Фануил снова взмыл в небеса. Лайам, сориентировавшись, двинулся к югу. Не успел он пройти и двух кварталов, как фамильяр доложил, что за ним кто-то крадется.
«Их двое, мастер. Это не миротворцы – они не в форме и стараются держаться в тени».
Держаться сейчас в тени было несложно. Лавки уже закрылись, и мостовая освещалась лишь светом, льющимся из узеньких окон вторых этажей.
Лайам выругался.
«Ты уверен, что им нужен именно я?»
«Не вполне. Но они не хотят, чтобы ты их заметил».
Лайам снова выругался. Под ложечкой мерзко заныло. Боги, пусть это будут простые грабители! Ведь в кабаке кто-нибудь наверняка положил глаз на его одеяние и кошелек. «Пусть это будут всего лишь грабители!» Он нарочито замедлил шаги, затем свернул в первый попавшийся переулок и, стремглав по нему промчавшись, выскочил на соседнюю улицу. «Стой! Если это и вправду грабители, они наверняка связаны с гильдией, а там тебе могут помочь!» Лайам встал за углом, лихорадочно соображая.
Фануил сообщил, что преследователи ускорили шаг и сейчас пробираются по переулку.
«Прекрасно. Дашь мне знать, когда они подойдут».
Он отдал уродцу еще пару распоряжений и стал ждать, нервно поглаживая рукоятку кинжала.
«Мастер, они рядом!»
Лайам вступил в пятно света, падающего на мостовую из окна чьей-то спальни, и картинно взмахнул плащом. Две тени, уверенно движущиеся во тьме, застыли как вкопанные, у одного из преследователей вырвалось изумленное восклицание.
«Ну-ну…»
Сверху бесшумно спланировал Фануил. Уродец, не таясь, пересек световой поток и подлетел к хозяину.
Преследователи переглянулись. Тот, что шел первым, вновь открыл было рот, но сказать ничего не успел, ибо колени его подломились. Ражий детина мешком опустился на мостовую и захрапел. Лайам посмотрел на второго.
– Аве, брат! Потолкуем?
13
Ночной тать жалостно всхлипнул. Лайам поманил его пальцем.
– Подойди ближе, брат! Ты ведь певец?
Дракончик опустился на хозяйское плечо и трепыхнул крыльями. Тать вновь заскулил. Лайам повторил уже строже:
– Подойди ближе, тебе говорят! Ты певец?
Неудачливый грабитель боязливо перешагнул через храпящего напарника и промямлил:
– Д-дох… Некто поет.
– Некто тоже поет. Некто и сам декламатор.
Лайам широко улыбнулся. Он действительно был доволен. Ему без особой натуги удалось сообщить ночному охотнику за поживой, что перед ним стоит «декламатор», то есть такой же вор.
– Таких декламаторов тут что-то не слышно, – заявил вор. Он слегка поежился, словно испугавшись собственной храбрости, и добавил: – В нашей караде.
На тайном языке, известном лишь профессиональным преступникам Таралона, это означало, что в Лайаме сомневаются. Члены каждой карады, то есть отдельного воровского сообщества, даже такого огромного, как торквейское, обыкновенно знают друг друга – хотя бы в лицо. С самозванцами и чужаками, осмелившимися промышлять на чужой территории, воровской кодекс предписывает безжалостно расправляться.
– Некто не из торквейской карады. Некто здесь не шалит, некто чисто резвится.
Второй своей фразой Лайам давал понять, что он удалился от дел. Навсегда или только на время визита – неважно, главное подчеркнуть, что чужак в столице ведет себя тихо, не нарушая воровских законов. «О происшествии в бане им вовсе не обязательно знать».
– Некто хочет выпить с принцепсом карады Торквея. С Банкиром.
Вор удивленно дернулся и склонил голову, разглядывая незнакомца. Он был невысок и, похоже, горбат… или сильно сутулился – детали мешала рассмотреть темнота. Лайам выждал немного, потом повторил:
– Некто хочет пить с принцепсом. У него есть баклага.
Принцепс – глава преступной общины – в Торквее всегда прозывался Банкиром, какова ни была бы его прежняя кличка.
Вор негромко присвистнул, словно дивясь наглости чужака, впрочем, его новое восклицание показало, что это не так.
– Вот тебе на! Известная вывеска! С памфлетной танцульки! Эй, брат, некто твою вывеску знает!
– Откуда… – выдохнул было Лайам, но тут же осекся. «Откуда ему меня знать?» Ответ был очевиден, что подтвердила (хотя и с заминкой) мысленная расшифровка услышанного. «Вывеска» – это лицо, «танцулька» – виселица, но почему «памфлетная»? На память пришел Памфлетный бульвар, где толкутся ученики магов. Ведь это они размножают портреты разыскиваемых преступников, а столбы с перекладиной, к которой крепятся прокламации, и впрямь походят на виселицу! Лайам поморщился и мысленно еще раз проклял каменную уродку вкупе с ее остроумным нововведением.
– Дох, – сказал вор довольным и куда более самоуверенным тоном. – Некто засек твою вывеску с баклагой пса магнуса. Шахматы шуршат за тобой.
«Магнус» значит главный, «пес» – это сыщик. Главный сыщик в Торквее – Уорден, а «шахматы» – ее миротворцы, одетые в клетчатые туники.
Вор явно приободрился и обнаглел. «Надо его осадить». Лайам холодно усмехнулся.
– Мои трубы слышны и в белом, и в черном.
(Слава о нем идет громкая – как среди добропорядочных жителей королевства, так и в преступных кругах.) Он демонстративно покосился на Фануила.
– Моя вита – морте, мой модус – зеленый. (Он профессиональный убийца и работает с помощью магии.)
Абориген несколько скис. Лайам надменно прищурился.
– Хочешь, чтобы твое погоняло звучало в моих концертах?
(Хочет ли вор приплюсовать свое имя к списку жертв заезжего декламатора?)
– Да не, брат, ты че? – вскинулся вор, устрашенный такой перспективой.
– Погоняло?
– Склизкий Цинна.
– Некто – Ренфорд, – смягчаясь, представился Лайам. Все равно его имя указано на афишке. – Каркнешь о моей баклаге Банкиру?
Помощь! Ему нужна помощь. Люди, которые прикроют его, когда он встретится с человеком от Катилины. Хорошо бы вообще повернуть дело так, чтобы кто-то пошел туда вместо него. «Если тебя узнали в такой темноте, то что будет днем? Когда солнце встанет, ни шарф, ни шляпа тебе не помогут».
– Ну?
– Что в баклаге-то, брат?
– Она слишком тесная. Пить могут двое – некто и принцепс.
Цинна покачал головой.
– Некто и принцепс? Не раньше чем декламаторов пригласят к королю.
То есть никогда.
– Банкир с чужаками не пьет.
Храпящий детина зашевелился. Фануил выгнул спину и зашипел. Лежащий затих. Цинна гулко сглотнул.
«Спасибо, малыш!»
– Каркни ему о моих концертах, и он согласится.
Требовать встречи с самим Банкиром, конечно же, непомерная наглость, однако лихость и самоуверенность в цене у воров.
– Каркни ему обо мне, Склизкий Цинна, не то…
Фануил вновь зашипел, и вор сдался.
– Дох, дох! Как скажешь, Ренфорд. Некто летит к Банкиру.
– Моменто?
– Дох, моменто! – Лайам кивнул.
– Заметано. Свети своего двойника.
Цинна потряс напарника за плечо. Тот застонал и с трудом поднялся на ноги, очумело крутя головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
«Их двое, мастер. Это не миротворцы – они не в форме и стараются держаться в тени».
Держаться сейчас в тени было несложно. Лавки уже закрылись, и мостовая освещалась лишь светом, льющимся из узеньких окон вторых этажей.
Лайам выругался.
«Ты уверен, что им нужен именно я?»
«Не вполне. Но они не хотят, чтобы ты их заметил».
Лайам снова выругался. Под ложечкой мерзко заныло. Боги, пусть это будут простые грабители! Ведь в кабаке кто-нибудь наверняка положил глаз на его одеяние и кошелек. «Пусть это будут всего лишь грабители!» Он нарочито замедлил шаги, затем свернул в первый попавшийся переулок и, стремглав по нему промчавшись, выскочил на соседнюю улицу. «Стой! Если это и вправду грабители, они наверняка связаны с гильдией, а там тебе могут помочь!» Лайам встал за углом, лихорадочно соображая.
Фануил сообщил, что преследователи ускорили шаг и сейчас пробираются по переулку.
«Прекрасно. Дашь мне знать, когда они подойдут».
Он отдал уродцу еще пару распоряжений и стал ждать, нервно поглаживая рукоятку кинжала.
«Мастер, они рядом!»
Лайам вступил в пятно света, падающего на мостовую из окна чьей-то спальни, и картинно взмахнул плащом. Две тени, уверенно движущиеся во тьме, застыли как вкопанные, у одного из преследователей вырвалось изумленное восклицание.
«Ну-ну…»
Сверху бесшумно спланировал Фануил. Уродец, не таясь, пересек световой поток и подлетел к хозяину.
Преследователи переглянулись. Тот, что шел первым, вновь открыл было рот, но сказать ничего не успел, ибо колени его подломились. Ражий детина мешком опустился на мостовую и захрапел. Лайам посмотрел на второго.
– Аве, брат! Потолкуем?
13
Ночной тать жалостно всхлипнул. Лайам поманил его пальцем.
– Подойди ближе, брат! Ты ведь певец?
Дракончик опустился на хозяйское плечо и трепыхнул крыльями. Тать вновь заскулил. Лайам повторил уже строже:
– Подойди ближе, тебе говорят! Ты певец?
Неудачливый грабитель боязливо перешагнул через храпящего напарника и промямлил:
– Д-дох… Некто поет.
– Некто тоже поет. Некто и сам декламатор.
Лайам широко улыбнулся. Он действительно был доволен. Ему без особой натуги удалось сообщить ночному охотнику за поживой, что перед ним стоит «декламатор», то есть такой же вор.
– Таких декламаторов тут что-то не слышно, – заявил вор. Он слегка поежился, словно испугавшись собственной храбрости, и добавил: – В нашей караде.
На тайном языке, известном лишь профессиональным преступникам Таралона, это означало, что в Лайаме сомневаются. Члены каждой карады, то есть отдельного воровского сообщества, даже такого огромного, как торквейское, обыкновенно знают друг друга – хотя бы в лицо. С самозванцами и чужаками, осмелившимися промышлять на чужой территории, воровской кодекс предписывает безжалостно расправляться.
– Некто не из торквейской карады. Некто здесь не шалит, некто чисто резвится.
Второй своей фразой Лайам давал понять, что он удалился от дел. Навсегда или только на время визита – неважно, главное подчеркнуть, что чужак в столице ведет себя тихо, не нарушая воровских законов. «О происшествии в бане им вовсе не обязательно знать».
– Некто хочет выпить с принцепсом карады Торквея. С Банкиром.
Вор удивленно дернулся и склонил голову, разглядывая незнакомца. Он был невысок и, похоже, горбат… или сильно сутулился – детали мешала рассмотреть темнота. Лайам выждал немного, потом повторил:
– Некто хочет пить с принцепсом. У него есть баклага.
Принцепс – глава преступной общины – в Торквее всегда прозывался Банкиром, какова ни была бы его прежняя кличка.
Вор негромко присвистнул, словно дивясь наглости чужака, впрочем, его новое восклицание показало, что это не так.
– Вот тебе на! Известная вывеска! С памфлетной танцульки! Эй, брат, некто твою вывеску знает!
– Откуда… – выдохнул было Лайам, но тут же осекся. «Откуда ему меня знать?» Ответ был очевиден, что подтвердила (хотя и с заминкой) мысленная расшифровка услышанного. «Вывеска» – это лицо, «танцулька» – виселица, но почему «памфлетная»? На память пришел Памфлетный бульвар, где толкутся ученики магов. Ведь это они размножают портреты разыскиваемых преступников, а столбы с перекладиной, к которой крепятся прокламации, и впрямь походят на виселицу! Лайам поморщился и мысленно еще раз проклял каменную уродку вкупе с ее остроумным нововведением.
– Дох, – сказал вор довольным и куда более самоуверенным тоном. – Некто засек твою вывеску с баклагой пса магнуса. Шахматы шуршат за тобой.
«Магнус» значит главный, «пес» – это сыщик. Главный сыщик в Торквее – Уорден, а «шахматы» – ее миротворцы, одетые в клетчатые туники.
Вор явно приободрился и обнаглел. «Надо его осадить». Лайам холодно усмехнулся.
– Мои трубы слышны и в белом, и в черном.
(Слава о нем идет громкая – как среди добропорядочных жителей королевства, так и в преступных кругах.) Он демонстративно покосился на Фануила.
– Моя вита – морте, мой модус – зеленый. (Он профессиональный убийца и работает с помощью магии.)
Абориген несколько скис. Лайам надменно прищурился.
– Хочешь, чтобы твое погоняло звучало в моих концертах?
(Хочет ли вор приплюсовать свое имя к списку жертв заезжего декламатора?)
– Да не, брат, ты че? – вскинулся вор, устрашенный такой перспективой.
– Погоняло?
– Склизкий Цинна.
– Некто – Ренфорд, – смягчаясь, представился Лайам. Все равно его имя указано на афишке. – Каркнешь о моей баклаге Банкиру?
Помощь! Ему нужна помощь. Люди, которые прикроют его, когда он встретится с человеком от Катилины. Хорошо бы вообще повернуть дело так, чтобы кто-то пошел туда вместо него. «Если тебя узнали в такой темноте, то что будет днем? Когда солнце встанет, ни шарф, ни шляпа тебе не помогут».
– Ну?
– Что в баклаге-то, брат?
– Она слишком тесная. Пить могут двое – некто и принцепс.
Цинна покачал головой.
– Некто и принцепс? Не раньше чем декламаторов пригласят к королю.
То есть никогда.
– Банкир с чужаками не пьет.
Храпящий детина зашевелился. Фануил выгнул спину и зашипел. Лежащий затих. Цинна гулко сглотнул.
«Спасибо, малыш!»
– Каркни ему о моих концертах, и он согласится.
Требовать встречи с самим Банкиром, конечно же, непомерная наглость, однако лихость и самоуверенность в цене у воров.
– Каркни ему обо мне, Склизкий Цинна, не то…
Фануил вновь зашипел, и вор сдался.
– Дох, дох! Как скажешь, Ренфорд. Некто летит к Банкиру.
– Моменто?
– Дох, моменто! – Лайам кивнул.
– Заметано. Свети своего двойника.
Цинна потряс напарника за плечо. Тот застонал и с трудом поднялся на ноги, очумело крутя головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76