться садом. Меня не интересуют дела маленьких людишек, которые собираются ехать в эту богом забытую Австралию. Мне все равно, что у нас на обед или на ленч. Мне плевать на то, что делаешь ты или эта развалина – твой отец. Короче говоря, ты меня достала. Пожалуйста, уходи.
Изабель поджала губы и поднялась. Но не успела она выйти из комнаты, как Генри окликнул ее:
– И держи этого ребенка и его бешеную овчарку подальше от меня.
Едва Изабель открыла дверь, как пес Ниппер ворвался в комнату, а вслед за ним и Бенедикт. Ниппер вскочил на кровать и принялся неистово лизать лицо Генри и его лысеющую голову. Грязные лапы смяли номер «Тайме». Дамас изо всех сил оттолкнул животное и сбросил его на пол.
Ниппер был еще молодым и потому очень дружелюбным. Несмотря на то, что Генри Дамас ни разу не сказал псу ласкового слова, тот неизменно ласкался к нему. Вот и теперь Ниппер снова вскочил на постель и обрушился на Генри с изъявлениями приязни.
Бенедикт стоял возле двери. Улыбаясь, он громко позвал собаку:
– Ниппер, Ниппер! Ну-ка, скорее иди сюда! Оставь папу в покое. Он нездоров!
Изабель подавила смешок, увидев лицо мужа. Генри проскрежетал сквозь зубы:
– Убери от меня эту собаку!
Бенедикт изо всех сил потянул животное с постели, стащил его на пол, и Ниппер уселся на ковре, высунув громадный язык и тяжело дыша.
– Мне очень жаль, папа, но он тебя любит. Хорошо, я постараюсь держать его подальше от тебя… – Голос Бенедикта угас, и мальчик огорченно потупился.
Генри пристально посмотрел на сына. Бенедикт непроизвольно повторил движение своей матери: Бриони точно также склоняла голову, если Генри журил ее за что-нибудь. Впервые отец почувствовал проблеск интереса к сыну.
– Сделай так снова, парень.
– Что сделать, папа? – не понял Бенедикт.
Генри спародировал его движение, и Бенедикт рассмеялся. Он опустил руки и повесил голову, повторив движение, подмеченное отцом. В первый раз Генри искренне улыбнулся ребенку.
– Изабель, принеси альбомы из нижнего ящика шкафа в моей гардеробной.
Пораженная Изабель повиновалась. Бенедикт стоял возле кровати и с отсутствующим видом гладил Ниппера, ожидая, когда отец заговорит вновь. Он не знал, как себя вести. Отец так редко обращал на него внимание – только если школьные отметки Бена были недостаточно высоки. Но в таких случаях Генри попросту бранил мальчика.
Генри снова широко улыбнулся.
– Вот, посмотри!
Бенедикт взял фотографию из рук отца и увидел женщину, одетую в черное шелковое платье. У нее были седые волосы, а на лице – печальная улыбка.
– Это моя мать, твоя бабушка. Бенедикт взглянул отцу в глаза и сказал:
– Она очень красивая. Генри подтвердил:
– Да, она была очень хорошенькая. Некоторые даже думали, что слишком хорошенькая. Но я всегда любил ее, эту добрую женщину.
Изабель изумленно слушала, как отец и сын дружески болтают.
– А что с ней случилось, папа?
– О, она умерла, когда я был еще пареньком чуть старше тебя. Все ее дети, кроме меня, умерли. Она не вынесла этого, потому что была слишком нежная, слишком утонченная, чтобы пережить такое. Она сама напоминала ребенка и так мелодично смеялась… Она любила меня до безумия. Помню, как мы играли с ней и с моей старой няней Нэтти в прятки…
Взгляд Генри был устремлен в никуда, словно картины прошлого предстали перед его глазами. Бенедикт с любопытством разглядывал старинную фотографию.
– А у тебя есть еще фотографии, папа? Я с удовольствием послушал бы про мою бабушку. Я так часто видел ее портрет в столовой и всегда хотел что-нибудь узнать о ней.
Генри пристально посмотрел на ребенка. Вполне естественно, что мальчик хочет знать свои корни. И тут Генри цинично усмехнулся: «Вот будет номер, если он узнает, кто его настоящая мать».
– Иди ко мне на кровать. Садись. Я покажу тебе все фото, которые у меня есть. У меня нет снимков отца, только портрет, он наверху, на чердаке. Твой дед изображен в форме. Он служил в кавалерии, в уланском полку.
– А ты любил его, папа?
Генри рассмеялся и покачал головой.
– Нет, на самом деле нет. У него был отвратительный характер.
Бенедикт закусил губу и испытующе посмотрел в лицо отцу.
– Ты думаешь, что я унаследовал дурной нрав от него?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
– А сейчас ты можешь с этим справиться?
– Да, думаю, да.
Томми сжал ее крошечную ручку в своей ладони и ободряюще улыбнулся:
– Я всегда буду рядом, дорогая, знай об этом.
Она ответила благодарным рукопожатием. Томми давно понял, что Бриони не такая жесткая и расчетливая, какой старалась выглядеть. Она просто молодая женщина, несмотря на свой приказной тон и деловую хватку. Ее потрясли смерть Жинелль и последовавшее затем кровопролитие, из-за которых она не спала много ночей. «Я должен помочь ей, поддержать ее. Она – моя женщина, моя мечта, и праведную она ведет жизнь или нет – я все равно отчаянно люблю ее».
– Ты знаешь, где я сейчас была? – весело спросила Брионии. Она рассказала ему о своем визите к Джошуа и его матери, превратив все в шутку, усиливая комический аспект и умалчивая о своих угрозах. После того как они вместе посмеялись, Томми решил, что Бриони смеется слишком уж громко, а ее веселье чересчур нервное, чтобы быть искренним. «Я всегда буду рядом с ней. Буду следить за ней, как ястреб. Никакая опасность не подкрадется к ней незаметно».
Глава 18
Генри Дамас сидел в постели и делал вид, что читает газету. Изабель прибирала его комнату и исподтишка наблюдала за ним.
– Что-нибудь интересное в газете, Генри?
– Да в общем-то нет, – покачал он головой. Изабель расправила стеганое одеяло.
– А как насчет этой новости, отправки людей в Австралию? Мне кажется, идея чудесная.
– Если это поможет избавиться от рабочего класса, тогда и в самом деле чудесная.
Изабель вздохнула. Синеватый шрам начинался со скулы Генри и исчезал в волосах. Когда он злился, как сейчас, шрам становился ослепительно белым. У Генри остались шрамы и на плечах, и на спине. Нападавшие явно стремились его изувечить. Сначала Изабель удивлялась, почему они не забрали его бумажник и часы, но в полиции объяснили, что, вероятно, грабителям кто-то помешал. Теперь сочувствие Изабель к мужу постепенно проходило. По мере того как ему становилось лучше, он превращался в прежнего Генри Дамаса.
– Знаешь, ты очень тяжелый человек. Даже доктора ты заставляешь волноваться. Раны твои зажили, ты достаточно окреп, чтобы встать с постели. Так почему же ты не сойдешь вниз и не пообедаешь в библиотеке? В саду так красиво.
– Изабель, сделай милость, оставь меня в покое. Я все еще чувствую себя плохо, и если предпочитаю быть в постели, так это мое право. Я не желаю сидеть в библиотеке и любоваться садом. Меня не интересуют дела маленьких людишек, которые собираются ехать в эту богом забытую Австралию. Мне все равно, что у нас на обед или на ленч. Мне плевать на то, что делаешь ты или эта развалина – твой отец. Короче говоря, ты меня достала. Пожалуйста, уходи.
Изабель поджала губы и поднялась. Но не успела она выйти из комнаты, как Генри окликнул ее:
– И держи этого ребенка и его бешеную овчарку подальше от меня.
Едва Изабель открыла дверь, как пес Ниппер ворвался в комнату, а вслед за ним и Бенедикт. Ниппер вскочил на кровать и принялся неистово лизать лицо Генри и его лысеющую голову. Грязные лапы смяли номер «Тайме». Дамас изо всех сил оттолкнул животное и сбросил его на пол.
Ниппер был еще молодым и потому очень дружелюбным. Несмотря на то, что Генри Дамас ни разу не сказал псу ласкового слова, тот неизменно ласкался к нему. Вот и теперь Ниппер снова вскочил на постель и обрушился на Генри с изъявлениями приязни.
Бенедикт стоял возле двери. Улыбаясь, он громко позвал собаку:
– Ниппер, Ниппер! Ну-ка, скорее иди сюда! Оставь папу в покое. Он нездоров!
Изабель подавила смешок, увидев лицо мужа. Генри проскрежетал сквозь зубы:
– Убери от меня эту собаку!
Бенедикт изо всех сил потянул животное с постели, стащил его на пол, и Ниппер уселся на ковре, высунув громадный язык и тяжело дыша.
– Мне очень жаль, папа, но он тебя любит. Хорошо, я постараюсь держать его подальше от тебя… – Голос Бенедикта угас, и мальчик огорченно потупился.
Генри пристально посмотрел на сына. Бенедикт непроизвольно повторил движение своей матери: Бриони точно также склоняла голову, если Генри журил ее за что-нибудь. Впервые отец почувствовал проблеск интереса к сыну.
– Сделай так снова, парень.
– Что сделать, папа? – не понял Бенедикт.
Генри спародировал его движение, и Бенедикт рассмеялся. Он опустил руки и повесил голову, повторив движение, подмеченное отцом. В первый раз Генри искренне улыбнулся ребенку.
– Изабель, принеси альбомы из нижнего ящика шкафа в моей гардеробной.
Пораженная Изабель повиновалась. Бенедикт стоял возле кровати и с отсутствующим видом гладил Ниппера, ожидая, когда отец заговорит вновь. Он не знал, как себя вести. Отец так редко обращал на него внимание – только если школьные отметки Бена были недостаточно высоки. Но в таких случаях Генри попросту бранил мальчика.
Генри снова широко улыбнулся.
– Вот, посмотри!
Бенедикт взял фотографию из рук отца и увидел женщину, одетую в черное шелковое платье. У нее были седые волосы, а на лице – печальная улыбка.
– Это моя мать, твоя бабушка. Бенедикт взглянул отцу в глаза и сказал:
– Она очень красивая. Генри подтвердил:
– Да, она была очень хорошенькая. Некоторые даже думали, что слишком хорошенькая. Но я всегда любил ее, эту добрую женщину.
Изабель изумленно слушала, как отец и сын дружески болтают.
– А что с ней случилось, папа?
– О, она умерла, когда я был еще пареньком чуть старше тебя. Все ее дети, кроме меня, умерли. Она не вынесла этого, потому что была слишком нежная, слишком утонченная, чтобы пережить такое. Она сама напоминала ребенка и так мелодично смеялась… Она любила меня до безумия. Помню, как мы играли с ней и с моей старой няней Нэтти в прятки…
Взгляд Генри был устремлен в никуда, словно картины прошлого предстали перед его глазами. Бенедикт с любопытством разглядывал старинную фотографию.
– А у тебя есть еще фотографии, папа? Я с удовольствием послушал бы про мою бабушку. Я так часто видел ее портрет в столовой и всегда хотел что-нибудь узнать о ней.
Генри пристально посмотрел на ребенка. Вполне естественно, что мальчик хочет знать свои корни. И тут Генри цинично усмехнулся: «Вот будет номер, если он узнает, кто его настоящая мать».
– Иди ко мне на кровать. Садись. Я покажу тебе все фото, которые у меня есть. У меня нет снимков отца, только портрет, он наверху, на чердаке. Твой дед изображен в форме. Он служил в кавалерии, в уланском полку.
– А ты любил его, папа?
Генри рассмеялся и покачал головой.
– Нет, на самом деле нет. У него был отвратительный характер.
Бенедикт закусил губу и испытующе посмотрел в лицо отцу.
– Ты думаешь, что я унаследовал дурной нрав от него?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130