Старуха подняла стакан и чокнулась с Арно. Они молча выпили, не размыкая рук.
– Довольно вздор молоть, – сказала Мане. – Ты хорошо подготовился? Код знаешь? Этаж тоже? Сколько их там?
– Он живет один.
– Пойдем, возьмешь их, тебе надо спешить. Я их двое суток морила голодом, набросятся на него, как бешеные псы. Надень перчатки.
Вслед за Мане Арно стал подниматься по ветхой лесенке, ведущей на чердак.
– Не сверни себе шею, Мане.
– Не беспокойся. Я тут дважды в день карабкаюсь.
Мане легко взобралась на чердак, откуда доносился пронзительный писк.
– Тихо, малыши, – приказала она. – Посвети мне, Арно, вот на эту слева.
Арно направил свет лампы на просторную клетку, где копошилось штук двадцать крыс.
– Глянь на эту в углу, она скоро сдохнет. Уже завтра у меня будут новые.
– Они точно заражены?
– Заражены до мозга костей. Ты что, мне не веришь? И это в знаменательный вечер?
– Конечно верю. Но лучше положи мне десять вместо пяти. Так будет надежней.
– Могу положить пятнадцать, если хочешь. Чтобы ты не беспокоился.
Старуха подняла с пола тряпичный мешок, валявшийся у клетки.
– Позавчера умерла от чумы, – сказала она, помахивая им у Арно перед носом. – Сейчас соберем у нее блох и в путь. Посвети-ка мне.
Арно наблюдал, как Мане управляется с дохлой крысой.
– Осторожней! Вдруг они тебя укусят?
– Ничего я не боюсь, понятно тебе? – проворчала Мане. – Я с головы до ног в масле. Ты доволен?
Через десять минут она бросила крысу в помойку и протянула Арно большой конверт.
– Двадцать две блохи, – сказала она, – теперь у тебя целый запас.
Он осторожно сунул конверт во внутренний карман куртки.
– Я пошел, Мане.
– Открывай его быстро, одним махом, и суй под дверь. Открывай, не бойся, ты – хозяин.
Старуха на мгновение прижала его к себе.
– Довольно вздора, – сказала она. – Теперь твой выход, храни тебя Господь, и держись подальше от полицейских.
XV
Адамберг появился на работе в девять утра. В субботу здесь было тихо, народу мало, никто не сверлил стены. Данглара не было, он наверняка пожинал плоды вчерашнего омолаживания в «Викинге». А у него от прошедших суток осталось только то особенное ощущение после ночи, проведенной с Камиллой, некая истома в мышцах ног и спины, которую он будет чувствовать часов до двух, словно приглушенное эхо, звучащее в теле, а потом это пройдет.
Все утро он снова обзванивал полицейские участки. Никаких происшествий, ни одной подозрительной смерти в домах, помеченных четверкой. Зато появились три новых жалобы о порче имущества в Первом, Шестнадцатом и Семнадцатом округах. Снова те же четверки и та же надпись «СТ». Напоследок он позвонил Брею в Судебную полицию.
Брей был дружелюбным человеком со сложным характером. Ироничный эстет и талантливый кулинар – качества, которые не позволяли ему судить о людях сгоряча. На набережной Орфевр, где назначение Адамберга главой отдела по расследованию убийств многих удивило, поскольку всем была известна его медлительность, небрежность в одежде и загадочные успехи в раскрытии преступлений, Брей был одним из тех редких людей, которые принимали Адамберга таким, какой он есть, не пытаясь его переделать. Такая терпимость была тем более ценна, что Брей пользовался влиянием в префектуре.
– Если в этих домах что-нибудь случится, – закончил Адамберг, – будь добр, дай мне знать. Я уже давно за ними слежу.
– То есть передать дело тебе?
– Да.
– Ладно, обещаю, – сказал Брей. – Хотя на твоем месте я бы не беспокоился. Такие парни, как твой воскресный художник, обычно простые бездарности.
– И все-таки я беспокоюсь. И слежу за ним.
– У вас уже решетки поставили?
– Два окна осталось.
– Приходи как-нибудь поужинать. Я приготовлю суфле из спаржи с кервелем. Даже ты удивишься.
Адамберг, улыбаясь, повесил трубку и, сунув руки в карманы, пошел обедать. Часа три он бродил под хмурым сентябрьским небом и снова появился в уголовном розыске уже далеко за полдень.
При его появлении незнакомый полицейский встал по стойке «смирно».
– Бригадир Ламарр, – тут же отрапортовал он, застегивая пуговицы на куртке и уставившись глазами в стену. – В тринадцать часов сорок одну минуту вам звонили. Звонивший назвался Эрве Декамбре и хотел, чтобы вы перезвонили ему по указанному номеру, – закончил он, протягивая записку.
Адамберг оглядел Ламарра, стараясь поймать его взгляд. У того оторвалась пуговица и упала на пол, но он продолжал стоять, вытянув руки по швам. Своим высоким ростом, светлыми волосами и голубыми глазами он напоминал хозяина «Викинга».
– Вы нормандец, Ламарр? – спросил Адамберг.
– Так точно, комиссар. Родился в Гранвиле.
– Вас прислали из жандармерии?
– Так точно, комиссар. Я участвовал в конкурсе, чтобы меня перевели в столицу.
– Можете поднять свою пуговицу, бригадир, – сказал Адамберг, – и можете сесть.
Ламарр повиновался.
– И вы можете посмотреть на меня. Постарайтесь смотреть мне в глаза.
На лице бригадира отразилось легкое замешательство, он упорно продолжал смотреть в стену.
– Это в интересах работы, – пояснил Адамберг. – Сделайте над собой усилие.
Бригадир стал медленно поворачивать лицо.
– Достаточно, – остановил Адамберг. – Больше не нужно. Смотрите в глаза. Здесь, бригадир, вы среди полицейских. В отделе расследования убийств требуется такт, человеческое отношение и естественность, как нигде в другом месте. Вам предстоит выслеживать, втираться в доверие, подстерегать, идти по пятам, оставаясь в тени, выспрашивать, верить на слово, а также утирать слезы. Такого, как вы, заметишь за сотню лье, и вы тверды и несгибаемы, точно бык. Вам надо учиться расслабляться, хотя так скоро этому не научишься. Первое правило – смотрите на других людей.
– Хорошо, комиссар.
– И смотрите им в глаза, а не в лоб.
– Да, комиссар.
Адамберг открыл блокнот и тут же записал: «Викинг, пуговица, взгляд в стену – Ламарр».
Декамбре снял трубку после первого же звонка.
– Я счел нужным предупредить вас, комиссар, что наш знакомый перешел черту.
– То есть?
– Лучше я вам прочту сегодняшние «странные» записки, утреннюю и дневную. Вы слушаете?
– Да.
– Первая – продолжение дневника того англичанина.
– Сеписа.
– Пеписа, комиссар. Сегодня, сам того не желая, я увидел два или три дома с красным крестом на дверях и надписью «Сжалься над нами, Боже». Грустное зрелище, и если память не изменяет мне, такое я вижу впервые.
– Дело неладно.
– Это мягко сказано. Красным крестом помечали дома, зараженные чумой, чтобы прохожие обходили их стороной. Значит, Пепис только что увидел первых больных. На самом деле болезнь возникла в предместьях уже давно, но Пепис жил в богатом квартале и ничего об этом не знал.
– А вторая записка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73