Просто куда-нибудь подевалось бы, а они оказались в завтра. Он снова вздохнул и закинул ногу на подоконник.
– Пошли. Впереди у нас долгий день.
Фануил очутился на месте раньше. В ожидании своего господина он кружил над молом, докладывая о расположении прилегающих к нему улиц и подыскивая укромные уголки. Когда Лайам решил, что полученной информации ему хватит, он велел уродцу лететь к Лестнице.
«Запомни – белое перо, миротворцы».
«Хорошо-хорошо».
Беллоу-сити просыпался раньше Торквея. Улицы постепенно заполнялись людьми. Кое-где мелькали фонарики и факелы, но основная масса рабочих текла в темноте: маршрут был известен, да и небо быстро светлело. У пекарен стояли очереди, бурчащий живот подбивал беглеца свернуть к ним, но он упрямо шагал дальше. «Позже! – говорил он себе. – Позже. После встречи с посланцем принца казны».
Голова мерзла, обритая кожа чесалась, однако Лайам упрямо нес шляпу в руке. Так делали многие моряки, щеголяя татуировкой макушек, и он целиком положился на свою маскировку. «До тех пор пока ты не узнаешь намерений Каталины, она сгодится. А потом нахлобучивай на себя хоть шляпу, хоть капюшон, хоть женский капор. Это уже не будет иметь значения».
Небо меняло цвет. На востоке, над морем, оно уже сделалось серым. Лестница поднималась в Торквей – Лайам издали видел плосковерхий гигантский гриб, медленно вырастающий над водопадом, и молился богине удачи, чтобы обратный рейс этой громадины принес вниз человека с белым пером.
К молу, разделявшему внешнюю и внутреннюю гавани, сходились шесть улиц, образуя широкую круглую площадь, посреди которой красовался фонтан. Волнолом из огромных камней казался дорогой, проложенной посреди леса мачт. В целом это была ловушка. Лайам понял, что выбрал не самое удачное место для секретного разговора.
Он расположился у входа в небольшой переулок, откуда были видны и площадь и три улицы, идущие с запада, – те, по которым сюда хлынет сошедший с платформы народ. Как только дракончик доложит, что за шляпой с белым пером нет слежки, Лайам перехватит посланца и уведет прочь. «Все просто, – думал он. – Все очень просто. При условии, что посланец придет».
Поплотнее закутавшись в стеганую дешевую куртку, он отмахнулся от мрачных раздумий и приготовился ждать.
На площади сгрудились люди – докеры, грузчики, чернорабочие. Они кружили вокруг фонтана, переговариваясь и пританцовывая от утреннего холодка. В толпе сновали пирожники и огольцы с подносами, на которых красовались горячие булки, тут же ошивался сказитель в пестром плаще, но ни едой, ни байками никто не интересовался. Какой-то смельчак вскарабкался на огромную статую в центре фонтана, изображавшую моряка, взиравшего на море. Храбрец уселся на каменное плечо и завертел головой. Он, казалось, особенно интересовался переулком, где прятался Лайам, и пару раз посмотрел на него прямо в упор. Лайам уже стал беспокоиться, не тайный ли это агент, раскусивший его маскировку.
«На таком расстоянии? Брось». Тем не менее он всякий раз напрягался, когда тот смотрел в его сторону. «Не сменить ли укрытие? Нет, не стоит. Никому до тебя дела нет!» Скрестив на груди руки, Лайам прислонился к стене с самоуверенным и даже вызывающим видом.
«Мастер, Лестница пошла вниз».
И тут человек, устроившийся на плече каменной статуи, вскинул руку, указывая на Лайама.
– Вон он! – выкрикнул человек, и все обернулись.
Лайам ахнул, собираясь бежать, – но тут мимо него прошагал пожилой клерк в грязно-белой одежде, держащий под мышкой кипу бумаг. Клерк вышел на площадь, его тотчас окружила толпа.
– А вон и другие! – заорал наблюдатель и спрыгнул со своего насеста.
За спиной Лайама захлопали двери, на площадь хлынули клерки. Они здоровались и перешучивались, бесцеремонно проталкиваясь к фонтану. Рассредоточившись, клерки принялись отбирать людей для работ.
– Десяток малых поздоровее на погрузку телег с последующим сопровождением их по Хлебному тракту!
– Семеро на Гнилой причал. Стеклянный товар с «Дордрехтского принца»! Пьяных и калек не берем!
– Доставка бочек с водой на шесть каравелл! Нужен десяток дюжих гребцов. Тем, кто поможет наполнить бочки, – барон сверху!
– Переноска мешков в хранилища Годдарда! Оплата почасовая!
Клерки работали споро. Сколотив очередную команду, они назначали в ней старшего, давали ему записку к приказчику и поворачивались к другим ожидающим. Толпа на площади постепенно редела.
Сцена, обычная для любого порта. Лайам не раз наблюдал такое и в Саузварке, и в доброй дюжине других городов, но каждый раз это зрелище задевало его. Бравада, скрывающая отчаяние, и растерянная суетливость отвергнутых резко контрастировали с уверенным спокойствием поденщиков-профессионалов, либо прекрасно владеющих ремеслом, либо имеющих связи. Многие избранные в открытую насмехались над неудачниками, раболепно заглядывающими в глаза равнодушных клерков, те же вели себя так, словно имели дело с бессловесным скотом.
Солнце уже встало, площадь покидали последние группки рабочих. Фануил доложил, что Лестница приближается.
«Мастер, она сядет через четверть часа».
«Прекрасно, малыш».
Бедолаги, оставшиеся не у дел, большей частью пьяные или увечные, тоже поползли восвояси. Клерки, переговариваясь и посмеиваясь, потянулись в свои конторы. Какой-то шутник, проходя мимо Лайама, подмигнул приятелям и кивнул.
– А ты чего ждешь, морячок? Тебе надо на ту сторону, на суда набирают там!
Его коллеги расхохотались. Лайам вымученно усмехнулся в ответ. Сердце его отчаянно заколотилось. «Но все-таки маскировка работает, – подумалось вдруг ему. – Работает, тьма вас всех побери!»
Площадь практически опустела. По ней слонялись только пирожники, мальчишки с булками и одинокий сказитель. Все они приставали к прохожим, и нередко не без успеха. Начинался день, народу вокруг ощутимо прибавилось, купцы торопились на склады, капитаны – на корабли. Даже сказителю повезло: он завладел вниманием троих важных господ в атласных камзолах. Лайам напряг слух, но рассказ велся вполголоса и ничего расслышать не удалось.
– Эй, каботажник, есть хочешь?
Лайам, очнувшись, взглянул на девчонку с корзинкой. Та съежилась, готовясь удрать. В животе у него забурчало.
– Хочу, – улыбнулся он. – А с чем у тебя пирожки? Только я мореход, а не каботажник.
– С чем – не знаю, милорд-каботажник, но никто пока что не помер!
Лайам закатил глаза к небу, вынул из кошелька медяк и выхватил наугад пирожок из корзинки. Тот был невелик, но, когда Лайам его разломил, пыхнул горячим паром. Мясом начинка не пахла, однако на масло пирожник не поскупился. Лайам проглотил пирожок в мгновение ока и призадумался, не взять ли еще.
«Мастер, Лестница опустилась».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Пошли. Впереди у нас долгий день.
Фануил очутился на месте раньше. В ожидании своего господина он кружил над молом, докладывая о расположении прилегающих к нему улиц и подыскивая укромные уголки. Когда Лайам решил, что полученной информации ему хватит, он велел уродцу лететь к Лестнице.
«Запомни – белое перо, миротворцы».
«Хорошо-хорошо».
Беллоу-сити просыпался раньше Торквея. Улицы постепенно заполнялись людьми. Кое-где мелькали фонарики и факелы, но основная масса рабочих текла в темноте: маршрут был известен, да и небо быстро светлело. У пекарен стояли очереди, бурчащий живот подбивал беглеца свернуть к ним, но он упрямо шагал дальше. «Позже! – говорил он себе. – Позже. После встречи с посланцем принца казны».
Голова мерзла, обритая кожа чесалась, однако Лайам упрямо нес шляпу в руке. Так делали многие моряки, щеголяя татуировкой макушек, и он целиком положился на свою маскировку. «До тех пор пока ты не узнаешь намерений Каталины, она сгодится. А потом нахлобучивай на себя хоть шляпу, хоть капюшон, хоть женский капор. Это уже не будет иметь значения».
Небо меняло цвет. На востоке, над морем, оно уже сделалось серым. Лестница поднималась в Торквей – Лайам издали видел плосковерхий гигантский гриб, медленно вырастающий над водопадом, и молился богине удачи, чтобы обратный рейс этой громадины принес вниз человека с белым пером.
К молу, разделявшему внешнюю и внутреннюю гавани, сходились шесть улиц, образуя широкую круглую площадь, посреди которой красовался фонтан. Волнолом из огромных камней казался дорогой, проложенной посреди леса мачт. В целом это была ловушка. Лайам понял, что выбрал не самое удачное место для секретного разговора.
Он расположился у входа в небольшой переулок, откуда были видны и площадь и три улицы, идущие с запада, – те, по которым сюда хлынет сошедший с платформы народ. Как только дракончик доложит, что за шляпой с белым пером нет слежки, Лайам перехватит посланца и уведет прочь. «Все просто, – думал он. – Все очень просто. При условии, что посланец придет».
Поплотнее закутавшись в стеганую дешевую куртку, он отмахнулся от мрачных раздумий и приготовился ждать.
На площади сгрудились люди – докеры, грузчики, чернорабочие. Они кружили вокруг фонтана, переговариваясь и пританцовывая от утреннего холодка. В толпе сновали пирожники и огольцы с подносами, на которых красовались горячие булки, тут же ошивался сказитель в пестром плаще, но ни едой, ни байками никто не интересовался. Какой-то смельчак вскарабкался на огромную статую в центре фонтана, изображавшую моряка, взиравшего на море. Храбрец уселся на каменное плечо и завертел головой. Он, казалось, особенно интересовался переулком, где прятался Лайам, и пару раз посмотрел на него прямо в упор. Лайам уже стал беспокоиться, не тайный ли это агент, раскусивший его маскировку.
«На таком расстоянии? Брось». Тем не менее он всякий раз напрягался, когда тот смотрел в его сторону. «Не сменить ли укрытие? Нет, не стоит. Никому до тебя дела нет!» Скрестив на груди руки, Лайам прислонился к стене с самоуверенным и даже вызывающим видом.
«Мастер, Лестница пошла вниз».
И тут человек, устроившийся на плече каменной статуи, вскинул руку, указывая на Лайама.
– Вон он! – выкрикнул человек, и все обернулись.
Лайам ахнул, собираясь бежать, – но тут мимо него прошагал пожилой клерк в грязно-белой одежде, держащий под мышкой кипу бумаг. Клерк вышел на площадь, его тотчас окружила толпа.
– А вон и другие! – заорал наблюдатель и спрыгнул со своего насеста.
За спиной Лайама захлопали двери, на площадь хлынули клерки. Они здоровались и перешучивались, бесцеремонно проталкиваясь к фонтану. Рассредоточившись, клерки принялись отбирать людей для работ.
– Десяток малых поздоровее на погрузку телег с последующим сопровождением их по Хлебному тракту!
– Семеро на Гнилой причал. Стеклянный товар с «Дордрехтского принца»! Пьяных и калек не берем!
– Доставка бочек с водой на шесть каравелл! Нужен десяток дюжих гребцов. Тем, кто поможет наполнить бочки, – барон сверху!
– Переноска мешков в хранилища Годдарда! Оплата почасовая!
Клерки работали споро. Сколотив очередную команду, они назначали в ней старшего, давали ему записку к приказчику и поворачивались к другим ожидающим. Толпа на площади постепенно редела.
Сцена, обычная для любого порта. Лайам не раз наблюдал такое и в Саузварке, и в доброй дюжине других городов, но каждый раз это зрелище задевало его. Бравада, скрывающая отчаяние, и растерянная суетливость отвергнутых резко контрастировали с уверенным спокойствием поденщиков-профессионалов, либо прекрасно владеющих ремеслом, либо имеющих связи. Многие избранные в открытую насмехались над неудачниками, раболепно заглядывающими в глаза равнодушных клерков, те же вели себя так, словно имели дело с бессловесным скотом.
Солнце уже встало, площадь покидали последние группки рабочих. Фануил доложил, что Лестница приближается.
«Мастер, она сядет через четверть часа».
«Прекрасно, малыш».
Бедолаги, оставшиеся не у дел, большей частью пьяные или увечные, тоже поползли восвояси. Клерки, переговариваясь и посмеиваясь, потянулись в свои конторы. Какой-то шутник, проходя мимо Лайама, подмигнул приятелям и кивнул.
– А ты чего ждешь, морячок? Тебе надо на ту сторону, на суда набирают там!
Его коллеги расхохотались. Лайам вымученно усмехнулся в ответ. Сердце его отчаянно заколотилось. «Но все-таки маскировка работает, – подумалось вдруг ему. – Работает, тьма вас всех побери!»
Площадь практически опустела. По ней слонялись только пирожники, мальчишки с булками и одинокий сказитель. Все они приставали к прохожим, и нередко не без успеха. Начинался день, народу вокруг ощутимо прибавилось, купцы торопились на склады, капитаны – на корабли. Даже сказителю повезло: он завладел вниманием троих важных господ в атласных камзолах. Лайам напряг слух, но рассказ велся вполголоса и ничего расслышать не удалось.
– Эй, каботажник, есть хочешь?
Лайам, очнувшись, взглянул на девчонку с корзинкой. Та съежилась, готовясь удрать. В животе у него забурчало.
– Хочу, – улыбнулся он. – А с чем у тебя пирожки? Только я мореход, а не каботажник.
– С чем – не знаю, милорд-каботажник, но никто пока что не помер!
Лайам закатил глаза к небу, вынул из кошелька медяк и выхватил наугад пирожок из корзинки. Тот был невелик, но, когда Лайам его разломил, пыхнул горячим паром. Мясом начинка не пахла, однако на масло пирожник не поскупился. Лайам проглотил пирожок в мгновение ока и призадумался, не взять ли еще.
«Мастер, Лестница опустилась».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76