Жосс замолчал. А вдруг грамотей порет всякую чушь? Вдруг он решил поиздеваться над ним? Жосс не мог проверить, правда ли то, что он там рассказывал про какой-то «canonis», и Декамбре мог запросто посмеяться над ним. Будучи осторожным, как всякий моряк, он всмотрелся в лицо старого эрудита, но не увидел там и тени насмешки.
– А вы, часом, не пытаетесь мне мозги запудрить?
– Зачем?
– Да чтобы выглядеть умником, а меня выставить дураком. Вы хитрец, а я простак, вы образованный, я неуч, вы знаток, а я невежда. Вам нравятся такие игры, да только посмотрел бы я на вас в открытом море без спасжилета.
– Вы чересчур вспыльчивы, Ле Герн.
– Это правда, – согласился Жосс.
– Думаю, многим довелось отведать вашего кулака на этой земле.
– И на море тоже.
– Я и не думал играть в умника и простака, зачем мне это?
– Чтобы возвыситься.
Декамбре улыбнулся и пожал плечами.
– Я могу продолжать? – сказал он.
– Как хотите. Хотя какого черта мне в ваших объяснениях? Я три месяца читал типа, который переписывал Библию. Он платил, я читал. Мне-то что?
– Вы имеете моральное право на эти послания. Если завтра я пойду в полицию, то хочу, чтобы вы знали об этом. А еще я хочу, чтобы вы пошли со мной.
Жосс залпом осушил рюмку.
– В полицию? Да вы совсем рехнулись, Декамбре! При чем здесь полиция? Тут же не боевая тревога.
– Откуда вы знаете?
Жосс сдержал слова, уже готовые сорваться с губ, сдержал из-за комнаты. Комнату надо сохранить.
– Послушайте меня хорошенько, Декамбре, – заговорил он, взяв себя в руки, – по-вашему, мы имеем дело с парнем, который развлекается, переписывая старые книжки про чуму. Он псих и больше никто, маньяк. Если звать полицию всякий раз, как какому-то придурку вздумается открыть рот, у нас и на выпивку времени не останется.
– Во-первых, – сказал Декамбре, отпив полрюмки, – он не просто переписывает, он заставляет вас читать это вслух. Таким образом, он анонимно высказывается на площади. Во-вторых, он не стоит на месте. Он пока только в начале этих текстов. Он еще не дошел до мест, где есть слова «чума», или «болезнь», или «смертность». Он пока в самом начале, но он двигается вперед. Вы понимаете, Ле Герн? Он идет вперед. Вот что страшно. Он двигается . Но куда?
– К концу текста, куда же еще. По-моему, тут все ясно. Никто еще не начинал книгу с конца.
– Не книгу, а книги. А вам известно, что будет в конце?
– Я этих книжонок не читал!
– Десятки миллионов мертвецов. Вот что в конце.
– Вы воображаете, что этот псих убьет половину Франции?
– Я этого не сказал. Я сказал, что он двигается к смертельной развязке, он ползет к ней. И читает он нам вовсе не сказки «Тысячи и одной ночи».
– Идет вперед, это вы так говорите. А по мне, так он просто топчется на месте. Уже месяц, как он талдычит свои истории про разных тварей, то так закрутит, то этак завертит. По-вашему, это называется идти вперед?
– Я в этом уверен. Помните другие записки без начала и конца, в которых рассказывается о жизни какого-то мужчины?
– Конечно помню. Но это совсем другое. История про мужика, который ест, спит, трахает, а больше и сказать-то нечего.
– Его имя Самуэль Пепис.
– Не знаю такого.
– Тогда позвольте представить – он англичанин, мещанин во дворянстве, в семнадцатом веке живший в Лондоне. Кстати сказать, он служил в военно-морском ведомстве.
– Небось толстозадый портовый начальник?
– Не совсем так, но это не важно. А важно то, что Пепис девять лет вел дневник, с 1660-го по 1669 год. Тот год, который выбрал наш псих для своих записок, был годом великой чумы в Лондоне, 1665 год, семьдесят тысяч трупов. Вам ясно? День за днем странные послания приближаются к тому часу, когда разразится беда. Она уже совсем близко. Именно это я имел в виду, когда сказал, что он двигается вперед.
Жосс только теперь заволновался. Уж больно было похоже на правду то, что рассказывал грамотей. А значит, надо предупредить полицию.
– Легавые нас засмеют, когда мы расскажем про психа, который заставляет нас читать дневник трехсотлетней давности. Нас самих арестуют, это как пить дать.
– Мы не расскажем им об этом. Мы просто скажем, что какому-то сумасшедшему нравится кричать о смерти перед толпой народа. А дальше пусть сами допытываются. Моя совесть будет чиста.
– Они все равно будут потешаться.
– Конечно. И именно поэтому мы не пойдем к первому попавшемуся полицейскому. Я знаю одного такого, который смеется совсем не так, как другие, и совсем не над тем, над чем смеются другие. К нему мы и отправимся.
– Это вы к нему отправитесь, если вам охота. А меня там вряд ли примут с распростертыми объятиями. Я, Декамбре, знаете ли, не без греха.
– Я тоже.
Жосс молча уставился на Декамбре. Ну и дела! Браво, аристократ. Браво. Старый грамотей не только как ни в чем не бывало оказался бретонцем с северного побережья, но и побывал за решеткой. Вот откуда его вымышленное имя!
– Сколько месяцев? – сдержанно спросил Жосс, согласно морскому кодексу вежливости не спрашивая о причине.
– Шесть, – ответил Декамбре.
– А я девять, – сказал Жосс.
– Освобождены?
– Да.
– Я тоже.
Итак, счет был равный. После этих слов оба посерьезнели и некоторое время сидели молча.
– Ну что ж, прекрасно, – нарушил молчание Декамбре. – Так вы идете со мной?
Жосс поморщился, он все еще не был до конца убежден.
– Это всего лишь слова. Просто слова . От них еще никто не умер. А то бы всем было известно.
– Но это известно, Ле Герн. И вы не правы, слова всегда убивали.
– Когда это было?
– Это началось, когда кто-то впервые крикнул «Смерть ему!», а толпа подхватила. Так было всегда.
– Хорошо, – сдался Жосс. – А если мне запретят работать?
– Помилуйте, Ле Герн, вы что, боитесь полиции?
Жосс подскочил как ужаленный:
– Нет, и учтите, Декамбре, мы, Ле Герны, может, и неотесанные чурбаны, но полиции мы никогда не боялись!
– Вот и отлично.
XII
– К какому полицейскому мы идем? – спросил Жосс, в десять утра поднимаясь по бульвару Араго.
– С этим человеком мне дважды доводилось встречаться в связи с моим…
– Делом, – договорил Жосс.
– Да.
– За два раза человека не узнаешь.
– Зато первое впечатление получить можно, а оно было хорошим. Вначале я его принял за обвиняемого, а это хороший знак. Он уделит нам пять минут. В худшем случае он отправит отчет о нашем визите в текущие дела и забудет о нем. В лучшем случае он заинтересуется и расспросит нас о деталях.
– К тому прилагающихся.
– Вот именно.
– Чем это может его заинтересовать?
– Ему нравятся всякие странные и незначительные дела. По крайней мере, в этом его упрекал начальник, когда я впервые с ним встретился.
– Так он мелкая сошка?
– А вас это не устраивает, капитан?
– Я вам уже сказал, Декамбре, мне плевать на эту историю.
– Он не мелкая сошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73